«Моё частное бессмертие» — роман уроженца Кишинёва Бориса Клетинича, о котором говорят

Необычный роман о Молдавии «Мое частное бессмертие» вышел в книжном издательстве «Арсис-букс» (Москва) и сразу обратил на себя внимание критиков и читателей.

Писатель Борис Клетинич, уроженец Кишинева, выпускник ВГИКа, ныне живущий в Канаде, писал роман долгих 20 лет.

Борис Клетинич родился 1 августа 1961 года в Кишиневе (Молдавская ССР). В 15 лет – под влиянием талантливого одноклассника Евгения Хорвата – стал сочинять стихи. Стихи Клетинича попали в республиканскую печать, были опубликованы в газете «Молодежь Молдавии».

Высшее образование Клетинич получил во ВГИКе на сценарный факультете, в мастерской Евгения Габриловича.

После работал на киностудии «Молдова-Фильм» в должности редактора. В 1988-м году по сценарию Б.Клетинича и В.Ежова был снят полнометражный художественный фильм «Ваш специальный корреспондент» («Молдова-Фильм» по заказу Гостелерадио СССР). В 1991 году Клетинич эмигрирует в Израиль, а с 2002 живёт в Монреале (Канада). Стихи и проза писателя публиковались в «Новом Мире», «Волге» и «Юности», в молодогвардейских альманахах «Поэзия» и «Истоки», в журнале «Киносценарии» (Москва), в израильских литературных журналах «22» и «Зеркало», в канадской и американской периодике.

Журналист и литературный редактор Галина Пашкова рассказала о своём понимании романа писателя.

«Я есть». О романе Бориса Клетинича «Моё частное бессмертие».

 Роман Бориса Клетинича «Моё частное бессмертие» поражает, в первую очередь, своим хронотопом. Его пространственно-временные координаты бросают читателя из 1930-х в 1980-е, из Румынии в СССР, из Кишинёва в Москву. Разные страны, эпохи, политические режимы.

И, поскольку образ человека всегда хронотопичен, малые истории героев развиваются в романе в контексте великих исторических событий доброй половины 20-го века.

«В «Маккаби» было собрание с оркестром. Зал убрали в белое и голубое. Тростянецкие, Гульды, Воловские, M-me Резник с мужем,.. весь beau mond был тут. Объявили сбор средств на Палестину… Из оркестра выхлопнуло музыкальное пламя, прямо целый огненный язык тарелок, труб и литавр. Распорядитель подал знак, и мы с Аркадием П. из выпускного класса выступили из портьеры и двинулись со своей коробкой среди столов…»

Давайте разберемся, что здесь происходит.

Во-первых, это 1933 год. Во-вторых, Бессарабия, исторически спорная территория, не раз уже переходившая от Румынии к России и наоборот (события в данной главе относятся к румынскому периоду). В-третьих, Палестина (будущее еврейское государство), в фонд которой местные оргеевские евреи объявили сбор средств.

Сбор будет происходить в общинном зале «Маккаби», и коробка для сбора вручена не кому-нибудь, а юной Шанталь, от лица которой и ведется повествование.

Сначала с этой коробкой она грациозно переходит от стола к столу, затем, когда после официальной части объявляют бал, ее … выбирают королевой. В нее с первого взгляда влюбляется местный лесопромышленник, богач и филантроп Иосиф Стайнбарг, но в самый неподходящий момент рядом возникает некая мадам из секретариата гимназии, где обучается Шанталь, и гневно напоминает, что после 8 вечера гимназистам запрещено появляться в публичных местах.,.

Вот в каком насыщенном историческом контексте развивается действие «Моего частного бессмертия». И пускай этот контекст лишь фон для душевных переживаний девушки, но, и будучи только фоном, он придает повествованию глубину, создает ауру.

«… потом закудрявились скрипки перед тюлевым занавесом, я оглянулась на их взволнованный шум… «Выбираем королеву бала!» – объявил распорядитель. И я услыхала «CHANTAL DAITCH», проговорённое с ударением… Я???!!!.. Как во сне я подставила голову под венок. Аркадий П. стал отбирать у меня коробку с пожертвованиями, но я вхватилась в нее мёртвой хваткой. Все смеялись…».

В романе масса главных и второстепенных героев; генеалогические древа семей, связанных общими событиями, невольно вызывают ассоциацию с семьёй Буэндиа из романа Маркеса «Сто лет одиночества». Им также приходится переживать тяжёлые времена политических катаклизмов, скрываться от режима, ломающего судьбы, противостоять жестоким обстоятельствам и в конечном итоге – устанавливать свои личные приоритеты, выбирать, что является самым дорогим и важным (в 1930-х переходить по льду из Румынии в СССР… в 1941-м спуститься в партизанские катакомбы оккупированной Одессы, ,.. а в 1976-м дезертировать из СССР в Голландию ради продолжения шахматной карьеры…).

Но и в относительно благополучное, мирное время чуткие антенны романа улавливают сигналы будущих великих событий.

«… Телефон крякнул – болотным лесным звуком.

– Bună seara! («Добрый вечер!» – рум.), – сказал Стайнбарг в телефонную кость.

Я вышла из комнаты.

Двор был голый, чисто выметенный. И если Гусятин правда, то…

Стайнбарг появился.

 – Белкин звонил! – объявил он так, будто это имя мне что-то говорит. – Есть мельница в Ниспоренах, какие-то русские отдают! – он поднял локоть и сдул пушистую гусеницу с рукава. – Одна проблема: хлеб, таксация!.. А с другой стороны… своя земля, а?!.. – и посмотрел испытующе. – И значит, мои дети не услышат «Jidani, cărați-vă în Palestina!» («Евреи, убирайтесь в Палестину!» – рум.).

 – И женщинам груди вырезали? – с обреченностью я посмотрела вверх. На вороньи гнезда в тополях.

Глаза его округлились.

Он улыбался…».

Этот драматический диалог взят из сцены … любовного объяснения Иосифа Стайнбарга и Шанталь. Белкин – это, очевидно, посредник по продаже недвижимости. А «какие-то русские», отдающие мельницу в Ниспоренах, – потомки русских служивых, получивших тут земли после присоединения Бессарабии к России в 1812-м году. С тех пор власть тут менялась несколько раз. Но только сейчас, в середине 1930-х, когда права на Бессарабию вот-вот заявит сталинский СССР, этнические русские предпочтут вовремя распродать активы и эмигрировать в Европу.

Что же до евреев, которым предлагается убраться в Палестину, то это вполне в духе правого румынского национализма, усиливавшегося в Старом Королевстве накануне второй мировой.

Вот так и тянется нить повествования этого многопланового романа. Сюжетный мяч продуманно и точно перебрасывается от героя к герою, иногда поверх десятилетий. Каждая глава снабжена точными датами, указанием городов. Тут тебе и запись шахматных партий, и рапорты в КГБ, и исторические документы… – общая канва сплетается из мозаичных деталей, дополняющих друг друга.

Необычайно интересен язык. Румынский, идиш, старорусский, французский – вплетены в него. Встречается даже современная сленговая аббревиатура навроде OMG – что создаёт дополнительный юмористический эффект и сдувает пыль архаики со всего полотна. Впрочем, автору и этого мало. Роман изобилует языковыми опытами, проведенными в лаборатории писателя, чаще всего удачными или, по меньшей мере, выразительными.

«В ту ночь личинки богов закопошились во мне: боги зим, боги лет, боги садов и долин, частые боги влюблённостей и дерзаний… – всё вдруг сделалось одушевлённо в жизни моей, всё на расстоянье локтя. Из расплёсканности и самонечутия, из потерянности и ходьмы, переступал я в одно светозарое, с живочащимися богами сегодня.  Гадкое по беспомощности, 1-е стихотворение моё было предрешено в ту ночь…».

Это сцена из третьей книги. 1976-й год, 15-летний Витька Пешков (между прочим, внук Шанталь и Иосифа Стайнбарга) вернулся домой после дня рождения Кости Тронина (друга-одноклассника, пишущего стихи и уже публикующегося в газетах), и, не в силах уснуть, тоже записывает что-то такое, в рифму…

Впрочем, к языку романа постепенно привыкаешь, в чем автор умело помогает читателю. Все иностранные слова даются с переводом или пояснением. Имена-антропонимы пишутся то латиницей, то кириллицей (например, Sophie L. и Софийка, будущая вторая витькина бабушка…), подчёркивая неразрывную связь эпох и культур. В этом наслоении шрифтов и курсивов есть даже элемент игры. Например, на уже упомянутом дне рождении Витька настолько тушуется перед Костиной мамой, рафинированно-интеллигентной москвичкой, что от волнения не расслышит ее имя и станет называть про себя «фиалуоу» (тогда как она «Серафима Николаевна»). Это сам слух его чутко подстраивается к новизне обстановки и, как в детской игре, породит удивительное слово.

Такая словесная раскованность несет в себе элемент детской игры. Футбол, шахматы, дворовые «чушки»… – во что только не играют герои романа. В самом сюжете его заложена ролевая игра: «дети – родители», «ученик – преподавательница», «спортсмен – тренер». В таком разделение, по мнению Эрика Берна, всегда содержится скрытое психологическое послание. Например, Шанталь («королева бала») на подсознательном уровне принимает «особую» позу, когда в кишиневской автобусной концессии (зима 1935 года) появляется Иосиф Стайнбарг («богатый покровитель»). Затем, уже будучи женой Иосифа, «предугадывает» его реплики и заранее продумывает свои ответные реакции, пытаясь в каком-то смысле «переиграть» его, заставить поступать согласно своему плану.

Вообще все герои романа по-своему талантливы в поединке с жизнью. Растущая в бедной семье Шанталь – лучшая ученица в гимназическом классе, ее далеко не атлетичный внук Виктор – футбольный самородок, а витькин детдомовец-отец Лев Пешков (сын Иосифа и Шанталь), хотя и закончил всего лишь мореходку («матросня», как он сам называет себя), великолепно понимает физику и другие естественные науки.

А еще есть Витя Корчняк, дитя ленинградской блокады, переживший мышечную дистрофию и определенное умственное оставание. К изумлению мачехи, его принимают вне конкурса в ЛГУ – благодаря выдающимся шахматным успехам.

Ему-то и придется довести тему игры в романе до кульминации.

Когда-то Алексей Лебедев, отчим Витьки, внушил Корчняку навязчивую идею о некоем глобальном Урале, выдвинувшем из себя юного Анатолия Карпова. И теперь, в решающей схватке за мировую корону, эмигранту Корчняку предстоит сразиться не столько с молодым уральским самородком, сколько с могущественным явлением, географическим, природным, индустриальным.

«… В связи с этим вспомнил, как Оля заставляла писать диктанты в детстве. «Урал опорный край державы, Её добытчик и кузнец, Ровесник древней нашей славы, И славы нынешней творец… Велико значение Урала как индустриального района России! С давних пор его называют железным. Но Урал не только железный! Он еще и медный, золотой, платиновый! Он самородный! Во всем мире славны малахит, рубин, топаз и другие самоцветы Урала!».

Достоверный голос мачехи (образца 1944-го, с педагогическим нажимом на трудных словах) прошелестел в голове. Вся их теплая комната на улице Марата нарисовалась. Потом Оля еще диктовала про военную промышленность. Про то, что Урал дает стране свыше 40% всей военной продукции, производит 70% всех советских танков. И, вспоминая теперь ее голос, он не мог понять, каким образом эти топазы, малахиты, рубины, эти танки и минометы, будучи только его и Олиным домашним диктантом, достались в конце концов Толе. Выдвинули его…».

Матч за корону проходит на далеких Филиппинах и после 3-месячной ожесточенной борьбы завершается со счетом 6:5 в пользу… Урала. Но это не столько победа советских, сколько поражение Корчняка, преданного своим единственным помощником. Львом Пешковым, Витькиным отцом.

Впрочем, у Пешкова не было выбора. Не выполни он «партийное задание», его сына выкинули бы из ВГИКа и отправили на передовую в Афган (1982-й год).

И вот здесь-то игра как-то резко перестает быть игрой. Но становится чем-то экзистенцильным.

Немало не подозревавший о своей роковой роли в шахматном поединке столетия, Витька благополучно оканчивает ВГИК и возвращается в город детства Кишинев. В те же дни его родная бабушка, «баба Соня» (она же юная Софийка и Sophie L. из первых глав) съедает целую пачку снотворных таблеток. Ее чудом спасают, но помещают на лечение в психбольницу. Там она заявляет внуку о том, что «берет ход назад». Речь о ее нелегальном переходе из Румынии в СССР в 1935-м. Вот так, ни больше, не меньше, летом 1983-го года она отменяет роковой шаг в своей жизни, принесший ей и вправду немало горя. Проблема лишь в том, что благодаря тому нелегальному переходу стало возможным появление на свет ее внука Витьки в 1961-м. А если не было перехода, то, выходит, и Витька нет.

И вот тут-то, в поединке с своим собственным Уралом, с призраком собственного небытия, Витька Пешков (не случайно он полный тезка шахматиста-эмигранта) раскрывает главный посыл всего произведения в нескольких фразах: «Но я-то знаю, что я есть!..».

Эти простые, но глубоко философские слова невольно заставляют задуматься – а не забываем ли мы все порой о том, что мы есть? О том, что каждый дарованный нам день – благословение, праздник, возможность прожить его так, чтобы запомнить навсегда, сохранить в копилке самых счастливых. Останутся ли после нас хоть какие-то хроники? О чём мы будем жалеть в самом преклонном возрасте? По мнению Марка Твена о том, что мало любили и мало путешествовали. А также мало наслаждались каждым моментом, мало получали впечатлений, мало читали, мало говорили друг с другом. Не пришло ли время задуматься об этом, ведь, согласно роману Бориса Клетинича, «Ради тебя был создан мир!».

Пашкова Галина – журналист, литературный редактор. Окончила Кишиневский госуниверситет (факультет журналистики) в 1983 году, затем Институт молодёжи в Москве. Работала на молдавском телевидении в качестве редактора, позже была редактором многотиражной газеты. С 1989 года проживает в Киеве (Украина). Работала в книгоиздательствах. Сотрудничает с периодическими изданиями