71-ый Берлинский кинофестиваль принес неожиданные и приятные сюрпризы. И если “Золотого медведя” в основной программе получил Раду Жуде с его радикальной картиной “Неудачный трах, или Безумное порно“, еще раз утвердившей интерес кинематографа к “румынской новой волне”, то “Золотой медведь” в программе короткометражных фильмов ушел режиссеру из Молдовы. Ольга Луковникова получила его за свою документальную ленту “Дядя Тудор”, в которой исследует пространство детской травмы “тонким кинематографическим взглядом”.

Игорь Корнилов поговорил с Ольгой о женском взгляде в кино и переосмыслении травмы, цели искусства и перспективах молдавского кинематографа.

— Откройте секрет, как уроженке Молдовы удалось победить на Берлинском кинофестивале в категории короткого метра?

— Наверное, это больше вопрос к жюри. Для меня победа стала неожиданной, поскольку был весьма жесткий отбор фильмов к предварительному просмотру. Сам факт попадания в официальную программу кинофестиваля столь серьезного мирового уровня уже был победой. Я прошла длительный и трудоемкий путь, состоящий из множества этапов и менее значимых по масштабу побед. Секрет прост, он в наличии мотивации учиться, совершенствоваться в выбранной профессии, постоянно развиваться и ставить новые задачи. Очевидно, это члены жюри это заметили, и я принимаю награду как аванс, как подтверждение того, что я двигаюсь в правильном направлении, и требования ко мне, как к профессионалу, как к материалу, который я выношу на широкую публику, теперь будут еще более внимательными. А это значит, что мне надо будет еще требовательнее относиться к своей работе.

— Как жизнь в Бельгии помогает вам, творческому человеку из Молдовы? Как настраивает вашу оптику и взгляд на мир?

— Жизнь есть жизнь, где бы ты ни находился. Везде и во всем есть сложности, пусть даже они несколько иного плана. Новая страна, трудности в социализации, в эмиграции главное себя не чувствовать себя ненужным. Я благодарна Бельгии за то, что она предоставила мне шанс раскрыться как художнику, дала поддержку, знания, возможность развиваться. И я благодарна ей за то, что она меня лишний раз убедила в том, какие замечательные педагоги были в родной Молдове, которые научили меня первым азами профессии, заложили основные принципы художественного восприятия. Благодаря им я освоила основы кинематографического языка. Я училась у мастеров не только в Брюсселе. Это также были университеты Лиссабона и Будапешта, поэтому у меня была уникальная возможность общения с мастерами разных школ, традиций и культур. Как бы парадоксально это ни звучало, Бельгия мне очень напоминает Молдову, и я нахожу в ней с каждым днем все больше и больше общих черт. Я очень благодарна моим бельгийским педагогам и их бескорыстной помощи мне как начинающему кинорежиссеру.

— В кино сейчас много говорят об особенном “женском взгляде”. Как вы думаете, действительно ли он существует и что нового может дать искусству?

— Я абсолютно убеждена, что женский взгляд на мир совершенно иной и отличен от мужского . Хотя бы потому, что женский глаз устроен иначе, он различает гораздо больше цветов и оттенков. Это же факт, что дальтонизмом страдает порядка 8% мужчин и лишь 1% женщин. Женщины даже моргают в 2 раза чаще! Наверное, чтобы лучше видеть. Разумеется, это шутка, и я совсем не хочу обидеть сильную половину человечества, но, благодаря иному внутреннему и эмоциональному устройству женщина воспринимает окружающую среду иначе. В среднем женщины плачут 47 раз в год, а мужчины — лишь 7. Для женщины очень важен эмоциональный комфорт и уют, ощущение безопасности. Поэтому женщина острее чувствует “эмоциональный фон“, для нее важнее внутреннее ощущение благополучия. Именно поэтому довольно много женщин-кинорежиссеров, которые исследуют загадки человеческих душ, внутренние и социальные конфликты. Женщина переживает жизнь иначе.

— По вашему ощущению, интерес к документальному началу в кинематографе сегодня возрастает? И в чем его преимущества по сравнению с чисто игровым форматом?

—  Безусловно, документальное кино развивается, трансформируется, оно давно перешагнуло за рамки хроники событий, стало многоплановым, многоуровневым, впитало в себя многие приемы, которые раньше были прерогативой игрового кино. Поэтические метафоры, аллегории, разноплановая палитра красок… Опять же, ощущение сопричастности реальности событий. Документальное кино — это блестящий инструмент, с помощью которого можно даже в одиночку нарисовать картину нашей жизни, препарировать любую незаметную замыленному повседневностью глазу проблему или, наоборот, неописуемую красоту.

Ни в коем случае не надо противопоставлять игровое и документальное кино в плане состязательности. У них одни задачи и цели, и разнятся они лишь формой подачи. Это как звучание разных музыкальных инструментов. В истории кино немало случаев, когда кинорежиссеры уходили из документального кино в игровое и наоборот. Скорее это — состояние души, разнятся лишь средства выразительности, а сила воздействия зависит от степени мастерства. Для кого-то документальное кино — первый шаг к пробе пера, для кого-то — понимание основ философии. Давно во всем происходит смешивание жанров и размывание границ между разными формами искусства. Возникают новые науки на стыке ранее казавшихся несовместимыми дисциплин.

— Реальность важнее вымысла?

— Все фильмы начинаются с реальности, и у всех них есть художественная часть, созданная под воздействием режиссера. У любого игрового кино есть доза документальности и у любого документального фильма есть  доза фикции. Реальность и фикция идут рука об руку, и разделять их нет смысла. Главная задача художника в другом, — заставить сопереживать героям, пропустить историю через себя, заставить задуматься, как бы поступил он сам, что бы сделал. Грань очень тонка…

— В середине ХХ века американские теоретики литературы (Том Вулф, например) считали, что художественная литература должна не отражать реальность, а конструировать ее. А по части реализма и социальных проблем есть документалистика, в чем-то очень близкая журналистике. Что вы думаете по поводу этой позиции? И как ее можно применить к кино?

—  Думаю, что эти люди попросту из другой эпохи. Тогда были другие фильмы, другое общество, взгляды и проблемы. Искусство одновременно и отражает, и реконструирует реальность. С середины ХХ века до наших дней киноязык не переставал развиваться, трансформироваться, открывать новые формы выражения, все более размывая границу между реальным и выдуманным. Кино передает информацию глазами автора. Задача художника — почувствовать проблему и показать ее. Если она трогает большинство, заставляет задуматься, пропустить ее через себя, задача выполнена.

— В последнее время люди часто публично говорят о пережитых ими травмах. Что каждому из нас может дать проработка травм в искусстве и способна ли изменить общество?

— Суметь сказать о проблеме — это уже способ помочь самому себе. Освободиться от того, что тебе мешает, доставляет душевную боль. Лечение травм с помощью искусства — частый прием, которым пользуются психотерапевты. Музыка, живопись, любое созидательное творчество всегда лечит.

— Цель кино – менять мир?

—  Я уже говорила ранее, что кино — это вид искусства, а задача любого из искусств — сделать мир лучше. Человек просто устроен так, что он лучше запоминает именно визуальные образы, в этом сила кинематографа.

—  Мы способны до конца изжить наши травмы? Или они всегда с нами?

— Это, наверно, больше вопрос к психологам и психоаналитикам. Я не знаю, возможно это или нет. Но у каждого человека есть выбор проработать его травмы или принять роль жертвы и страдать всю жизнь бездействуя.

— В своем фильме вы затрагиваете очень деликатную тему – домогательство со стороны родственника в детском возрасте. Моя бабушка пережила похожий опыт, описанный в вашем фильме, причем ее родственник остался безнаказанным, поскольку педофилии в СССР официально не существовало. Насколько важно говорить об этом у нас? И достаточно ли только разговора?

— Это очень сложная и противоречивая тема. Ученые до сих пор спорят о терминологии. Границы между неадекватным поведением взрослого по отношению к ребенку и преступлением очень тонкие. Перед тем как сделать фильм, я провела академическое исследование детской психологии и травм. Оказывается, чаще всего ребенка травмируют близкие ему люди, которым родители доверяют. В детстве нас учили, что опасность может исходить только извне, в то время как семья — безопасное место. Самое страшное, что обидчиком ребенка может оказаться самый правильный, на первый взгляд, человек. В моем фильм я именно это пыталась показать, что даже в идеальных семьях, полных любви и заботы, могут случатся проблемы, которые остаются в тайне на многие годы.

— Не знаю, будет ли уместным этот вопрос. Ваша личная позиция по поводу фигуры Романа Поланского. В кинематографе можно разделять личность автора произведения и человека или мы перешагнули черту, когда этого делать уже нельзя?

—  Для меня очевидно, что Полански — гениальный кинорежиссер, а вот как взрослые люди с удовольствием смаковали скандал вокруг него, меня печалит. Есть Фемида, есть Закон, есть Правосудие. Я — не судья, могу сказать, что вся эта история мне не нравится.

— И, наконец, каким вы видите кинематограф Молдовы через 20 лет?

— Я хочу, прежде всего, чтобы он существовал, и люди видели, как молдавский кинематограф развивается. Есть много талантливой молодежи, которая с энтузиазмом пытается рассказать о нашей прекрасной стране. Однако культуру необходимо финансировать на всех уровнях. Потому что культурный человек — это всегда человек созидающий. Иначе мы просто потеряем свою самобытность и растворимся как этнос в потоке глобализации.

Беседовал: Игорь Корнилов