В центре Кишинева продолжает работать маленькая семейная галантерейная мастерская армянской семьи Дарбинян. Ей больше 40 лет

В Кишиневе остались считанные единицы ремонтных мастерских, которые продолжают работать с 70-х. Одна из них — галантерейная мастерская армянской семьи Дарбинян, которая находится в одноэтажном доме по адресу ул. Пушкина, 7.

Клиентов встречает вывеска, написанная вручную, узкий коридор ведёт в заваленную обувью, сумками и зонтами комнату. Вещей вокруг так много, что за столом не сразу замечаешь мастера.

Мне нужно подогнать кожаный ремешок от сумки. Из-за стола встаёт хозяин, он же единственный работник мастерской, энергичный мужчина в возрасте. Пока я показываю сумку, завязывается разговор.

— У вас портрет Сталина на стене?

— Это от отца. Мой отец Хачик Дарбинян тут после войны остался охранять военнопленных немцев, был милиционером, служил, а когда Сталин умер, кавказцев отовсюду убрали, так отец стал сапожником.  Сначала он работал в мастерской у жд вокзала, а с 79 года на ул. Пушкина: сначала у магазина Минводы, где был магазин «Пионер».

— А вас как зовут?

— Я Егия Дарбинян. С отцом работал с тех пор как он в центр переехал. Про нас тогда еще в газетах писали — семейная династия. А плакат с армянскими актёрами клиенты подарили, правда уже после смерти отца, он умер в 2000, 74 года ему было.

В мастерскую на ул. Пушкина, 7 приходят чинить зонты, сумки, чемоданы, обувь. До смерти отца в мастерской они работали парой, сегодня Егия работает один. По образованию Егия технолог обувного производства. Как обувщик он начинал работать на Телецентре в общежитии Зориле.

— Я работаю сам пока могу. Дети у меня  в другие области пошли. Сын любит конструкциями заниматься, девочка рисует. Мастеровых людей нет. Продавать дом не собираюсь. Нас отсюда пытаются выселить, умные такие. Вредят. Застройку сделали сзади, их дом стал давать усадку, а трещины у меня пошли. О продаже всерьёз не думал. Если я ответственен за что-то, бросить я это не могу. Надо навести порядок, выкинуть все ненужное отсюда, а потом уже думать, кому отдать, как отдать. Тут приносят вещи на ремонт и не забирают годами, вот две пары лежат, бывает через год полтора приходят и забирают. Сейчас я предупреждаю оплата вперед.

— Сколько я за ремешок должна?

— Два лейчика давайте.

Благодарю, оставляю 10. Выхожу. Егия провожает словами, что 10 – это очень много и продолжает.

— Входную табличку мне художник сделал с Телецентра, а мусорку эту я озолотил, подъезжают ребята мусорщики «о чемоданы»!

На улицу Егия выходит с целофановым пакетом семечек.

— Это мои друзья, голуби, я же их кормлю, правда стену обгадили, но это ничего. А место детям оставлю, пусть они решают, что с ним делать. А пока я тут. Жаль работы стало мало, все выкидывают, никто сейчас не чинит.

На этом я ухожу в тот самый мир, где у вещей уже давно нет никакой ценности, где ремонтировать кажется сложнее, чем просто выбросить, где зонты никто не чинит, а вместо обувных мастерских популярностью пользуются химчистки для кроссовок.