Река Бык начинается как множество родников. Они стекают с холмов, покрытых лесом, к селу Темелеуцы. Это село находится в уединенной долине в центральной части молдавской возвышенности Кодры. «Раньше эти леса называли „черная борода"», — рассказывает хранитель школьного музея села Темелеуцы, учительница математики Любовь Филипповна Балык. Люди боялись ходить в глухие буковые заросли. Они напоминали им запутанную и непролазную черную бороду. Такую, как у разбойников.

По легенде, много лет назад сюда пришли два поляка, скрывающиеся от турок, которые тогда контролировали эти территории. Они привели с собой две тысячи овец и остались жить здесь — в лесном тупике. До сих пор в селе распространены польские фамилии, такие как Королецкий или Олевский.

Когда вокруг одни леса и холмы, а люди живут на их склонах своим небольшим тесным сообществом, возникают особенные взаимоотношения. «У нас редко делают друг другу гадости, — с гордостью замечает Любовь Филипповна. — В селе есть поговорка, которая объясняет, почему так получилось: отсюда есть только одна дорога, и по ней нельзя пройти незамеченным».

Если внимательно присмотреться к этому хаосу, можно заметить, что тема воды проходит через всю историю села: ловушки для рыбы, сплетенные из ивовых прутьев, глиняные сосуды для хранения и транспортировки воды, рыба, высеченная из камня первобытными жителями этих мест.

«Наш музей можно назвать народным, — объясняет Любовь Филипповна. — Все, что вы здесь видите, в разное время принесли жители села. Вот, например, раковины мидии. Дети принесли их совсем недавно. Оставили эти раковины, чтобы показать, какая чистая у нас здесь вода. Ведь мидии живут только в чистых реках».

Даже потолок этого музея несет на себе следы воды. «Сейчас такой бардак, — Любовь Филипповна обводит комнату рукой и показывает на потолок, — потому что крыша течет. Вот мы и снесли все в центр комнаты, чтобы не промокло и не испортилось. Конечно, это неправильно, но никаких средств на нормальный музей нет».

Несколько лет назад в Темелеуцах проходил большой фестиваль, посвященный истоку реки Бык. Местные жители надеялись, что это привлечет туристов и поможет развитию села. Но пока оно остается не особо людным местом, далеким от туристических маршрутов.

Родник, символически обозначающий начало реки Бык, расположен в нескольких километрах над селом. Здесь же находится водозаборная зона, которая снабжает Темелеуцы питьевой водой. Склоны вокруг села покрыты виноградниками. Нужно пройти через них и спуститься в узкую буковую лощину. Там, на полянке, стоит барельеф с изображением главного молдавского поэта — Михая Эминеску, а рядом, из плиты с надписью «Iz.r.BIC», бьет струйка воды.

«Пришли из леса долгоносики, испортили половину винограда и ушли обратно в лес. И как тут не брызгать? — Виктор разводит руками, как бы извиняясь за то, что приходится убивать эту новорожденную воду. — Обычно я здесь воду для хозяйственных нужд не беру, а приношу с собой из села. Но сегодня немного не рассчитал, вот и пришлось к роднику подняться».

Пока вода набирается, Виктор на правах местного жителя рассказывает о холмах, окружающих родник. Слева — гора Баланешты. Это высшая точка Молдовы. А справа начинаются заповедные леса, они называются Плаюл Фагулуй, то есть Буковый Край. Здесь находится главный молдавский водораздел. Вся вода, стекающая на восток, попадает в Днестр. С другой стороны хребта вода стекает на запад и попадает в Прут. Бык течет на восток, к Днестру.

Виктор переводит взгляд на лежащую в кустах пустую пластиковую бутылку и качает головой. «Вроде самые глухие места, но и здесь мусора хватает. Особенно когда становится тепло. Приходит молодежь, пьет, отдыхает, потом ничего не убирает после себя. А ведь эту воду использует все село».

Внизу, в долине, построена земляная дамба. Она собирает всю воду, стекающую с холмов, и образует запруду. В этой запруде разводят рыбу: карпа и карася. Этой же водой поливают огороды и виноградники. Вокруг, на заливных лугах, пасутся лошади и овцы.

Сейчас весна, и запруда разлилась так широко, что затопила луга на дне долины. Долина превратилась в большое болото. Сельские дети бегают по щиколотку в этом болоте. Большими самодельными сачками они вылавливают рыбу, запутавшуюся в траве и мелких ручьях.

Рядом, на небольшой возвышенности, родители этих детей распахивают поле с помощью лошади, запряженной в плуг. В селе много тракторов, мотоблоков, а на перекрестках стоят солнечные батареи, но все эти достижения цивилизации уживаются с самыми примитивными способами обработки земли. Лошадь с трудом тянет плуг. Упирается. Но, понукаемая громкими командами пахарей, один из которых управляет плугом, а другой тянет лошадь за узду, она поднимает большие жирные куски пойменной земли.

В 1962 году на реке Бык, в 12 километрах выше Кишинёва, была построена земляная плотина, укрепленная бетоном. За год долина реки заполнилась водой и образовалось Гидигичское водохранилище или, по-другому, Кишинёвское море. Водохранилище было создано для орошения окружающих полей и виноградников, а также для регулирования уровня реки Бык и разведения рыбы.

В советское время на берегу водохранилища появилась большая зона отдыха, которая могла одновременно принять до 30 тысяч человек и включала в себя санатории, пансионаты, общественный пляж, парк аттракционов, лодочную станцию и тренировочные базы для занятий байдарочным и парусным спортом.

Гидигичское водохранилище и сейчас является самой близкой к Кишинёву загородной зоной отдыха. В теплый сезон здесь много отдыхающих, рыбаков, спортсменов и даже курсирует небольшой прогулочный теплоход.

Правда, масштабы изменились, и сейчас над обломками советской рекреационной империи витает ощущение упадка и запустения. Пансионатов и санаториев здесь больше нет, а вместо них часть прибрежной территории разделена на частные владения. Власти регулярно сообщают о плохом техническом состоянии дамбы. Это связывают, во-первых, с ее возрастом, а во-вторых, с сильным заилением водоема. Ил скапливается у плотины, создавая давление, на которое она не была рассчитана.

Чтобы попасть на публичный пляж, придется пройти через небольшой лабиринт заборов и недостроенных домов. Если бы из песка, заросшего бурьянами и травой, не торчали кабинки для переодевания и скамейки, то сложно было бы понять, что это пляж. Он напоминает бродягу — небритого, нестриженого и нечесаного, но еще хранящего следы былого приличия. Сегодня тут пусто. Только на одной из скамеек на солнышке греется парочка. Это Саша и Инна, они живут в роще на окраине пляжа. У них нет собственного дома, но зато есть старый вагончик с самодельной деревянной лестницей.

«Раньше была железная, — жалуется Саша, — но местные цыгане украли на металлолом. Пришлось сделать самому из того, что в лесу нашел».

К вагончику не подключены ни свет, ни вода, а пищу приходится готовить на костре. Перед вагончиком, утопающим в зелени, устроена своеобразная зона отдыха. Здесь большинство предметов быта и «мебель» сделаны из пластиковых бутылок, пенопласта, покрышек, дерева и всего того, что можно найти в округе. На бельевой веревке сушится какая-то старая одежда, а на деревьях развешан всякий хлам вроде неработающих настенных часов.

«Счастливые часов не наблюдают», — шутит Саша, рассказывая о преимуществах жизни на природе. Инна в это время молча гладит маленькую белую собачку. Еще три собаки бегают где-то вокруг. «А что? Проснулся с утра, разделся, побежал в воду. Водохранилище быстро прогревается, потому что оно мелкое. Можно купаться чуть ли не с апреля и до конца осени».

Гидигичские робинзоны живут на окраине пляжа вот уже третий год. Их образ жизни читается по лицам. Например, сейчас только апрель, а они уже загорели так, будто живут в тропических широтах. На жизнь ребята зарабатывают поденными работами: в теплицах, на полях и на фермах, расположенных вокруг озера. Кроме того, они продают отдыхающим дрова и сдают на прокат мангал.

«В прошлом году нам немного платили за то, чтобы мы присматривали за пляжем, пропалывали его от сорняков. А в этом году еще не было команды от властей. Не будем же мы просто так работать? — кривится Саша и прикладывается к бутылке с пивом. — Мы с Инкой за два дня можем этот пляж прополоть, тут же песок, а не земля. Но только если заплатят! А так я лучше рыбу буду ловить». Саша рассказывает, что даже с берега, не имея лодки, можно успешно ловить карасей или окуней.

«Правда, в позапрошлом году сверху, то ли из Калараша, то ли из Страшен (прим. города расположенные выше по течению Быка) был сброс какой-то химии, говорили, что хлора. Тогда очень много дохлой рыбы валялось по берегу. Воняло просто невозможно. Но вроде восстановилось водохранилище».

Об этом отравлении рыбы вспоминает и фельдшер спасательной станции № 3 Варвара Васильевна Кротик. «Но сейчас, насколько я знаю, вода достаточно чистая. Посмотрите, какая прозрачная, — Варвара Васильевна показывает на воду, плещущуюся у пирса, на котором мы стоим. — У нас здесь мужики постоянно раков ловят. А раки — это же показатель чистой воды!»

Варвара Васильевна показывает на буи, которые лежат на пирсе и дожидаются своего часа. Через месяц их выставят в воде и они будут останавливать купальщиков, если те захотят заплыть дальше положенного. «Пока у нас тихо. Потому что купальный сезон только через месяц откроется. Начальник станции еще в отпуске. На смене только я и дежурный спасатель. Но мы уже активно готовимся к лету и, конечно, ждем отдыхающих».

Когда мы выходим со спасательной станции, то замечаем у костра пожилую пару. Они приехали из Кишинёва, чтобы пожарить шашлыки и провести это теплое воскресенье у воды. Недалеко от них висит табличка «Костры жечь запрещено. Штраф 200 лей!».

«Речка-вонючка» — так большинство кишинёвцев отзываются о Быке.
Многие выросли с этим представлением о реке, и не все понимают насколько несправедлива эта метафора для того времени, когда Кишинёв только становился городом.

Известно, что доступ к чистой воде и плодородная почва являются главными условиями для человеческих поселений. Кишинёв — не исключение. В XV в. именно на берегах Быка образовалась ярмарка, а позже и небольшой город. По мнениям ученых, название города восходит к тюркским словам «kışla» (кишла) или «çeșme» (чешме), что означает «родник», «источник», или к слову «kechu» (кечу) — «баня», которое могло отражать деятельность средневековых горожан.

Река Бык и источники чистой воды рядом с рекой обеспечивали развитие города. Первые дома и самые старые постройки, сохранившиеся в Кишинёве, — Мазаракиевская церковь (1752 г.) и церковь Св. Константина и Елены (1777 г.) — были построены на правом и, соответственно, левом берегах реки. Воды Быка весной были обильными, а к лету мельчали и иссыхали, а источники снабжали население водой бесперебойно. Со временем люди начали использовать реку как водосток. В XIX в. мельницы, шерстомойки, мелкие заводы, а также крестьяне сбрасывали отходы и нечистоты прямо в Бык, загрязняя не только реку, но и близлежащие источники.

Кишинёв разрастался, особенно вверх, таким образом появился так называемый Верхний город, где новые колодцы и водовозы обеспечивали снабжение чистой водой. Только бедные семьи оставались жить в низине, у реки, где всегда была вонь и опасность наводнений во время обильных дождей. Неоднократно власти города пытались исправить ситуацию, остановить загрязнение Быка, однако отсутствие средств, интересы предпринимателей и упрямство людей были сильнее.

Возможно, именно отношение к реке как к водосточному каналу определило ее судьбу, по крайней мере, в Кишинёве. Но, несмотря на это, было и другое отношение к Быку, раскрывающее в нем огромный потенциал для развития Кишинёва.

Сразу после войны, в 1946 году, Алексей Щусев, знаменитый советский архитектор и уроженец Кишинёва, создал генеральный план реконструкции разрушенного города. Выполненный в духе сталинского неоклассицизма, но так и нереализованный до конца, архитектурный проект реконструкции завершает экспозицию дома-музея Щусева в Кишенёве.

Перед посетителями открывается широкий вид на город со стороны района Рышкановка. Путники на переднем плане смотрят в сторону противоположного берега реки, где расположен сияющий город с расходящимися улицами-лучами. Через зеркально чистую гладь Быка, заключенного в гранит, переброшены мосты, соединяющие Рышкановку (которая тогда была не районом города, а пригородным селом) с Кишинёвом. На городской набережной расположен ряд двухэтажных домов с видом на полноводную реку. По словам заведующей музеем Людмилы Настас, этот проект напоминает Петербург, где Щусев провел свою молодость.

В пределах Кишинёва обновленный Бык должен был стать местом для жизни и отдыха горожан, а в районе города Ваду-луй-Водэ, где Щусев предлагал соединить Бык и Днестр, у Кишинёва должен был появиться небольшой речной порт, связывающий город с морем. Эта часть масштабного щусевского проекта, слишком дорогого для небольшой советской республики, осталось только на бумаге.

Сегодня на одной из стен многочисленных коридоров Кишиневской мэрии висит огромный бумажный макет. Александр Болдеску, главный инженер архитектурного департамента мэрии рассказывает, что этот проект был создан в 1980-е годы во время разработки нового городского плана для центра города. Река Бык извивается золотистым потоком. Советские архитекторы предлагали соорудить на реке два озера — по правую и по левую сторону моста у цирка и, чуть ниже по реке, большую зону для отдыха с озерами, мостами, скверами и главным стадионом рядом. К сожалению, и этот план остался только в бумажном виде.

Но идея реабилитации реки Бык не переставала беспокоить умы кишинёвцев. В 2003 г. по инициативе Серафима Урекяну, тогдашнего мэра города, было проведено новое исследование Быка. Тщательный план реконструкции предусматривал постройку семи дамб для предотвращения наводнений, зону отдыха с большим озером шириной от 25 м до 90 м — отличное место для прогулок горожан и потенциальных инвесторов. На то время проект оценивался в 150 млн лей (примерно 10 млн евро). Но в очередной раз, из-за отсутствия финансирования, реабилитация не удалась, а старые и новые предприятия продолжают сбрасывать нечистоты в реку, и ни один горожанин не гуляет по ее берегам. Страницы этого грандиозного проекта до сих пор лежат в архивах архитектурного департамента мэрии города.

Сегодня Бык, как и сто лет назад, используется только как сточный канал. Он так и не стал ни местом для отдыха, ни хоть сколько-нибудь видимой частью публичного пространства Кишинёва. По словам Ины Кошеру, председателя общественной организации «Национальный экологический центр», Бык — самая загрязненная река во всей Молдове. До Гидигичского водохранилища в ней почти нет воды: она уводится из реки жителями населенных пунктов выше по течению.

На карте Кишинёва в месте, где улица Измайловская пересекает железную дорогу и переходит в улицу Ваду-луи-Водскую, обозначена река. У моста через железнодорожное полотно мужчина, работающий в одном из местных магазинчиков, говорит, что Бык находится прямо под мостом. Под мост можно пройти, только поднявшись и спустившись по лестнице, пристроенной к длинному бетонному забору. Все, что открывается за ним, — это узкая забетонированная канава.

На её берегах и в русле много мусора. Если смотреть на него не как на хаотичную массу, а как на отдельные объекты со своей историей, каждый из них расскажет о жизни вдоль реки.

Вот смятая рабочая перчатка — она, как и большой ржавый гвоздь, покажет, что здесь, на этом участке рядом с железной дорогой, часто ведутся ремонтные работы. Маленькая розовая формочка в виде звезды, наверное, была чьей-то игрушкой. Но как она сюда попала? Вряд ли это подходящее место для прогулки с детьми. Рядом валяются то ли свиные, то ли коровьи кости.

Выше по течению виднеется сток, из которого вода вытекает в канаву. Это один из городских притоков Быка. Здесь, среди осколков стекла, валяется небольшой граненый стакан — целый, с въевшимся в стенки зеленым илом.

На участке от улицы Измайловской и до моста рядом с Цирком встречаются двое мужчин — они что-то моют в реке. Между бетонными берегами не больше 4-5 метров. Здесь разбросаны разбитые ампулы и шприцы, чьи-то дисконтные карты и две пачки накладных с подписями и печатями. По размокшей бумаге ползают маленькие слизняки и улитки.

Место, в котором река Бык заканчивает свой путь и впадает в Днестр, находится между молдавским селом Гура-Быкулуй (что в переводе значит «устье Быка») и окраинами микрорайона «Северный». Этот микрорайон входит в состав приднестровского города Бендеры и является анклавом, отделенным от остального Приднестровья молдавским селом Варница.

Если у любого жителя села Гура-Быкулуй спросить о том, кто лучше всех знает историю этих мест и помнит реку Бык в лучшие времена, то вас обязательно отправят к семье Кипер.

Георгий Павлович Кипер родился в Гура-Быкулуй в 1940 году. Всю жизнь он прожил в этом селе, как и несколько поколений Киперов до этого. В течение 50 лет Георгий Павлович работал в сельской школе учителем истории и, по совместительству, учителем физкультуры. В свои 76 лет он сохраняет преданность спорту и активной жизненной позиции. По утрам старый учитель делает пробежки вокруг села, занимается гимнастикой на самодельных тренажерах у себя во дворе, он до сих пор увлекается боксом и с удовольствием отрабатывает удары на боксерской груше, а так же планирует открыть секцию бокса для учеников местной школы.

Жена Георгия Павловича — Любовь Ивановна, так же, как и муж, проработала всю жизнь школьным учителем истории. «Мое родное село называется Быковец, — рассказывает Любовь Ивановна, — оно находится в верховьях реки Бык, а Георгий Павлович родился здесь, в конце реки. Получается, что речка Бык как бы связала нашу семью. Поэтому так больно сейчас видеть, во что она превратилась».

«Конечно, больно, — подхватывает рассказ Георгий Павлович. — Еще 50 лет назад вода была прозрачная и, пока русло не изменили, Бык тек почти по окраине села. Было видно, как рыбы плавают в этой чистой воде. Да что там рыбы, даже мы тогда пили воду из Бычка».

Сейчас фермеры и крестьяне из Гура-Быкулуй не используют эту воду даже для полива полей и огородов. «Во-первых, все, кто знали, откуда полив, уже не покупали эти зараженные овощи и фрукты. Потому что это уже не еда, а яд. Во-вторых, когда в реку происходит сильный сброс отходов, весь урожай гибнет от такого орошения. Кому нужны эти риски?»

«Знаете какие лягушки лет двадцать назад здесь водились? Такие зеленые, большие, кричали на все село. Так приятно было слушать ! — вспоминает Георгий Павлович. — Попробуй сейчас хоть одну лягушку найти? Не найдешь! Водяные крысы, ондатры водились. Из Днестра заходили карп, лещ. Пиявок было море — знаете ведь, что они водятся только в чистой воде? Теперь в этой речке даже самых маленьких букашек не встретить».

«И тут дело не только в отношении к воде, — размышляет Георгий Павлович, — но и вообще к своей земле. Я, как и всякий молдаван, люблю свое село, свой дом, люблю землю, на которой родился и прожил всю жизнь. Но пару лет назад я съездил в гости к своему сыну — в Италию. Там я понял, что значит по-настоящему любить место, в котором живешь. Я увидел, как бережно люди относятся к природе и как далеко нам до этого. Если честно, понимаю, почему мои дети уехали из Молдовы. Потому что трудно верить в будущее этой страны. Будь мне сейчас было двадцать лет, я может тоже уехал бы».

Но когда Георгию Павловичу было чуть больше двадцати лет, он и не думал об отъезде. Тогда он только вернулся в родное село после трехлетней службы на атомной подводной лодке в полярных широтах Советского Союза. Именно в это время произошла история, которую сегодня назвали бы экологическим протестом, а Георгия Павловича — экологическим активистом.

«Между Днестром и Бычком, вокруг села, до 70-х годов рос дубовый лес — 500 гектар. Дубам по 300 лет было. Благородный, как говорили в селе — „черный лес". И вдруг, ни с того ни с сего, было принято решение о его вырубке под сельхозугодия. Когда приехали лесорубы, я собрал 12 молодых активных ребят и мы пошли к этим рабочим. Хотели как-то им помешать. Но от них, конечно, ничего не зависело — они люди маленькие, а распоряжение пришло с самого верху — из Министерства лесного хозяйства СССР.

«За два года как и не было этого леса. Ну просто плакать хотелось. Сейчас я думаю, что если бы тогда все село сплотилось, то может, и получилось бы лес отстоять. Но нас, молодых, не послушали. Потом, через пару лет, в газете „Советская Молдавия" вышла статья, в которой критиковали эту вырубку. Ну и что? Леса-то уже не было».
Так закончился первый, и скорее всего единственный, экологический протест села Гура-Быкулуй.

Из архивов учитель истории узнал, что люди жили на этом месте с 1451 года. «Они селились у самой воды, занимались ловлей рыбы и вообще связывали всю свою жизнь с рекой. Если сейчас посмотреть сверху, то видно, что село отошло от воды, а потом и воду от себя отодвинуло. Теперь эта вода людям не нужна. Кому вообще нужна мертвая вода?»

«Дамба отодвинула реку и освободила заливные луга под поля, — объясняет учитель, — до этого, когда весной Бык разливался, под селом настоящее море было и в эти разливы из Днестра заходило много рыбы. Даже сейчас рыба инстинктивно хочет зайти в Бычок и крутится в том месте, где он впадает в Днестр. Но она совсем не дура, она чувствует воду, и не лезет туда — так в Днестре и остается».

В нескольких метрах от места, в котором Бык вливается в Днестр, по колено в воде стоят рыбаки. Они ловят рыбу квадратными сетками, натянутыми на большие деревянные крестовины. В этом районе такое устройство называют "фаткой".

От бычковской воды тянет неприятным гнилым запахом, но когда эта вода выходит на простор, продуваемый ветром, и смешивается с днестровской водой, запах пропадает.

«Сегодня еще не воняет, — говорит один из рыбаков. — А вот когда из Кишинёва идет сброс грязной воды, река становится мутно-белой, с какими-то налетом и хлопьями. Эти белые хлопья потом на траве у берега остаются. Такая вонь, что стоять рядом невозможно. Во время „сбросов" видно, как вся эта дрянь вливается в Днестр».

Рыбака зовут Дима, и он переживает из-за того, что может появиться рыбная инспекция и оштрафовать за незаконный лов рыбы. Дело в том, что сейчас время нереста, поэтому рыбная ловля сеткой запрещена. По сути, Дима занимается браконьерством, но не смотря на это, он не на шутку обеспокоен экологией реки Бык и считает, что хуже, чем сейчас, быть не может.

«Прошлой осенью в озеро, где разводят рыбу, закачивали воду из Бычка. И как раз в это время из Кишинёва пошел „сброс". Так вся рыба в озере передохла. Там метровые мертвые судаки по всему берегу валялись. До сих пор запрет на выращивание рыбы в этом озере, хотя уже полгода прошло».

Дима поднимает свою фатку, вода стекает, а на дне оказывается небольшой пойманный карась. На вопрос, не опасно ли употреблять в пищу эту рыбу, он усмехается и отвечает философски: «А что нам остается делать? Приходится есть рыбу вместе с кишинёвским говном».

Один из рыбаков говорит, что уже неделя, как на Днестре поднялся уровень воды. Эта вода заходит в Бык и разбавляет его ядовитое течение. Рыба, которую они ловят, проходная, не зараженная. Есть ее относительно безопасно.

«А если какой-то глупый карась попробует надолго остаться в Бычке, то по-любому сдохнет. Это же не вода, а нефть. Её, наверное, можно в машину вместо бензина заливать. Только не далеко уедешь, когда разъест машину».

Все рыбаки, впрочем, как и остальные жители села Гура-Быкулуй, жалуются не только на Кишинёв, но и на свиноферму, которая находится в нескольких километрах выше по течению. Местных жителей возмущает, что отходы фермы, принадлежащей датской компании, сбрасываются в Бык.

«К той ферме подойти нельзя — глаза от вони слезятся, — Дима морщится и брезгливо смотрит на текущий рядом Бычок. — Ладно мы, в Гура- Быкулуй, мы этой водой не пользуемся. Но ведь эта отрава уходит дальше, вниз. Бендеры ее пьют, Одесса тоже. Поля ей поливают, растения на ней растут. Потом вся эта дрянь в Черное море стекает».

Дима снова опускает свою браконьерскую фатку в воду и поднимает взгляд на ласточек, летающих прямо над пересечением двух рек.

Текст: Максим Поляков, Мария Аксентий, Ксения Утевская
Фото: Анна Галатонова, Рамин Мазур
Иллюстрации: Алёна Чобану

История создана в рамках воркшопа «Liquid Borders» и проекта NOUA Magazine в апреле 2016 года.