Саша Грек — художница из Молдовы, которая какое-то время жила на две страны. Сейчас она в Кишинёве и планирует провести свою выставку, развивает и придумывает новые креативные проекты. А ещё, вы могли видеть её работы на YardSale The ART. Саша рассказала нам о своём творчестве, о том, что ей приносит удовольствие и что она ещё хотела бы сделать в искусстве.

– Когда ты начала рисовать? Можно ли назвать это хобби или же уже что-то большее?

Я рисую с самого рождения, как и все люди на Земле. Сейчас это работа, часто невидимая основа в различных направлениях. С 11 лет я уже чётко осознавала, кем хочу стать, когда «вырасту» и, к счастью, так и не «выросла». У меня есть и художественное образование, и околохудожественное, и максимально художественное. Где бы ни училась в основном и всегда училась у себя. Моё официальное художественное образование началось в Москве, когда мне было около 10 лет, дальше пошло-поехало. Училась в Кишинёве, в Петербурге. Затем была череда длинных названий нескучных университетов.

Самое яркое по ощущениям образование я получала в Петербурге в театральном институте на Моховой, на факультете режиссуры театра кукол. Но и они нещадно эксплуатировали мой «детский труд» в своих сильно художественных спектаклях. И, в целом, для меня это всегда открытие и большой подарок работать с режиссёрами. Мне, как инструменту художника, всегда этот процесс интересен и познавателен. Это безмерно расширяет и даёт возможность отказаться от претензии вбить свой лик в память вечности. Получается проще и сложнее одновременно.

Очень хотелось бы продолжить этот путь в театре и кино не только как художник, но и как режиссёр, режиссёр-оператор. Ещё я училась в лаборатории нового театра на актёрско-режиссёрском курсе в Школе нового кино. Киношники с параллельного курса под конец переманили меня к себе. И я продолжила. Сейчас проводятся съёмки кастинга и сам кастинг моего фильма про Сузуки Марине. Мою героиню можно встретить и на просторах NFT, так что проект вполне в «духе» времени.

– С чего и как ты начинала рисовать?

Я помню, как начинала с квадрантных фигур женщин, которым придумывала платья и украшения. И носы. Любила рисовать носы. Первый нос нормировался выдающимся — дедин нос. Я тогда сильно поверила в свои способности и нос получился, как настоящий. С той самой минуты мы все утвердили моё юное дарование и всем всё стало ясно. Рисовала везде, на стенах, телефонных книгах, всем чем придётся. Благодарна очень родителям за любовь и возможности, которые они всегда мне старались  дать.

Со мной было сложно с самого детства, но интересно – не оторваться и не оторвать глаз. Уже потом это сильно пригодилось мне в работе с «театром», позволило переключать своё внимание в пучок конкретной задачи молниеносно. Это кайф и самое ценное, что есть в работе для меня – быстрое переключение и многозадачность, неизвестность, и, наравне с этим, глубокое погружение в решение конкретной ситуации или условно «проблемы». Как сон внутри сна или матрёшка Путина. Сложно предугадать, на какой матрёшке он станцует девочку.

– Что или кто тебя вдохновляет?

Меня вдохновляет чувство юмора и лёгкое отношение ко всему. Даже когда очень непросто и за областью фантастики задачи. В такие моменты я включаюсь с максимальной отдачей и тотальным погружением.

Вот иногда приглашают на репетиции, а там грузный груз. И я понимаю, что мне там с моим лицом делать нечего. Даже при всём желании быть полезной и доступной в этой своей полезности. Даже в самом грустном ищите весёлое. Это даже не я придумала. По этой школе играет вся американская киноэлита, если вы понимаете, о чём я. Но мне ближе Чехов. По духу и мышлению своему. Который Михаил. У которого Монро брала уроки.

В целом, процесс – это единственное, что вдохновляет по-крупному. И люди вокруг. И как я меняюсь в процессе, или даже больше – площадка, люди, место, время и, безусловно, будущее через по-настоящему прожитое настоящее. Это самое вкусное и уместное здесь, на Земле. Ещё небо и море. Это почти одно.  Ветер и путешествия. Любовь. Мужчины.

– Часто ли ты рефлексируешь и отражается ли это на твоих работах? Может в них сильнее проявляются положительные или же негативные эмоции?

Со временем отношение к самой себе становится более здоровым и нежным. Хотя, в моих работах довольно много про скрытую сексуальность, мутацию тел и гипертрофию взаимоотношений персонажей. Я вижу это как рельефы пространств, своего рода «насаждения» одной пространственной игры в рельеф игры соседствующей или последующей. Не знаю, насколько это здорово и нежно. Хотелось бы в эту сторону тоже развиваться более глобально и честно. Изобразительно. Перформативно. Текстово. Возможно, помогать людям через свои опыты в искусстве принимать себя и природу своей сексуальности.

Через театр и режиссуру исследую именно сексуальность окружающей среды. У всего есть это незримое, невидимое глазу поле магнетизма. Это знание и ощущение пришло в тело через движение в танце, а в голову через длительные и не всегда увлекательные портреты в рисунке и живописи.

Вообще, я исследую этот феномен лет с шести. И я думаю, настало время, чтобы вывести это на новый уровень коммуникации с внешним миром. Доступный и открытый для взаимных приключений и исследований.

Если делаю портреты (живопись, фотография, видео, эскиз) не рефлексирую совсем. Просто исследую. Вообще, слово «исследовать» много, где применимо в моей лексике. Оно мне нравится и его я тоже исследую. Танцую.

Эмоций не так много, с эмоциями почему-то ассоциируется какая-то травма или непроводимость процессов, сбой в системе. Этим мне не близок драматический театр. Чувства ближе, и это то, что можно узнать в моих работах. И поэтому театр визуальный, пластический мне ближе, и я мыслю им. И стремлюсь в эту область экспериментов. И за область тоже. Зона тотального спокойствия и тишины.

– Как ты реагируешь на критику, часто ли слышишь, что твои работы плохи?

Я отлично реагирую на критику, которая конструктивная. Она даётся мне для того, чтобы я стала лучше, особенно, когда критика исходит из чистого, доброго сердца. Коротко и по делу. В таком случае стараюсь признаваться вслух, меняться по возможности. Тем более, если, в первую очередь, сама нахожу это полезным, разумным и целесообразным для себя. Всё остальное меня мало интересует. Работы мои обычно вызывают интерес. А хорошо ли, плохо ли – не столь важно. Технически и масштабно всегда и во всем есть к чему стремиться и это я знаю точно, как никто другой.

– Изменилось ли отношение к современному искусству в обществе? В чём его особенность?

Я думаю, с изменением времени меняется и динамичность в искусстве. Думаю, первое что изменилось — это скорость восприятия и обработки информации.

Допустим, в том же упомянутом вами Эрмитаже, я смотрела современного Ансельма Кифера по мотивам Велимира Хлебникова, потом смотрела Кабакова, а потом кого-то из сильно мёртвых эпохи возрождения. Могу сказать, что сильно мёртвый Пьеро делла Франческа мало чем уступает кому бы то ни было из живых и наоборот. Я могу сказать, что всё игра. Я по-разному могу ответить на этот вопрос.

– У вас уже были выставки раньше?

У меня были выставки и в Кишинёве, и в Петербурге, и в Москве. Театральный период сильно увлёк меня в сторону. Сейчас – этап возрождения активной выставочной деятельности своих работ, как автора и художника. И дальше-больше. Базл Арт, лондонские арт-коридоры тоже вполне привлекательны, Берлин, Нью-Йорк, Япония, Сингапур. Как кураторка я тоже могла бы быть интересна и реализуема при желании.

Есть и мысли, и предложения по поводу выставок сейчас. Хотелось бы успевать везде и во всем. Хотя всё больше и больше я прихожу к выводу, что мне будет намного проще и легче открыть сеть своих галерей по всему миру, чем плясать под чужую дудку. Даже если эта дудочка очень симпатичная, я редко иду на компромиссные решения.

Так что набросок моей первой галереи “Page Up Page Down” появился пару дней назад, в момент конфликтной ситуации в организации предстоящей выставки. Решила, что, если открытие своей галереи и состоится, то, как самое лёгкое и увлекательное путешествие в области визуально-перформативных искусств. Но и с ребятами, которые вдохновили меня на этот ход, возможно тоже получится что-то очень яркое и классное, может быть, даже в ближайшие месяц-два.

– Как изменился твой стиль с самого начала пути и какой он сегодня?

Я слабо помню, что было там, во вчера, позавчера. У меня память, как у рыбки в разговорах о прошлом. Я знаю, какая я есть сейчас, и какой мне бы хотелось быть завтра, через пять лет, через сто, тысячу. Знаю и не знаю одновременно. Могу чувствовать, заниматься только тем, что мне интересно сейчас, и потом, и ещё, и ещё. Это действительно достойно моего внимания.

Могу сказать, что помимо искусства в чистом виде, интересно формировать из искусства структуры, позволяющие мыслить не только как художнику, но и конструктору, предпринимателю, общественному деятелю. Об этом я начала задумываться, впервые обучаясь монументальной живописи, в академии мецената А. Штиглица. О том, как изображение соединяясь с пространством дарит нам время, новую реальность, а, когда изображение в камне – это своего рода послание в будущее. Мыслить начинаешь категориями безвременья. В этом плане я развиваю сейчас свою молодую Branbarella Branbarella – платформа молодых и сильно талантливых людей, межнационально находчивых.  Про одежду и представление. Проект очень молодой, открыт для инвестирования и, в целом, с очень большими глазами в будущее. Есть ещё целый ряд проектов, которые хотелось бы развивать, но это пока что большой-большой секрет.

А ещё открыта запись портрет. В живописи, в мягком экспериментальном формате . Часть работ войдёт в историю на много-много лет вперёд.

Следить за работами художницы: instagram.com/grekgrekgrek_

Интервью: Валерия Петровская