Книги: Анатолий Мариенгоф “Циники”

О книгах, которые нужно читать, Владимир Лорченков.

Вы только представьте! Молодая истеричная сучка Ольга — забавно, почему-то все женщины с таким именем, с которыми меня столкнула судьба: молодые, истеричные, и сучки, но я не буду подробнее, это слишком личное… – просит интеллигента  Владимира (невероятное совпадение!!!) сделать ей клизму.

Ну, он сделал. А она за это вышла за него замуж.

Отсюда вывод: осторожнее с клизмами, друзья.

Итак, дамы и господа, аплодисменты, рокот барабанов – Анатолий Мариенгоф. “Циники”.

Одна из  любимых книг В. Лорченкова и моего доброго друга, – еще одного провинциального писателя, – З. Лавлинского.

Почему именно Мариенгоф?

Потому что пора развеять некоторые заблуждения относительно Серебрянного века. В стиле “Лимонав писал про пидарасов и он сам пидарас и борода у него козлиная”. “Селин сволочь фашист и так далее”. Да, и бородка козлиная, и писал, может, про пидарасов, да и сволотой был Селин отменной, но суть-то не в этом.

Что такое Серебряный век? А? Ну, да. Ананасы в шампанском, блеск, утонченность, кокаин и морфий (эфир?) в тряпочку, вот. Век поэтов, вот. А еще Есенин повесился, вот! Больше, конечно, никто ничего не знает. Кроме, конечно, К. Эрнста, который наверняка смотрел фильм про Есенина, который показывали по Первому каналу.

Вообще, этот век, и правда бывший Серебряным (любой человек со вкусом скажет вам, что серебро – металл куда более благородный чем золото – вот они и были благороднее титанов 19 века, хоть и менее масштабны) дал литературе не только стихи. Дал он и прозу. Да.

И вот “Циники” – это и есть блестящий образец прозы этого периода.

Мне кажется, блеск и мишура этого века (мифические) – не более чем штамп. Не было там никакого блеска жизни, и ананасов в шампанском. Может, им (персонажам того самого века) и хотелось бы сотворить такой миф, и что же, они его сотворили, да реальности это соответствовало мало. До революции они только и делали, что голодали, да украшались альбомной бумагой, да по канавам валялись Никакого высшего света не представляли. Ну, за исключением может быть, группки  Гиппиус и ее мужа Мережковского. Те, правда, тоже были не высший свет, но очень туда хотели. Да и забудем о них.

После и во время Революции был Хлебников, Гумилев, ЧК, голод был и страшная расплата, будто ниспосланная им всем за тот блеск и шик (но его-то не было!!!) который они, якобы, пережили за несколько лет до того.

Люди Серебрянного века сполна расплатились за то, чего не испытывали.

Вот это и есть стиль, вот это и есть блеск, вот это и есть благородство, это и сесть судьба.

Немного о стиле романа.

Когда я наблюдал за дикими нравами туземцев местных СМИ, сюда как-то приехала журналистка Скойбеда, которая была (почему была? и есть) правда профессионалом и хорошим человеком. Она потом наклепала навет на Молдавию, вызвавший негодование местных патриотов («асфальта в центре Кишинева нет? А в Новосибирске бабку дед топором зарубил, я читал!!!!»).

Статья была написана в клиповой манере. То есть, автор как будто давал не текст, а сменяющиеся картинки. Их (куски текста) можно было менять, переставлять, – неважно

Это выглядело удивительным новшеством, которое мы на местах сразу подхватили. До Скойбеды тексты здесь писались в, скажем так, старолитературоведческом ключе: завязка, действо, развязка, Литинститут… все дела…

Прочитав Мариенгофа, я долго смеялся. “Циники” – роман 20-хх годов, – написан в клиповой манере. Каков человечище был Анатолий, а?

Что мы знаем о Мариенгофе? В нашумевшем фильме “Есенин” это был долговязый и скучный человек, напротив которого похмельный Безруков жевал котлетку и вопил что-то про жидов. Кстати, уверен, Есенину бы кино ОЧЕНЬ понравилось. Кино, конечно, говно, но Есенин творил миф о себе, и этот говенный  фильм такой миф вполне поддерживает, выдерживает и всячески крепит.

Еще мы знаем о Мариенгофе, что его сын — крестный Есенина, – наложил на себя руки. Версий там несколько. Мариенгоф говорит, что из-за несчастной любви. Один из крупнейших специалистов России по этой эпохе С. Гречишкин , – считавший меня выдающимся писателем, одним из лучших русских писателей сегодня (гонорар за эту статью я не получу, поэтому привожу этот реальный факт своей биографии в качестве  бартера — В. Л.), – говорил о ссоре отца с сыном перед роковой ночью.

Что еще? Мариенгоф был русофоб. Вся стандартная русофобская нудятина – от мифической татаро-монгольской генетики и норманн, которых позвали в Киев, потому что сами лохи, тупицы и дебилы (откройте любой учебник «Истории Европы», почти нигде в мире — кроме Японии — нет «своих» царствующих домов) до тупого безразличия на лице дебила-дворника, который , говоря современным языком, «слил» сына –  перечислена им дотошно, скрупулезно.

Прямо видишь его пишущим «комменты» где-то в «Фейсбуке»  – «ай да Садальский, так их, народ рабов!» или «давай давай гражданин поэт!» или «пусть будет 100 государств вместо «рашки»!

Но писателем-то он был блестящим. Увидите в «Циниках».

Кратко о содержании. Молодая истеричная сука Ольга трахает мозги интеллигенту Владимиру, его брату-большевику (имя забыл) и еще дюжине мужчин. Все ее трахают, конечно, а она взамен трахает им всем мозги.

Все это на фоне голодного Петербурга.

– Контраст, – говорю я, – замечательный.

Брызги шампанского (сюжетная линия Ольги и ее  поклонников) смешиваются с брызгами крови (сюжетная линия реального Петербурга) и в результате получается такой коктейль Молотова, что только держись.

Что случилось с Ольгой?

Конец ее закономерен. Скучая, она стреляет в себя и тут… опа! Декаданс уходит и оказывается, что ей вполне даже больно! Она умирает и… (блестящий конец) Владимир пишет:

“Ольга умерла. А мир продолжил жить дальше.

Будто ничего и не случилось”.

Что же. Спи с миром, бедная запутавшаяся блядь. Я оплакивал тебя, будто живую.

Иллюстрации Курбатовой Маши