Петербуржский филолог Ольга Трофимова неожиданно для себя и своих друзей стала (по удачному выражению одного из них) «котописакой». Первые пять котоисторий принесли заслуженную известность двум любимым питомцам Ольги Трофимовой — Муне и Бусе.
Благодаря стараниям хозяйки теперь в них души не чают не только остальные члены семьи, но и многочисленные поклонники нового в истории литературы жанра кошачьих психопортретов. Каждая новая история погружает читателей в глубины неведомой котовселенной, доступ в которую имеют лишь избранные 🙂
МУНЯ И МЕЛКИЙ-5
У людей характеры разные, но и коты во всем различны.
Муня — кот суриозный и обстоятельный, умный и размыслительный, барственный и даже царственный. Никакой суеты, никаких лишних телодвижений. Муня знает жизнь, видит сокровенное ее сердце и никуда не торопится. Он брахман, служитель и проповедник величайшей кошачьей религии современности — мунизма.
Мелкий — кот суетливый и пронырливый, наглый и находчивый, и по всем повадкам не Буся вовсе, но интендант Бусевич (или Бусельман, а может — Бусельхерц), отвечавший за продовольственное и вещевое снабжение российской армии в Первую мировую. Там такая безоглядная вороватость была, что даже колесо сансары забуксовало! И потому Бусевич опять и опять рождается котом…
Оказавшись в нашем зажиточном доме, Буся-Бусевич довольно скоро понял, что он снова «при хозяйстве». Начал с изъятия излишков питания у старшего кота (разумеется, в свою пользу), но на этом отнюдь не остановился.
Для начала подбил Муню свалить на пол контейнер с куниной кашей. В первый раз вышло неудачно, зато во второй получилось, как по нотам. Контейнер был свален в те утренние часы, когда все мы спим, а мясо уже размерзлось. Коты удачно разодрали пакеты и с-кот-ским образом поели прямо с пола.
Мы упустили момент, когда мелкий стал мозгом преступного котосообщества, а теперь уж ничего не поправишь: Бусевич постоянно науськивает и подначивает Муню. Давеча застала картину, как Буся прутиками лапок терзал дверцу морозильной камеры, явным образом пытаясь ее открыть, и вереща при этом от возбуждения: «Папенька дорогой! Вы мне рассказывали, что еда лежит здесь, но до нее не добраться! Однако, если же мы соединим мою изворотливость и вашу богатырскую силу, нас неминуемо ждет удача!»
Я на скорую руку объяснила обоим, что ждет их вовсе не удача, а по жопе мокрой тряпкой, и коты немедленно удалились — с видом самой оскорбленной невинности.
И добро бы успокоились, но мелкого мокрой тряпкой не запугаешь. Скача как кенгуру, он подлетел к балконной двери и со всей дури рванул вверх по занавеске с воплем: «А давайте, папенька, будем мстить этим упырям и душителям свободы! Оборвем им занавески, которые, кстати, продать можно не без выгоды!»
Муня остолбенел и замер.
Он ведь точно знает, что занавески — табу.
Муня сидит и ждет катарсиса, который свершается незамедлительно: занавеска срывается с карниза и падает на мелкого, который из ее глубин тут же начинает требовать спасения от тысячелетнего рабства и, соответственно, репараций за понесенный ущерб; не говоря уже о контрибуциях (размер согласен обсудить позднее) — ввиду полной и безоговорочной победы над противником.
Я уже более вдумчиво объясняю мелкому, что за занавеску будет не только мокрой тряпкой по жопе, но еще и гаагский суд, а то и нюрбергский трибунал, где я непременно выступлю государственным обвинителем и потребую для вороватых котов самого сурового наказания!
Бусевич делает вид, что осознал, мол, промашка вышла, извините… однако через пять минут он уже лежит близ Муни и что-то ему втолковывает, нежно при этом вылизывая старшему коту уши и глаза…
Тревожно мне наше будущее, темно и туманно!
Банда пока что специализируется на добывании вкусного и питательного лично для себя любимых, но что этим котам придет в голову завтра?.. Если их выпустить в люди, они станут и нам еду приносить, да только на таких мелочах, как прокормить хозяев, вряд ли остановятся! У мелкого мышление масштабное — и грядущее ограбление мясных рядов здесь сущая безделица 🙂 Интендант Бусевич привык тырить в промышленных масштабах, и сдерживает его только щуплость нынешнего кошачьего тела. Да только на улице ведь много котов и простор для пропаганды! И всегда можно взобраться на броневик и организовать оттуда крестовый поход кошачьих во имя всемирного торжества мунизма-бусенизма!
Поэтому фиг вам, коты, а не свобода 🙂
Будете жить за железным занавесом! Потому как если вам удастся удрать за границу, в ближнем зарубежье начнутся повсеместные кражи и грабежи, где мелкий будет наводчик-форточник, а старший громила-медвежатник (это не считая иных примкнувших, оболваненных умелою пропагандою, что поражает до 90 процентов котосообщества!).
А виноваты будем мы — в преступном натравливании котов на мясоторговцев и в организации преступного сообщества, в просторечии именуемого «шайка», и здесь на горизонте замаячат конкретные уголовные срока!
Привиделось, как течем мы всей семьею по Муромскому тракту: первым муж, замыкающим Буся, все в кандалах — как особо опасные…
Вздрогнула и пошла воспитывать мелкого, вспоминая на ходу «Республику ШКИД» и «Педагогическую поэму».
МУНЯ И МЕЛКИЙ-6
Буся — это катастрофа, размер которой мы только начинаем осознавать 🙂
Сегодняшний список его геройств удивляет, а то и ужасает!
Где тот маленький, ласковый, бормочущий любовные песни комочек шерсти? Нет его. Исчез в мутной питерской ночи… Или подменили духи-хранители местности, чтобы жизнь нам медом не казалась.
Вместо ласкового малыша в доме поселился пусть мелкий, но зверек, пахнущий зверем и притом резкий, как понос. Трижды он сегодня пытался выбежать за железный занавес (то есть за пределы квартиры). Один раз затерялся в ванной и, быв там заперт, раскидал все, до чего дотянулся и допрыгнул. Когда мы открыли дверь, картина увиденных разрушений вызвала яростное желание дать Бусе мокрой тряпкой по жопе: мелкий в полной ажитации катался среди флаконов с шампунями и периодически их когтил (хорошо, когти вчера пострижены и шампуни не пострадали!).
Вечерело, когда муж и повелитель принес в дом вкусное и питательное пиво, Буся немедленно нырнул в освобожденный полиэтиленовый пакет и с явным удовольствием изодрал его. Торжествуя на обрывках, он спел абиссинскую боевую песню, но понят не был и затаил, как и положено африканцу, низкое коварство в душе.
Вечером, когда пришло время котопитания, Буся ворвался в кухню, прогарцевал по всем доступным поверхностям, обнаружил размораживающиеся бараньи почки (не хватает уже привычных порций куниной каши, спасите, памажите, номера счетов в addenda!) и скинул их на пол, ликуя. Тут же проделал дырку в одном из пакетиков и мгновенно сожрал целую баранью почку. Мгновенно. Целую почку. Которая по нормам чуть ли не все бусино питание на день…
Пять минут меня не было в кухне! Прихожу, а там всюду позор и разорение и шлемоблещуший Буся! Прекрасный атрид Муня в этом во всем отнюдь не участвовал: он флегматично лежал на когтеточке и лелеял в уме образы грядущей еды. Муня чем дальше, тем больше буддист и пофигист.
Меж тем мелкий даже не подумал пригласить Муню поучаствовать в набеге. Он пораскинул маленьким кошачьим мозгом и решил, что одному-то ему всяко больше еды достанется. И немедленно приступил к исполнению преступного замысла: ничто не могло остановить Бусю, никто не мог. И он сделал все, что хотел…
Буся бесконечно испытывает пределы дозволенного, от чего все мы пребываем уже в изнеможении, включая старшего кота.
Вот, к примеру, взбрело Бусе в голову, что хорошо бы допрыгнуть до баварской тарелки, что висит над плитой, украшая собой местный пейзаж, и расфигачить ее в клочки (недавно мелкий разбил стакан – и был будирован зрелищем: ноздри раздувались, дыхание было ярое, глаза блистали!).
Сто тридцать разов я увещевала Бусю, что тарелка – это украшение, а не игрушка для котов, но толку чуть. Пришлось наподдать по жопе неоднократно.
И тогда Буся отправился в набег по мои сапоги. Пока мелкий, он в сапоге прелестно помещается. Но кто про это знал?! Когда я увидела, что мой сапог ползет по коридору, я стала нервно оглядываться, не стоит ли за плечом святой Кондратий.
Кондратия не было, но был Буся, который залез в сапог и продвигался в нем, как в танке, на приступ кухонных твердынь…
Мы в осаде! Молнирую SOS!
Интерлюдия: МЕЛКИЙ
Буся решил, что если я упаду, то будет очень весело. И потому целый день кидался мне под ноги, выпрыгивая из самых неожиданных мест. Однако этой партизанской борьбы с правящим режимом и подрывов на дорогах ему показалось мало, поэтому он совершил теракт – разбил чудесную хрустальную вазу, куда мама ставила длинностебельные розы.
До кучи тайно пробрался в шкаф и вытер там собою всю пыль, порвал мои колготки и напустил в дыры слюней, залез в мусорку и радостно ее опрокинул на пол – собирай, барынька, оглодки и очистки, да склони наконец голову перед гордым абиссинским Котом!
Набуянившись вдоволь, Буся пошел к Муне на когтеточку, подвинул его к своему удобству и стал рассказывать, как удачно провел нынешний четверг. Муня читал про себя медитативные мантры и мелкого слушать не желал, но Бусельхерца несло неудержимо, поэтому мы долго слышали бусино бормотание и довольные его вскрики…
МУНЯ И МЕЛКИЙ-7
Пришед вчера домой о семи часах вечера, была много фраппирована котами. Они встретили меня на пороге, и глаза их были полны печальной укоризны, как будто я съела всю их еду, вылакала всю их воду и вконец уделала их сральный дом. Так что теперь несчастным животным некуда податься, «памажите-кто-чем-может!».
Справедливо подозревая шантаж и не зная за собой никакой провинности ни перед Муней, ни перед Бусей, я спокойно переоделась, разобрала деловые бумаги и шаткой рысью понеслась в кухню — накрывать стол, чтобы напитать чад и домочадцев.
И напитала, но в воздухе при этом висело странное напряжение: мы вкушали яств, а коты сидели близ стола и смотрели неотрывно и безысходно, провожая взорами каждый кусок пищи. Буся трепетал прутиками лапок и сильно волновался, а Муня нервно сглатывал.
Это меня сразу насторожило, и я догадалась спросить: а покормил ли кто-то котов в 4 часа пополудни? Возникла прекрасная и многолюбимая ситуация: «Роза кивает на девушку, девушка кивает на розу, никто не хочет быть самим собой». Муж и повелитель занимался своей новой книгой, дочь в самозабвении учила китайский, и оба они забыли, что пришел урочный час котопитания.
А коты — не забыли!!!
Я уверена, что они подавали знаки. Но что эти знаки для ученого, полностью ушедшего в предмет своих изысканий? И что это для девы, которая занимается распознаванием китайской речи на слух?
Коты поняли, что для них разыгрывается пьеса «Без еды». Но почему? Старший стал спрашивать младшего, младший стал вопрошать старшего. Ответов не нашли, вопросы остались. И тут прихожу я, такая роскошная, в новом пальто и при новых очках!..
Не проела ли ты наше питание? — подумали коты и мгновенно солидаризировались в борьбе против мещанства и вещепоклонничества. — Не на пальто ли ты потратила те денежки, которые назначены для достойного и щедрого окормления прекрасных котов? Или ты подумала, что можешь урезать нам содержание?! Так имей в виду, что у нас вострые зубы и когти наточены, и твое пальтишко… (далее неразб.).
Пришлось кормить животин в пожарном порядке, кланяться, приседать и исторгать из себя «жалкий лепет оправданья».
Была прощена, но осадок остался. В десять часов вечера в комнату вошла официальная кошачья делегация — впереди шествовал Муня, а сбоку припрыгивал Буся и подначивал старшего товарища: «Скажи ей! Скажи ей всю правду! От всех нас, страдающих котов Автово!».
Приблизившись ко мне на расстояние прыжка, коты сели и просемафорили глазами: «Плати дань, князь, а не то худо будет!» И пошла я, солнцем палима, разводя безнадежно руками, исполнять обязанности социальной прислужницы котогосподинов…
МУНЯ И МЕЛКИЙ-8
Не открою Америки, если скажу, что все кОты – заложники еды.
Наши – не исключение.
Они жаждут питания, как жаждет изнемогший олень на источники водные. Они хотят его всем многообъемным животом своим (действительные размеры кошачьего желудка многократно превышают физиологически заявленную норму!). Они страждут, они вожделеют, они томятся, и глаза их полны чувств!
Тот, кто входит утром в кухню, — потенциальный самоубийца. Коты бросаются ему под ноги, вдруг откуда ни возьмись, и удержаться на ногах бывает трудно.
Совершив акт самоподрыва, Муня и Мак Бусси вспрыгивают на табурет – вдвоем, непременно вдвоем! – и начинают тянуть тягучую буддийскую мантру: «В еде есть благо!»
Когда мы не реагируем, они начинают взывать к православным чувствам: «Придите и поклонитеся котам животворящим!» Когда мы справедливо не откликаемся на это зоосектантство, они начинают шаманить — коты ведь легко всходят на Верхнее Небо.
И тут всякий кормилец ощущает тянущую пустоту и неистовое желание накидать котопитания страдальцам.
Однако есть один нюанс. Нельзя ставить миску Муни рядом с миской Мак Бусси.
Наш мелкий — первейший интриган, конечно же, а потому желает забрать себе всё мыслимое питание, все ресурсы, все добывающие отрасли и т. д., но Муня — кот умнейший, и эти попытки захватить его вотчину давно просёк.
Раньше Муня просто тихо рычал, когда Буся подбирался к его миске, запугал его, так что у шмакодявки стала дыбом вставать вся его нежнейшая шелковистая шёрстка, едва Муня издаст единый горловой звук.
Позднее мы изменили места приема пищи: у Муни — тут, а у Буси — как можно дальше, чтобы Муня не набежал и не взял кошачьей десятины, что случалось не раз.
Сегодня дочь наша, царевна Будур, думая об ослепительном равноправии котов, забылась. И поставила миски Муни и Мак Бусси рядом.
Муня стал снедать из своей миски, а миску мелкого накрыл хвостом укрывисто.
Мелкий и так и сяк пытался приникнуть к питанию, но его мгновенно вразумлял короткий, но очень выразительный рык и изящный боевой мах хвостом.
Буся загрустил, сел печальненько и заплакал. Настоящие бриллиантовые слезки потекли у него из глаз вот до чего дошла МИ-6 в воспитании котов-агентов! (А Буся – несомненный англосакс по пакостливости характера).
Я поглядела на это, вытащила из-под Муни миску с питанием Буси и предложила ему поесть в углу, подальше от старшего кота. Буся накинулся на пищу яростно и ел в три горла, чтобы никто не отобрал остаточки.
Все описанное никак не связано с Большой игрой, Оттоманской Портой, брехливой Англией и прочими вещами. Это просто – кОты, которые делят питание.
МУНЯ И МЕЛКИЙ-9
Сердце мое полно нежности и разрывается между котами. Один лежит слева на диване, другой свернулся калачиком в мягком кресле справа. То одного поглажу, то другого, то Муне умилюсь, то Бусе порадуюсь. Оба кота полусонные, мягкие, теплые и кажутся ласковыми… пока не раскроют глаза.
Муня глянет, точно рублем одарит с барского плеча, — высокомерно-снисходительный, небрежно-равнодушный. Буся глянет, точно в прицел уставится, — хищно-собранный, хитро-прищуристый. И никакого тебе «мимими», никакой умильности во взорах, будто я и не Умм хурайра (Матерь котам), еду дарующая!
А ведь дело идет к вечернему кормлению, милые шерстистые дружочки! Вы, конечно, открыли мне сызнова глаза на то, что я всего лишь социальная прислужница котов, но как бы это вам бочком не вышло! Скоро десять часов вечера, скоро зачнете ходить вкруг меня, а я такая вообще внимания на вас не обращаю, смотрю в потолок и наблюдаю в нем небо.
Муня станет приветлив, песенку споет, станцует, Буся станет о ноги тереться, прутиками лапок гладить, куда достанет от малого своего росту, а я такая сижу и не вижу, как котики маются, и думаю исключительно о возвышенном.
Скажите, приятно вам будет, а, а?!
Муня подслушал мои тяжелые мысли, плюхнулся на пол, подошел и сел напротив, обозначив свое присутствие задушевным щебетаньем.
— Не стыдно тебе? — спрашиваю его.
— Отнюдь нет, — отвечает кот, но, увидев, как грозно сходятся мои брови, поправляется: — Разве что чуть-чуть…
Проснувшийся Буся прибежал на звуковые этюды названного папаши, хищно поводя жалом, свежий, с подобранною жопкою, яростно желающий развлечений. С криком «а ну давай ее мочить!» он с разбегу кинулся мне под ноги и вгрызся в большой палец, чтобы много о себе не думала, от чего я моментально вернулась умом и помыслами в земную реальность и мощно крякнула от изумления.
Муня глядел на проказы мелкого не без удовлетворения. Он тоже, будучи юным, грыз меня за пальцы, дело молодое, знакомое… Да только шмакодявка увлекся и прикусил палец довольно чувствительно. Я взревела дурноматом, и коты порскнули в разные стороны — просить политического убежища в ближнем зарубежье.
Встала тишина.
Меж тем приступало ВРЕМЯ ПИТАНИЯ (эти слова пишутся исключительно прописными буквами, потому что это и обряд, и ритуал, и священнодейство). Буся медлить и выжидать прощения не стал: свой живот ближе к телу! Сначала тихой сапой, а потом шаткой рысью он оббежал всю комнату, сделав парочку кругов, чтобы я в полной мере смогла оценить его грациозность и привлекательность.
Как такого красавца не полюбить? Он упоительный, он восхитительный! Наши взоры прикованы к его неземной красе! (Бурные, продолжительные аплодисменты, местами переходящие в овацию!).
Пошаманив минут несколько, Буся плюхнулся на попу и замер супротив меня точеною статуэткой. Начал загадочно мерцать глазами, пробуя на мне новые приемы кошачьего гипнотизма.
Вотще!
Я не внимала, баюкая прикушенный палец.
И тогда на сцену прошествовал Муня, воссевший на жопень рядом с провинившимся котейкой. Прокашлявшись и приняв убедительную позу, Муня зачитал «Оправдательную речь на проступки Буселлоу 007», во время которой мелкий кивал головой и подмявкивал в нужных местах. Обещал взять агента британской разведки на воспитание, потому как русскому коту всё на свете подвластно, нет таких трудностей, каких он бы не одолел!
Речь закончилась категорическим требованием: «Пусть рушатся стены Карфагена, но питание котов нерушимо! Пусть мир катится в тартарары, но коты должны быть накормлены!»
Расчувствовалась и пошла кормить…
Опять провели на мякине! Чую подвох, яростно ору в окно о признании Крыма!
