“Прогулка по Бессарабии”: Кишинёв 1839 года в воспоминаниях Николая Надеждина

В «Одесском альманахе на 1840 год» русский учёный Николай Иванович Надеждин опубликовал ставшую знаменитой статью «Прогулка по Бессарабии». С 29 апреля по 15 мая 1839 года Николай Надеждин путешествовал по Бессарабии, посетив и Кишинёв, в котором провёл всего сутки, но оставил бесценные воспоминания.

Всё можно было передумать на переезде от Резени до Кишинёва, содержащем без четверти 25 вёрст. Мы проехали его в глубокие сумерки, перекатываясь с горы на гору. Всё было тихо и спокойно. Так ли было в то время, когда грозные бессарабы воеводствовали в Карбуне? Нынешняя столица Бессарабии встретила нас мирным фейерверком огней, освещавших её после дневных трудов на сон грядущий. Мы остановились в трактире Антония.

На другой день – это был праздник Вознесения – звон колоколов известил нас, что мы находимся в городе, изобилующем храмами Божиими. Мы спешили с ним ознакомиться короче и ближе.

Измаил удивил нас своею европейскою физиономиею; но какое расстояние между ним и Кишинёвом! Ни один из губернских городов Новороссийского края не может выдержать сравнения с областным городом Бессарабии! Какая площадь! Какой великолепный собор! Какие дома! И это всё так свежо, так ново, только что с иголочки. Много прекрасных зданий уже совершенно окончено: больше ещё строится. Старая молдаванская скорлупа, из которой юный город развёртывается, тем резче выказывает его прелесть, тем торжественнее свидетельствует неимоверную быстроту его дивного преображения.

Город Кишинёв недавно существует в звании города. Самое имя его производят от слова «кишла» – «зимовище, хутор» и «нау» – «новый». Слово «кишла», как уже было замечено, есть слово татарско-турецкое; следовательно, если это производство справедливо, то Кишенау одолжено первоначальным происхождением своим прихоти какого-нибудь буджацкого мурзы, прикочёвывавшего сюда со степи, или, может быть, турецкого паши, имевшего резиденцию в Бендерах, не в дальнем отсюда расстоянии. До присоединения Бессарабии к России здесь была ничтожная деревушка. При организации областного правительства, выбор центрального города для всей области колебался между Бендерами и Орхеем (нынешним Оргеевом). Никто и не думал о Кишинёве. Выбор установился здесь единственно по настоянию знаменитого экзарха Гавриила Бодони. В самом деле, местность совершенно удовлетворяла назначению: Кишинёв находится в самой середине области, на рубеже степной и горной Бессарабии. Владыка учредил здесь же свою кафедру, которая доныне сохраняет имя «митрополии». Разумеется, город начал распространяться быстро: но при устройстве его порядок и вкус не принимались во внимание. Это была огромная молдаванская деревня до 1834 года, когда начальником области и хозяином города сделался нынешний военный губернатор Кишинёвский, генерал-лейтенант П.И. Фёдоров. С тех пор началось перерождение Кишинёва; и теперь, в каких-нибудь пять лет никто не узнает старого молдаванского Кишенау.

Каким волшебным жезлом производится это превращение! – Талисман заключается в соревновании, которое весьма искусно пробуждено в самых жителях города. Они строятся добровольно, поощряемые выгодами, которые предварительно обеспечиваются сооружаемым им домам. Это расшевелило даже евреев, которым принадлежит теперь много прекрасных и великолепных зданий. Только молдаване мало ещё принимают участия в общем рвении: они продолжают довольствоваться своими безобразными «касами», гармонирующими с их полу-азиатским костюмом и полу-мусульманскими привычками.

Я не буду распространяться о наружности города, чтобы тем свободнее предаться впечатлениям, возбуждаемым жизнью его пёстрого населения. В Кишинёве считается теперь больше сорока тысяч жителей. Все города здешнего края отличаются смешением языков и племён. Но тут мы увидели в первый раз особую стихию румунскую, во всей роскоши её национальной самообразности.

Как нарочно для нас случился праздничный день, знаменующийся в Кишинёве общенародными гуляньями в прекрасно устроенном публичном саду. Добрый хозяин города имел любезную благосклонность сам повести нас туда. Гулянье только что начиналось. Середи сада, на широкой площадке, образуемой перекрёстком аллей, гремела полковая музыка. Народ приливал густыми волнами и частью помещался кругом площадки, частью рассыпался по аллеям.

Ещё многие из румунов, особенно старики сохранили свой народный, живописный костюм. Вместе с ним они, кажется, сохраняют и глубокое предубеждение против всего, отзывающегося новизной русско-европейской цивилизации. Эти кореняки, представители упорного румунского национализма, сидели безмолвно или прохаживались медленно, погружённые в самих себя. Вероятно, они уносились мыслью в те блаженные времена, когда Бессарабия оглашалась пронзительными звуками жидовских цимбал или бешеным визгом цыганского табора. О вкусах спорить нельзя: но заметно уже, что новое поколение решительно изменяет своим отцам. Почти вся аристократическая молодость одевается по-европейски, имеет или, по крайней мере, показывает европейские потребности и прихоти. Первый знак к отступлению от старины, разумеется, и здесь, как везде, подаётся прекрасною половиною человеческого рода. Вы уже не различите теперь по платью румунских кукониц и кукон: богатейшие из них разубраны по парижским или, по крайней мере, венским картинкам мод. Только резкая печать полу-азиатской физиономии изобличает их недавнее усыновление Европе. О! Европейский бесцветный лоск достаётся недаром, особенно женщине! Надо долго прохлаждать кипящую кровь, гладить и утюжить вероломное выражение лица, наводить матовый туск на очи, горящие жизнью, приводить в разочтенный такт свободную игру движений. Румунки не сделали ещё больших успехов в этой трудной науке, облегчённой для европеек всеми усилиями воспитания и примера. Они ещё дочери природы. И какой природы!..

Вообще, образование румунов идёт ещё очень туго. В аристократии есть порывы к цивилизации; но чем они обнаруживаются? Первым долгом считается уметь говорить по-французски и одеться по-немецки. Язык французский, разумеется, с молдаванским произношением и без всяких идей – это всё, полный курс мудрости и просвещения! До Парижа далеко, и потому он известен здесь только по слуху; но зато многие бывают в Вене. Вена – высочайший идеал, до какого только может простираться воображение румуна! Кто был в Вене, тот считается образцом всех возможных совершенств, джентльменом necplusultra. Но ни французское лепетанье, ни фашионабельное путешествие в заветную столицу Австрии не препятствует «львам» бессарабской аристократии коснеть в праотеческих привычках, представляющих слияние боярской спеси с мусульманскою невзыскательностью. Говорят, случается ещё видеть щёгольскую венскую коляску, у которой перед козлами прибиты гвоздями большие сапоги, а к козлам пришито кучерское платье: в это полное облачение влезает нагой цыган, когда получает повеление исправлять должность возницы. По сему же и прочая разумевай. Чтение ещё не вошло в потребность румунской образованности. По-русски редко кто умеет и говорить, не только читать. Национальной литературы пока вовсе нет. Книги иностранные считаются неуместной роскошью, которую дозволяют себе немногие.

Между тем, правительство, со своей стороны, неусыпно печётся о водворении истинного просвещения в столице Бессарабии. Кишинёв давно уже имеет духовную семинарию для снабжения храмов Божиих достойными пастырями; при этой семинарии несколько лет находился пансион, имевший целью образование переводчиков для государственной службы в области; покойный Венелин, при первом своём вступлении в Россию, исправлял тут должность надзирателя. Гимназия открыта недавно, но находится в полном ходу, обещающем несомненные успехи; при ней существует благородный пансион, отлично устроенный. Уездное училище имеет ланкастерскую школу, снабжённую так роскошно, как нигде в России: это распоряжение, простирающееся в равной мере и на прочие города области, в которых находятся уездные училища, принадлежит единственно просвещённому усердию нынешнего областного начальника. Есть также училище для канцелярских служителей. Даже евреи учредили для себя род высшего уездного училища, по образцу подобного в Одессе. Видно, что город возрождается не только наружно, но и внутренно. Только для созрения духовных семян потребно время, и время.

Долго пробыли мы в саду. Невозможно налюбоваться внимательностью, с какою устроено здесь всё для удовольствия гуляющих, которых большую часть надо ещё учить находить удовольствие в гулянье. Там устроена прекрасная беседка с широкими балконами. Здесь возвышается здание «клуба», снабжённое роскошным буфетом. Мысль учредить «клуб» в Кишинёве есть самая счастливая: это есть лучшее средство сблизить румунских бояр с русскими жителями города, расшевелить в них чувство общественности, сгладить с лиц их боярскую важность и привить к ним русское радушие. Для полноты русского раздолья сделаны русские качели; и это, кажется, самый опасный камень преткновения для румунской национальности: тут часто не только ветреная младость, но и допотопные антики увлекаются вихрем соблазна; цветные куцавейки и ишлыки только что мелькают в воздухе яркою радугою.

В Кишинёве есть и театр – театр русский! Мы взяли билеты и просидели всё представление. Играли какую-то комедию, перевод г. Ленского: так, помню, сказано было в афише. Что касается до названия, то, откровенно винюсь, не припомню; а содержание как-то так мудрено, что я хорошо не понял. Актёры играли преусердно, и публика была очень признательна: она награждала их часто рукоплесканиями, но ещё чаще шумным хохотом при каждой двусмысленной выходке. Чудное дело! Румуны, очень плохо понимающие по-русски, так чутки к остротам г. Ленского: верно, эти остроты очень остры и бодливы. Извольте ж верить после того столичным фёльетонам! В театре находился молодой гвардейский офицер Молдавского господаря, весь залитый в золоте, которого я видел ещё в саду. Зная по-русски, он внимательно следил за представлением и нередко делал своей очень миленькой соседке замечания, разумеется, по-французски, сравнивая здешних актёров с французскою труппою, играющею в Яссах. Замечания эти не были слишком неблагоприятны для кишинёвских артистов. Впрочем, на этот раз труппа была не в полном своём блеске: на сцене не было знаменитого Соленика, в то время принадлежавшего кишинёвскому театру. Нам обещали именно для нас дать «Гамлета», и в новом переводе г. Полевого. «Гамлет» – на кишинёвском театре! Это, конечно, стоило посмотреть. К сожалению, обстоятельства расположились так, что нам этого удовольствия не досталось. Театр заключился разными плясками, которые также были осыпаны рукоплесканиями.

Повторю опять: Кишинёв перерождается во всех отношениях; и это будет иметь благодетельное влияние на всю Бессарабию. Уже и теперь многие с гордостью говорят о Кишинёве и даже дерзают сравнивать его с Яссами; а Яссы, в понятиях Бессараблян, занимают первое место после Вены: в Одессе они бывают редко; о Петербурге и Москве знают только, что там очень холодно. Надо в самом сердце родной их стороны утверждать рассадники истинного просвещения, водворять и развивать общественность со всеми её благородными насаждениями, споспешествовать пробуждению вкуса и любви к порядку, к гармонии, к изяществу. Всему этому полагаются теперь благие начала: и будет время, что это будет! Тогда местный патриотизм разовьёт благородное чувство симпатии и соревнования к общей жизни великого отечества, усыновившего себе страну Румунов. И Россия сделает приобретение. Возрождённое потомство Римлян не будет лишним в её семье: напротив, обогатит её народную физиономию новыми оттенками, оразнообразит игру общественной её жизни. Обруселый бояр не станет бояться северных морозов; и прекрасная ножка куконицы, вместо аллей Пратера, заскользит охотнее по граниту Невского проспекта или по гладкой скатерти Тверского бульвара… Кстати, о ножках. Говорят, что очаровательные «ножки», воспетые Пушкиным, ещё движутся по роскошным коврам кишинёвской зелени… Кстати, о Пушкине. Ещё цел домик, в котором он жил во время пребывания своего в столице Бессарабии…

В этот раз только сутки провели мы в Кишинёве. В следующий день, около десяти часов утра, отправились в дальнейший путь. Погода всё колебалась. День занимался сереньким, подёрнутым облачками, из-за которых, впрочем, временами выглядывало солнце.

Дорога продолжалась через пригорки, успевшие уже приодеться свежею зеленью весны. Пригорки эти не так высоки, как между Леовом и Кишинёвом. Кишинёв лежит на юго-восточной оконечности рёбер, составляющих горный остов северной Бессарабии. Река Бык, при которой он находится, принадлежит уже к бассейну Днестра…

Полный очерк Николая Надеждина “Прогулка по Бессарабии” можно прочитать по ссылке.