Десять литературных новинок для начала весны

Если вы соскучились по нашим книжным обзорам так же, как мы, у нас есть хорошая новость: после всех бурь мир литературы медленно приходит в себя. И хотя кризисные тенденции начала 2020-х очевидны, а подъема, который искусство переживало в 2010-х, наблюдать не приходится, литература пытается существовать в новой реальности — иногда это получается. Что интересного взросло в ее полях за последнее время?

“До самого рая” / To Paradise, Ханья Янагихара

Можно не сомневаться, что главным событием в переводной литературе первой половины 2023 года стало появление (вопреки всем невзгодам) на русском нового романа Ханьи Янагихары, автора главной англоязычной книги минувшего десятилетия. Спустя семь лет после “Маленькой жизни” она дарит читателям “До самого рая” — отзывы критики на этот раз сдержаннее, да и читатели реагируют на роман более вяло. Повторить успех 2010-х Янагихара точно не смогла, однако понравилась вам “Маленькая жизнь” или нет, берясь за новую книгу, нужно помнить одно — это совершенно другое произведение, и ожидать чего-то похожего однозначно не стоит.

Феномен Янагихары как писательницы интересно рассматривать в контексте изучения моделей культуры в целом. В прошлом, культура классического образца, создавалась авторами-мужчинами, но адресована была женской аудитории. Поэтому и взгляд культуры, созданной мужчинами, оказывается неожиданно женским. В состоянии подавления эмоций писатели-мужчины часто выражали свой внутренний мир через женские персонажи, и самые яркие женские образы в культуре (к примеру, Анна Каренина, Мадам Бовари, Саломея и т.д.) — проекции мужского сознания. Культура классического типа также знала множество перевертышей: Пруст превращал Альфреда в Альбертину, Флобер произносил фразу, что “мадам Бовари — это я” и т.д. Романное творчество Янагихары дает нам переворачивание этой модели: автор здесь женщина, причем, это важно подчеркнуть, женщина, освобожденная от патриархальной системы, и в центре ее взгляда — герои-мужчины, которые могут позволить себе и эмоциональность, и уязвимость, и все то, что в чем традиционная модель культуры им отказывала. Романы Янагихары могли появиться только в обществе свободном. Освобожденная женщина пишет романы об освобожденных мужчинах, а старая модель культуры расплывается дымкой…

Сюжетная канва ее нового романа “До самого рая” (одна история из девятнадцатого века, одна — из конца двадцатого, одна — из дистопического будущего) здесь сильно напоминает роман Майкла Каннингема “Избранные дни” (2005). “До самого рая” правильнее было бы рассматривать как своеобразных оммаж Каннингему и его прозе — здесь сымитировано много его приемов, тем, стилистических ходов. Хотя щедрой рукой Янагихара черпает не только из него — так, сцена знакомства Дэвида и Чарльза во второй части почти повторяет сцену знакомства Джо и Луиса из канонической пьесы Тони Кушнера “Ангелы в Америке” (1990).

“Избранные дни” Каннингема были романом неклассического типа: трое героев, Саймон, Кэтрин и Лукас, путешествовали по разным временам и разных литературным жанрам. Эволюция персонажей происходила, как и в классически построенном произведении, но между различными типами литературы. У Янагихары в “До самого рая” мы находим примерно то же: повторяется Дэвид, повторяется Чарльз, повторяется Эдвард, — однако  логика построения текста здесь оказывается все же иной. Особенность или промах Янагихары в том, что в отличие от “Избранных дней”, три части здесь не складываются в единое полотно, хотя небольшие попытки этого все же есть.

Краеугольной вещью для новой работы писательницы оказывается еще один важный нью-йоркский текст, роман Генри Джеймса “Вашингтонская площадь” (1880) — именно он становится тем хребтом, вокруг которого будут вращаться три разные истории. И если первая часть — она носит ожидаемое название “Вашингтонская площадь” — представляет своего рода травестию классического произведения Джеймса, то вторая, “Липо-вао-нахеле”, отсылается к корням автора, Гавайям, с их древней историей, потерянными королевствами и постепенной колонизацией США. Оттого, быть может, именно вторая часть у Янагихары выходит самой пронзительной и одновременно нежной. Словно в зеркале, отражаются друг в друге две реальности: Нью-Йорка и Гавайев, метрополии и колонии, мегаполиса и древних островов, современности и более архаичного уклада, сына и отца — и это отражение дает невероятно сильный эффект по воздействию на читателя.

Однако попытка построения постколониального рая на затерянном посреди неспокойных волн Тихого океана острове оказывается очередным миражом, который очень быстро рассеивается, и уже сын героя предпочитает корням снова мегаполис, и путь его ведет — к белому мужчине.

Как и раньше, Янагихара уделяет внимание преимущественно мужчинам, как и раньше, все важные отношения возможны только между ними, а она сама дает этому миру эмоциональный язык. Завороженная миром мужчин, писательница показывает и его уязвимость, и скрываемую под всем подавленным и сублимированным хрупкость.

“До самого рая” — это еще и альтернативная история, и в каком-то смысле новая Янагихара оказывается созвучной и “Аде” Владимира Набокова (1969), происходившей на Анти-Терре. Если мир “Маленькой жизни” был стерилен, а действие происходило в преимущественно в закрытых помещениях некого умозрительного Нью-Йорка, одновременно в деталях прописанного и потустороннего, мир “До самого рая” однозначно определен — он не наш. Так, в девятнадцатом веке Гражданская война в США заканчивается иначе, и вместо одной страны на карте существует несколько. В автономных Свободных Штатах легализованы однополые браки, и это допущение станет одним из самых важных сюжетообразующих элементов.  Тема свободы и бегства от нее вообще оказывается для нового романа писательницы одной из центральных. Почему и по каким иррациональным причинам люди предпочитают свободе несвободу и осознанно идут на встречу ней? Янагихара травестирует культуру, поэтому девятнадцатый век для нее более чем либерален, а двадцать первый — тоталитарен.

Размышления о пути к несвободе вписываются в общий кризис цивилизации начала 2020-х, связанный с внезапным движением от более свободных структур общества к более несвободным. Здесь много можно рассуждать о кризисе либеральной демократии и концепции “конца истории” (которым  весь сегодняшний хаос и обусловлен). Однако Янагихара, очень четко улавливая страхи эпохи, пишет не про это. Ее роман — это плач о том, “что прогресс и терпимость не обязательно ведут к еще большему прогрессу и терпимости <…>, что доброта не ведет к еще большей доброте, <…> как хрупка на самом деле музыка жизни“. Любой рай остается недостижимым и неосуществимым, вот и вся правда.

Показывая картины мрачного будущего, Янагихара рисует цивилизацию, разрушенную чередой пандемий, что кажется еще одним реверансом в сторону актуальности. Конечно, дистопия третьей части вырастает из пандемии COVID-19. Именно пандемии, по Янагихаре, и приводят человечество в будущем к окончательной несвободе. Несвобода — это всегда результат кризиса и государств, обреченных на распад. Последняя из трех образующих роман книг — “Восьмая зона” — самая объемная, и необычным для писательницы кажется выбор повествователя, женщины. Происходит как бы вторжение женщины в привычный для нее мужской мир. Примечательно, что в творчестве Янагихары возвращение к заглавному персонажу женщине оказывается осуществимым в рамках тоталитарной системы и отсутствия свободы гипотетического будущего. Только ей, автору-женщине, позволили не то, чтобы написать об этом, но и даже озвучить подобную мысль. Янагихара, впрочем, подчеркивает крайнюю угнетенность женщины в этом мире не-свободы, который калечит всех, независимо от пола, и в котором сожительство бок о бок оказывается своего рода тюрьмой на двоих.

“До самого рая” — роман несовершенный, но невероятно мощный и бьющий в самые актуальные раны человечества. Он заканчивается очень внезапной для 2023 года мыслью — о том, что как политическая система монархия более устойчива (Соединенные Штаты гибнут, Соединенное Королевство остается свободным и выживает). После всей этой многостраничной симфонии мотивов и тем читателя накрывает лишь общая тоска по невозможности обретения рая — здесь, на земле, под вечно молчаливым небом.

“Стрижи” / Los vencejos, Фернандо Арамбуру

Спустя пять лет после публикации “Родины”, ставшей главной испаноязычной книгой 2010-х, Фернандо Арамбуру выпустил новый роман. Повторить былой успех у него не получилось, хотя его свежая работа и оказалась под пристальным вниманием критиков и читателей. Вышедшие в 2021 году, “Стрижи” оказались одной из первых крупных попыток осмыслить тот кризис, который цивилизация переживает в начале 2020-х, и в этом смысле перед нами очень важная и необходимая в проживаемом моменте книга. В романе новая всеобщая неурядица находит воплощение в истории преподавателя философии Тони, который подошел к некому рубежу своего персонального существования. Все иллюзии, которые питали его молодость, рассеялись. Сказать новое слово в истории мысли у него не получилось, так как все уже множество раз высказали до него. Профессия давно не радует, его жена ушла от него к другой женщине, их сын все больше отдаляется,  а единственным близким существом оказывается собака Пепа, которая, в отличие от двуногих homo sapiens, никогда не предает и не причиняет боли. А еще — стрижи в летнем небе, чьи бодрые крики всегда вселяют желание жить. Мотив животных вообще проходит красной линией через всю книгу, и у Арамбуру они, по контрасту с людьми, кажутся существами куда более мудрыми, простыми и счастливыми. А вечный эдемовский изгнанник, человек, в очередной раз запутывается в себе и созданном собой же мире.

Столкнувшись с ценностными и жизненным кризисом, Тони задумывает самоубийство, а на жизнь отводит последний год, во время которого ведет подробный дневник, пытаясь ответить на вопрос, стоит ли жизнь труда быть прожитой или она того не стоит. Текст этого дневника и представляет собой роман — пространный, обстоятельно и в деталях изучающий как историю одной конкретной жизни, так и Испании, а вслед за ней — и европейского континента как такового. За личностным кризисом Тони встает другая, более глобальная история —  усталости цивилизации, растерянности  от наступившей новой реальности, когда времена благополучия расплылись дымкой. Еще один рай потерян, еще одни иллюзии утрачены. Куда двигаться и что делать? Арамбуру пытается ответить на этот вопрос, препарируя новое лицо Европы как таковой. Тони, этот разочарованный в жизни интеллектуал, конечно, представляет ее прошлое с великим культурным наследием. Он это и есть Европа, какой мы ее всегда знали. И Тони очень некомфортно в новые времена, которые, кажется, наступили не для таких, как он. Но для кого они тогда наступают? И как ему выжить в них? Арамбуру в своем новом романе оказывается не настолько эпически масштабен, как в предыдущей “Родине”, но, тем не менее, представляет образец крепкой прозы, которая, вне всяких сомнений, переживет все кризисы и утвердит еще не раз, что жизнь прожить — все-таки стоит. Лето в очередной раз обязательно наступит. И в небе будут — стрижи.

“Последний сон” / El último sueño, Педро Альмодовар

В апреле 2023 года выходит книга культового испанского режиссера, который в Каннах в этом году должен представить свой новый короткометражный квир-вестерн “Странный образ жизни” (Extraña forma de vida, 2023).

“Последний сон” — не первая попытка Альмодовара реализоваться на почве литературы. В 90-ые он уже врывался в жизни читателей со своей эпатажной героиней Патти Дифусой, однако “Последний сон” — его более личная и менее трансгрессивная работа, которую образуют двенадцать рассказов, написанных в разные периоды жизни. Нередко именно литературное творчество было для режиссера основным и давало жизнь кинематографическим работам.

Открывает сборник рассказ “Визит” (La visita), известный зрителю по фильму “Дурное воспитание”, однако  написан он был еще в 70-ые и исполнен в другой тональности. “Слишком частые смены пола” (Demasiados cambios de género) знакомят с театральными увлечениями режиссера и рассказывают о влиянии “Трамвая Желание” Теннесси Уильямса и “Человеческого голоса” Жана Кокто на его фильмографию. Рассказ раскрывает перед читателем своего рода пропасть между первоначальным замыслом в мире литературы и его воплощением на экране. Кино оказывается не самым свободным из искусств, напротив, дает множество ограничений. К примеру, главным героем “Женщин на грани нервного срыва” должен был быть мужчина, а вовсе не женщина, и у фильма в таком случае вырисовывается совершенно иное содержание, но правила маркетинга и адаптации к правилам большого кино требуют тех самых пресловутых “смен пола” из названия.

Некоторые из рассказов совершенно не связаны с кино: на совмещении гротескных и лирических тонов построена “Церемония у зеркала” (La ceremonia del espejo), в которой трансильванский вампир пытается найти убежище в монастыре на Афоне, и приводит это к самым неожиданным последствиям. В “Хуане, спящей безумице” (Juana, la Bella Demente) история Испании (в частности, Хуаны Безумной) внезапно пересекается со сказкой о Спящей Красавице, уводя читателя тропами магического реализма. “Последний сон” (El último sueño), давший название сборнику, посвящен памяти матери режиссера и по жанру представляет собой скорее очерк о последнем дне ее жизни. Крайне изобретательной, отсылающей к лучшим страницам литературы абсурдизма оказывается “Жизнь и смерть Мигеля” (Vida y muerte de Miguel), в которой жизнь главного героя рассказана задом наперед. “Откровения секс-символа” (Confeciones de una sex-symbol) возвращают читателя к альмодоварской героине 90-х, Патти Дифусе, а вместе с ней — к духу мадридской ла мовиды с ее иронией, абсурдом, свободой и легкой скабрезностью. Сразу два текста — рассказ “Горькое Рождество” (Amarga Navidad) и эссе “Прощай, вулкан! (Adiós, volcán) объединены образом мексиканской певицы Чавелы Варгас. Пронзительное “Искупление” (La redención) предлагает одну из самых неожиданных, но вместе с тем трогательных интерпретаций евангельского сюжета. “Воспоминания о пустом дне” (Memoria de un día vacío) представляют собой разрозненные заметки — о визите Энди Уорхола в Испанию, Нью-Йорке 80-х, одиночестве на мадридских улицах и нелегком искусстве литературы, а также о Пасхе 2022-го года и бомбордировках городов Украины. Наконец, последний текст “Плохой роман” (Una mala novela) посвящен связи и разнице между кинематографом и литературой, но так и не ставит точку в их вечном диалоге.

В своих текстах Альмодовар очень разный, но неизменно яркий в неудержимом воображении, способном самые невероятные повороты сюжета сделать правдоподобными. “Последний сон” — книга-свидетель того, что за хорошим кинематографом всегда стоит качественная литература.

“Годы” / Les Annees, Анни Эрно

“Нобелевку” по литературе за 2022 год получила француженка Анни Эрно за упорное превращение своей собственной жизни в литературу. Отмечая наградой Эрно, решили подчеркнуть важность автофикшна как явления для современной культуры. Кто и когда изобрел автофикшн — вопрос спорный. Романы Марселя Пруста (в 2022-ом отмечали столетие со дня его рождения), например, — это автофикшн? А если нет, то что? И где тогда начинается автофикшн? Все это вопросы, на которые теории литературы предстоит еще ответить, сейчас же она осваивает для себя пространство нового/старого явления, когда реальность диктует законы литературы, а не наоборот. Впрочем, жизнь имитирует искусство или искусство имитирует жизнь — на это ищем ответ у старины Уайльда, а у Эрно она такая, как есть. Просто жизнь. Ничего более. Ее жизнь.

Роман “Годы” в этот смысле представляет собой сплетение памяти личной и индивидуальной. Да, Эрно в очередной раз рассказывает свою жизнь, однако останавливается ни на каком-то конкретном случае, а идет через десятилетия, от года к году. Создается удивительно богатая на интонации мозаика чувств, ощущений, мыслей.  За частной историей одной девушки вырастает история Франции, от конца вВторой мировой до наших дней. Это очень тонкое, но вместе с тем умное полотно, полное наблюдений за жизнью и ее изменчивостью. Как наша собственная история вплетена во всеобщую? Какие еще изменения принесут нам годы, десятилетия? Как изменят нас? Какую собственную историю мы могли бы рассказать? Одним словом, проза Эрно и завораживает, и запускает у читателя собственный поток воспоминаний. Она обладает некой магией иммерсивности, которую отрицать невозможно. Единтсвенное, что можно поставить в вину писательнице — это некоторую резкость и категоричность, с которой она высказывается по тем или иным вопросам. Как автору ей не хватает мягкости. И нет, это не сугубо женская проза, как часто отзываются об Эрно недоброжелатели, писательнице удается вырваться из личного опыта и достучаться во всеобщее. В конце концов, ее роман Франции и французскости. Поэтому если вы любите эту страну, вам явно сюда.

“Обещание” / The Promise, Деймон Гэлгут

Крайне занятным оказывается лауреат Букеровской премии 2021 года и, верится, важным и нужным в том числе для нашего общества. Это почти “Будденброки” на южноафриканский манер. Деймон Гэлгут уже дважды попадал в шорт-листы премии, но получил ее впервые. “Обещание” — “история гибели одного семейства”, причем семейства белого на фоне тридцатилетия политических изменений в ЮАР. Невыполненное обещание отдать в награду дом темнокожей служанке превращается в своего рода проклятие, которое тяготеет над семьей Свартов. Почти рок, почти античность, только на самой окраине обожженного солнцем континента.

“Нулевая гравитация” / Zero Gravity, Вуди Аллен

В минувшем сентябре новый сборник рассказов опубликовал и не нуждающийся в представлении Вуди Аллен. Это пятая по счету книга его малый прозы и первая за последние пятнадцать лет. Перед ее выходом в издательстве Alianza в Испании Аллен дал интервью барселонской газете La Vanguardia, в котором озвучил, что планирует уйти из кинематографа, так как тот в последние годы оставляет желать лучшего, а его новый парижский фильм может стать последним. Впрочем, режиссер обещал больше сосредоточиться на литературе и даже планирует написать для поклонников фантастический роман. Так что… одним фильмом меньше, одной книгой больше — не велика ли разница? Пока что читателям доступна его “Нулевая гравитация”, а на осень запланирован выход “Великой иронии” (Coup de chance), которая может стать последней, а может и не стать…

В новый сборник алленовских рассказов вошли 19 коротких историй; 8 из них ранее появлялись на страницах The New Yorker, 11 — оригинальны. По сравнению с предыдущими книгами “Нулевая гравитация” слабее, разогревается ближе к финалу, однако тем не менее отмечена блеском знаменитого авторского юмора и бесконечных интеллектуальных жоглирований. Сквозным мотивом, который объединяет все зарисовки сборника, здесь становятся животные. Они могут становиться героями рассказов, главными или второстепенными, могут оказываться своеобразными фоном. Так, в “Коровьем бешенстве” обычное парнокопытное задается вопросами Раскольникова и даже пытается повторить путь своего литературного предшественника, в “Нос к носу с Рембратом” кумиром арт-сцены становится рисующий картины конь, а в “Ни одно живое существо не пошевелилось” облученные радиацией мыши начинают совершать разбойничьи нападения, пока их не останавливают чтением философии Кьеркегора. Иногда, впрочем, это правило не срабатывает, и в повествователи в “Когда фигурка на твоем капоте — Ницше” (When Your Hood Ornament Is Nietzsche)  попадает автомобиль-интеллектуал, находящийся в поисках водителя, с которым можно было бы поговорить о Фрейде, Гомере, монадах и Новалисе. Этот внезапный разворот от мира людей к миру животных и предметов в очередной раз выражает актуальный для современного искусства мотив разочарования в человеке и человеческом и том кризисе гуманизма, который мир испытывает где-то с года 2020. Веселый и беззаботный абсурдизм большинства рассказов иногда наполняется ядом, как, например, в “Извините, никаких домашних животных”, где Аллен довольно зло иронизирует над культурой отмены как таковой. Наконец, все эти мотивы собираются в последнем рассказе сборника, самом крупном и лучшем — “Взрослея на Манхэттене” (Growing Up in Manhattan), который представляет собой забавный парафраз пьесы Эдварда Олби “Что случилось в зоопарке” (снова привет анималистической теме). Здесь автор словно возвращается к самому себе, чтобы рассказать историю в своем узнаваемом стиле, но затем и ее обрывает нотой разочарования в человеке и человеческом. Недостойны ли мы искусства?.. Не вернуться ли нам лучше оттуда, откуда мы пришли? Аллен внезапно напоминает одного из своих персонажей, ворчливого поэта из фильма “Вики Кристина Барселона”, который создает прекрасные стихи, а затем не хочет их публиковать, потому что люди красоты не заслужили. Что ж, очень грустно, что человек, подаривший миру столько радости своим творчеством, заканчивает подобными мыслями.

“Город победы” / Victory City, Салман Рушди

Первое литературное событие 2023 года — новый роман Салмана Рушди, написанный им еще до нападения. В “Городе победы” он прощается с постколониальными упражнениями и рассказывает сугубо индийскую историю, осуществляя как бы возвращение к корням. Действие романа разворачивается в Индии XIV века: в тело главной героини, Пампы Кампаны, вселяется богиня и начинает вещать ее устами. Ведомая высшим замыслом, девушка поможет возвести город Виджаянагара, который положит начало Виджаянагарской империи, одной из самых сильных в истории Индии. Пампа Кампана будет медиумом, посредником, но никогда не станет королевой. Критики называют “Город победы” “современной Рамаяной”, имея ввиду богатство мифов и сказаний из истории Индии, вплетенных в его фабулу, но в то же время отмечают несколько актуальных тревожных ноток — надвигающуюся тень нетерпимости и невозможность осуществления плюрализма, когда от уровня идей переходят к практике.

“Семь лун Маали Алмейды” / The Seven Moons of Maali Almeida, Шехан Карунатилака

Если вы вдруг решитесь открыть для себя молодую ланкийскую литературу, Букеровская премия в 2022 году сделала подходящий подарок — наградила писателя именно из этой страны. “Семь лун” характеризуют как метафизический триллер и “загробный нуар”, а вместе с тем едкую сатиру, действие которой разворачивается на фоне кровавого хаоса охваченной гражданской войной Шри-Ланки. Главный герой романа — военный фотограф, который однажды просыпается мертвым. Его расчлененное тело тонет в озере Бейра, и Маали неизвестно, кто его убил. Теперь у него есть семь месяцев, чтобы разгадать тайну своей смерти, а также показать двум любимым людям (мужчине и женщине), где находится тайник с фотографиями, которые прольют ужасную правду на прошлое и настоящее Шри-Ланки. Интригует?

“Перекрестки” / Crossroads, Джонатан Франзен

Сколь Франзена разными жанрами не корми, а он все равно смотрит в сторону семейной саги. И в этот раз он снова написал очередную историю очередной семьи — со скелетами в шкафах, конфликтами поколений и хирургическим препарированием того, что происходит в черепных коробках персонажей, только на теперь — теплее, чем обычно. Действие своего нового романа — первого из ожидаемой трилогии — Франзен помещает в 1970-ые, которые он в одном из интервью назвал похмельем после опьянения иллюзиями 1960-х. Параллелизм 1970-х и 2020-х на лицо, одна эпоха разочарований отражается в другой, а недавнее прекрасное прошлое остается недавним прекрасным прошлым, не более. На этот раз в центре повествования писателя оказываются священник Расс Хильдебрандт, его жена Мэрион (брак им обоим настолько опостылил, что хоть разводись, хоть в петлю лезь), а также их трое детей — из которых кто-то контркультурой увлечется, кто-то наркотиками… Одним словом, им всем друг с другом не соскучиться.

“Томас Невинсон” / Tomás Nevinson, Хавьер Мариас

Прошедшей осенью не стало одного из крупнейших писателей современной Европы — Хавьера Мариаса, который соединял в своем творчестве квазидетективные загадки с изысканным модернизмом. Последней работой писателя, вышедшей за год до смерти, стал “Томас Невинсон”. Ее герой — полуиспанец, полуангличанин, шпион в отставке, который когда-то работал на британские спецслужбы, а теперь ведет спокойную жизнь в Мадриде. К нему обращаются с предложением вернуться к работе, чтобы завершить последнее задание. Томасу предстоит выяснить, какая из трех женщин на самом деле опасная террористка ИРА… И выбор сделать, чтобы не ошибиться, будет втройне не просто. Мариас рисует мир, где все относительно, а свобода не определена выбором, а ограничена им.

Автор: Игорь Корнилов