8 февраля закончился показ «Нового Папы» Паоло Соррентино. Певец великой красоты вечного города Рима снял одну из своих лучших работ, которая доставит чистое наслаждение всем поклонникам режиссера. «Новый Папа» не уступает «Молодому», но стал еще более раскованным. Это по-прежнему сложное, наполненное цитатами и парадоксами произведение искусства, которое играет на ожиданиях зрителя, обманывает и провоцирует. Об этих девяти часах дистиллированного киносчастья подробно рассказываем в следующем материале.
«НОВЫЙ ПАПА»
Оригинальное название: The New Pope;
Год выпуска: 2019;
Страна: Италия; Испания; Франция;
Режиссер: Паоло Соррентино;
Сценарий: Паоло Соррентино; Умберто Контарелло;
Жанр: драма; трагикомедия;
Актеры: Джон Малкович, Джуд Лоу, Хавьер Камара, Сесиль Де Франс, Сильвио Орландо, Людивин Санье, Мэрилин Мэнсон, Шэрон Стоун, Юлия Снигирь;
Продолжительность: 480 минут.
Синопсис:
Ленни Белардо (Пий XIII) уже полгода лежит в коме. Ватикан погряз в склоках, интригах и ищет нового руководителя. Кто им станет и каким будет его папство?
«Новый Папа» — очередная значительная страница в киновселенной Соррентино, который обычно посвящает свои фильмы замкнутым закрытым пространствам, куда пускают только немногих. Это может быть мир искусства и интеллектуалов («Великая красота» (2013), «Молодость» (2015) ), может быть мир большой политики («Изумительный» (2008), «Лоро» (2018) ), а может и мир Ватикана, самого загадочного государства планеты («Молодой» (2016) и «Новый Папа» (2020) ). Неизменным почти всегда, за редкими исключениями, остается одно: декорациями и местом действия выступает Рим. Сюжеты Соррентино разворачиваются на фоне барочных дворцов и роскошных садов, персонажей окружают произведения искусства, мир тонет в своей ранящей красоте, которая обостряется эстетизацией кадра. Фирменной подписью режиссера давно стал образ бассейна: бассейны появляются почти во всех его фильмах. Какую смысловую нагрузку они несут, киноведам еще предстоит разобраться впоследствии.
«Молодой» и «Новый Папа» — две части сложного целого, распавшийся на полюса диптих, который рассматривать следует в совокупности, а не по отдельности. По признанию режиссера, скоро он станет триптихом. Но пока придется говорить о том, что есть.
Пространство «Пап» — это мир чистого постмодернизма, новое лицо которого Соррентино в своем кино и изобретает. Суть метода режиссера – быть одновременно со всеми и против всех, вызывать на одном материале различные трактовки у представителей разных взглядов. Игра противоположностей, их слияние – главный двигатель его творчества и смысловое наполнение его ватиканской дилогии. На каждое утверждение в пространстве этого двухчастного произведения есть противоположное, противоречащее ему. Даже первая и вторая части сериала отражаются друг в друге, словно в зеркале, как герои Лоу и Малковича.
Интеллектуальная игра, которую ведет Соррентино со зрителем, основана на постоянном сохранении неясности и двусмысленности: о его позиции и взглядах можно только догадываться, но все ключи приведут в итоге в тупик. Логика Соррентино примерно такова: «Думаете я «свой»? Получите!». Поэтому некомфортно от сериала будет всем, и для человека любых взглядов найдется момент, который ударит в него. Режиссер жонглирует дискурсами, ловко подменяя один на другой и доказывая их взаимозаменяемость.
Слияние противоположностей здесь царит во всем. Герои Соррентино сыпят цитатами из Бродского и одеваются под клубняк «I’m sexy and I know it». Вера и святотатство постоянно балансируют на тонкой грани, а полупародийность соседствует с крайней философичностью, исследованием таких метафизических концептов, как молчание Бога или заброшенность человека в его земное существование. В конце конце, метафизика Соррентино находит конечное воплощение во фразе, которую можно назвать одной из ключевых: «Слишком легко примириться с Богом, когда светит солнце, Его следует отыскать в холоде и темноте ночи».
Здесь во всем — зашифрованные цитаты и намеки. Камера разглядывает Сикстинскую капеллу или «Пьету» Микеланджело, а потом воспроизводит их же в различных мизансценах. Даже вступительные титры первой части дилогии, «Молодого Папы», скрывают в себе краткую историю христианства, от его зарождения до его же кризиса, выраженную в произведениях искусства от картины «Поклонение волхвов» Геррита ван Хонтхорста (1620) до инсталляции Маурицио Каттелана «Девятый час» (1999).
Еще более интересна кинематографическая сеть аллюзий. Соррентино выстраивает свой стиль на плечах режиссеров-предшественников и отдает им незаметные почести. После «Великой красоты» многие объявили его преемником Феллини. Однако два важных актера из «Молодого» и «Нового Пап» связывают Соррентино с творчеством еще двух режиссеров, на этот раз постмодернистского поколения. Первая из них — Дайан Китон (она появляется только в «Молодом Папе»), пришедшая сюда из классических лент Вуди Аллена в образе сестры Марии и носящая футболку с иронической надписью: «Я девственница, но это старая футболка». От Аллена Соррентино забирает комедийную интеллектуальность и интерес к элитарности, но поворачивает их в другое русло. Второй актер, выполняющий роль своеобразного интертекста, — испанец Хавьер Камара, играющий кардинала-гея Бернардо Гутьерреса. Камара известен широкому зрителю, прежде всего, как актер Альмодовара, а ни «Молодого», ни «Нового Пап» не было бы без раннего фильма последнего «Entre tinieblas» (1983), где действие происходит в монастыре, обитатели которого изобретают новое понимание христианства.
В центр «Молодого Папы», первой часть ватиканской дилогии Соррентино, помещена сложная фигура некого Ленни Белардо, волею судьбы вознесенного на папский престол, обреченного быть избранным (а в избранности всегда есть толика проклятия). Брошенный родителями, которых он так и не cможет отыскать, обреченный не стать ни мужем, ни отцом и в тайне тоскующий о семье, Ленни проходит по жизни глыбой, недоступной для понимания большинству окружающих. В критике образ Ленни получил диаметрально противоположные оценки, от святого до Антихриста. Интересно, что в «Новом Папе» Соррентино развивает оба эти утверждения одновременно, сдавая все карты на руки как одним, так и другим. Например, в седьмой серии «Нового Папы» герой Лоу даже выйдет из моря. А кто там выходил из моря у Иоанна Богослова?
«Молодой Папа» — парабола пути сильной личности от крайнего эгоцентризма до приятия Других, от проповеди авторитарного фанатика в конце второй серии к проповеди Улыбки и готовности объять весь мир в финале. И эта основная тема первой части диптиха постоянно подчеркивается композиционно. Если начало сконцетрировано исключительно на Ленни, вздорном нарциссе, который не желает видеть никого, кроме себя, то финал растворен во многих людях, каждый из которых обретает свою значимость. И крах Ленни на площади Святого Марка венчает это полотно.
«Новый Папа» — в каком-то смысле прямая противоположность «Молодому Папе». Обе эти части взаимодействуют друг с другом как тезис и антитезис. Однако оба начала необходимы друг другу, чтобы родить третье, полноценное и очищенное от крайностей и противоречий. Искусствоведческие титры из «Молодого Папы» в «Новом» сменяет бойкая дискотека монахинь под вспышки неонового креста в венецианском госпитале. Уже это напоминает: здесь все будет иначе.
Если конец «Молодого Папы» приводит нас к мысли, что первоначальный авторитарный и эгоцентрический образ мысли Ленни — зло и крайность, то первая серия «Нового Папы» создает крайность противоположную в лице Франциска II. В реальном Ватикане здесь увидели злую насмешку над нынешнем понтификом и не случайно запустили проект «Два Папы», который должен был показать подлинное лицо Франциска. Незаслуженная ли это сатира или Соррентино снова всех запутывает, этот вопрос оставим на его совести. Для нас важным оказывается то, что после осознания двух крайностей выбор Ватикана падает на английского аристократа Джона Брэнокса, сторонника «срединного пути». Это «хрупкий, тонкий человек, как красивая фарфоровая фигурка», много рассуждающий о любви и признающийся, что его заставляет плакать «безграничное несовершенство мира». Именно ему суждено взойти на престол под именем Иоанна Павла III, чтобы в начале девятой серии произнести одну из лучших речей сериала. Уже ради нее одной и стоило снять «Нового Папу».
«Безграничное несовершенство мира» становится одним из стержневых смысловых мотивов «Нового Папы». Он достигает своей кульминации в одной из самых впечатляющих сцен второй части, когда героиня Людивин Санье исполняет стриптиз перед пораженными физическими уродствами мужчинами, которые съехались на виллу богатой женщины со своей Италии. Мир таков, он порождает заведомо несчастных существ, а почему он таков и с какой целью — этого мы никогда не поймем.
Атмосфера «Нового Папы» сама подобна герою Джона Малковича, она будто определяется им и мимикрирует. Здесь все изящно, все утонченно. Словно пальцами перебирают струны арфы. Это одна из самых тонких и хрупких работ в фильмографии Соррентино. И, конечно, по сравнению с «Молодым Папой» она куда более человечна, эмоциональна и тепла. И это прекрасно, когда вместо силы приходит изящество, играющее исключительно на нюансах и полутонах. «Новый Папа» — это произведение о необходимости хрупкости и том, как много она может нам всем дать. Ведь искусство живет долго только по одной причине: оно изящно.
Соррентино рифмует образы двух пап, Брэнокса и Ленни, Иоанна Павла III и Пия XIII по законам параллелизма. Оба одиноки. У обоих сложные отношения с родителями. Оба росли вместе с братьями (родными или нет, не важно), оба их потеряли. Однако режиссер не противопоставляет и не сопоставляет двух этих героев. Перед нами просто две очень разные модели человеческой личности. Брэнокс провел жизнь в «башне из слоновой кости» своего поместья, книг, искусства. Он лишен психопатии Ленни, гораздо более снисходителен к человеческой природе, но, конечно, у Брэнокса есть свои тайны, слабости и недостатки. По идее Брэнокс и Ленни должны дополнить друг друга, став для каждого на место потерянного брата и компенсировав недостатки друг друга. Брэнокс для Ленни — убитый епископ Дюсолье, Ленни для Брэнокса — погибший Адам. “Новый Папа” — таким образом, это произведение об обретение целостности себя через другого человека.
Если все в мире «Пап» существует по законам противоположностей, Соррентино показывает, что их на самом деле не существует. Наши старые мифы и модели мышления потерпели крах, потому что были основаны на духе разделения и соперничества. Нам нужно понять, что распад на противоположности ложен. Старые модели необходимо разрушить, вырваться за рамки идей, которые нас всегда ограничивают, и тогда-то увидеть возможность будущего. Именно по этому признаку и работает Соррентино, который в некотором смысле объединяет в своем произведении условный консерватизм и условный либерализм, показывая, что противоречий между ними может и не быть.
Если переводить сюжет в пространство культуры и искусства, то перед нами история взаимоотношений двух моделей культуры. Ленни воплощает в себе модель старую, классическую культуру. Она дискредитировала себя и поэтому была отправлена в кому. Брэнокс — новая, современная модель культуры. В конце концов, по мысли режиссера, они должны объединиться и взаимообогатить одна другую. Если ХIХ и ХХ века тоже были друг для друга своего рода тезисом и антитезисом, то XXI век должен их сплавить и в этой амальгаме родить себя настоящего.
«Новый Папа», в конце концов, оказывается и еще одним размышлением Соррентино о путях европейской цивилизации, ее прошлом, настоящем и будущем. Эту тему можно назвать вообще центральной в его фильмографии. Ватикан прочитывается здесь как уменьшенная модель современной Европы. В «Новом Папе» много обсуждают ее насущные вопросы: необходимость разрешить однополые браки, угроза исламского терроризма, миграционный кризис. Даже возникает намеченная пунктиром сюжетная линия любви католической монахини и сирийского беженца. Иными словами, перед нами Европа в миниатюре. Соррентино запечатлевает ее в ситуации легкой растерянности и пытается понять, как и куда двигаться дальше.
Крайне показательным в этом смысле выглядит последний, девятый эпизод «Нового Папы», в котором группа террористов захватывает школу на острове Вентотене. Место действия выбрано не случайно. На Вентотене был написан манифест Альтиеро Спинелли «За свободную и единую Европу» (1941), который стал одной из основ формирования будущего Европейского союза. Иными словами, Соррентино заставляет террористов покушаться на основы основ современной европейской цивилизации. И еще более показательным и даже символическим прочитывается тот сюжетный сюжетный поворот, который происходит в школе на острове Вентотене (к слову говоря, она называется в честь Альтиеро Спинелли). Пока все были убеждены, что школу захватили исламские фундаменталисты, никто и понять и не мог, что на самом деле под масками скрываются яростные фанатики папы Пия XIII, фундаменталисты христианские. Угроза Европе исходит не извне, заключает Соррентино, а изнутри и связана с ростом радикальных настроений.
В остальном же стиль режиссера, который ищет новые темы и методы разговора со зрителем, по-прежнему отточен. Настоящими украшениями сериала становятся эпизодические роли Мэрилина Мэнсона и Шэрон Стоун. Когда в кадре блистательно появляется последняя, Соррентино не может не удержаться, чтобы не вставить ироническую цитату на «Основной инстинкт». Как не может удержаться от шутки про то, что Брэнокс невероятно напоминает актера Джона Малковича. Финал же внезапно напомнит и вовсе о «Сиянии» Кубрика. Таков Соррентино, и от его постмодерновости никуда не убежать. В конце концов, неоспоримым достижением «Нового Папы» остаются закрывающие титры, в которых герои произведения отправляются в безудержный и одаривающий отличным настроением пляс. Все остальное в его свете — не очень-то важно.
Автор: Игорь Корнилов