Букеровскую премию Саманта Харви получила за свой роман «На орбите» (Orbital). Это первый роман-лауреат Букеровской премии, действие которого происходит в космосе. В книге всего 136 страниц.

«На орбите» рассказывает об одном дне из жизни шести астронавтов и космонавтов на борту Международной космической станции (МКС). Это пятый роман Саманты Харви. Жюри Букеровской премии были единогласны в своем решении при определении победителя. Роман Саманты Харви отметили за его «красоту и амбициозность».

В шорт-лист премии вошли шесть литературных произведений, пять из которых написали женщины. Впервые за 55-летнюю историю вручения премии до заключительного этапа добралось такое количество писательниц. Обладатель Букеровской премии получит 50 тысяч фунтов стерлингов. В последний раз женщина выигрывала премию в 2019 году. Тогда приз разделили Бернадин Эваристо («Девушка, женщина, иная») и Маргарет Этвуд («Заветы»). Всего писательницы за всю историю вручения Букеровской премии становились победительницам 20 раз.

Запись Лауреатом Букеровской премии 2024 года стала британская писательница Саманта Харви впервые появилась Locals.

Действие книги происходит в параллельном мире, очень похожем на наш. Только там землянам удалось наладить контакт с превосходящей их по развитию цивилизацией адалийцев, ведущих непрерывную войну со своими соседями. Некоторых жителей нашей планеты, соответствующих определённым требованиям, Адалия нанимает на службу.

Cпецназовец Олег Трофимов весной 1999 года возвращается в Москву после трёхлетней службы в войсках инопланетной цивилизации. Его багаж не так уж велик: уникальное личное оружие, встроенный биологический компьютер и несколько технологий, не известных на нашей планете. Перед Трофимовым встаёт дилемма. Он профессиональный солдат, и очень востребован на Земле как наёмный убийца. Вместе с тем, он бывший студент экономического вуза, склонный к созданию собственного инновационного бизнеса, благо у него есть полученные у адалийцев уникальные знания.

Трофимов вливается в «бурные 90-е» с их беспределом, бандитскими разборками и назревающей Второй чеченской войной.

Роман является первой книгой цикла «Инновационный брокер». Читатели достаточно высоко оценили творчество начинающего автора. Автор книги, Игорь Фомин, много лет работает корреспондентом еженедельника Экономическое обозрение «Логос-пресс» и главным редактором портала mybusiness.md.

На платформе author.today выкладывают свои произведения как популярные, так и начинающие писатели фантасты.

Роман «Киллер с Альдебарана» можно прочитать по ссылке.

Запись Молдавский журналист Игорь Фомин опубликовал фантастический боевик «Киллер с Альдебарана» впервые появилась Locals.

И.К. Вы привезли в Кишинев выставку «Голубое сало», до этого она побывала только в Берлине и Нью-Йорке. Чем мы удостоились такой чести?

Владимир Сорокин. Это получилось само собой. Привезти выставку в Кишинев было инициативой Марата Гельмана, который давно хотел показать мне родной город. Так совпало, что мы решили совместить ее открытие с выступлением в рамках проекта #ПРОчтение. Я даже не ожидал, что у вас в городе найдется такая светлая и креативная галерея, какой оказалась Plai. Они сами придумали сделать «лабораторию» по изготовлению голубого сала. Это здорово! Так что открытием я остался доволен.

И.К. Теперь давайте вернемся в начало. Вы помните, как вы начали писать?

Владимир Сорокин. Это очень забавный случай. У нас в школе был мальчик, который переписывал откуда-то порнорассказы, и выбирал, кому дать почитать их, а кому нет. Мне захотелось подорвать его монополию, и тогда я написал эротический рассказ «Яблоки», всем сказал, что это перевод с английского, и никто меня не разоблачил. Рассказ пошел по рукам и растворился в школе. Затем последовало несколько научно-фантастических рассказов, комикс о приключениях Фантомаса. Писать у меня получалось легко. Может, поэтому я забросил литературу до конца 70-х и занимался в основном графикой. Разные главы будущего романа «Норма» я писал с 1979 по 1984 годы, постоянно что-то добавляя в текст. «Очередь» была создана в 1982 году, на нее ушло меньше месяца. В 1985 году она вышла в Париже в издательстве «Синтаксис». Уже через год ее перевели на французский. Это и стало дебютом. Я понял, что нужно продолжать.

И.К. Во второй главе «Нормы» вы заменяете классический нарратив серией словосочетаний с прилагательным «нормальный». Как вы думаете, наше общество еще зажато в эти тиски «нормальности»?

Владимир Сорокин. Я бы не ставил знак равенства между молдавским обществом и российским, дистанция между ними уже большая. Дело здесь не в политике и не в устройстве государства, это ощущается в людях. В вас есть нечто, что делает вас европейцами, как у немцев или французов. Это чувство индивидуальности, самосознания личности. Есть оно и у украинцев, в россиянах же этого, увы, крайне мало, почти не осталось.

И.К. Во всем виновато ордынское начало?

Владимир Сорокин. Конечно, это идет из прошлых веков. Иван Грозный первым создал этот симбиоз Орды и Византии, выстроенная им пирамида власти действует до сих пор. На протяжении веков власть в России насаждала идею, что она божественна. В советское время, когда церковь уничтожили, ее место заняла КПСС, затем 70 лет скрещивали человека и государство. Получился homo soveticus.

И.К. У вас есть слова, что советский человек распял в себе человека, и поэтому с нами происходит все то, что происходит. Можно ли преодолеть случившуюся у нас «антропологическую катастрофу»?

Владимир Сорокин. Нужно заставить людей взглянуть на себя, раскаяться в жестокости и равнодушии, начать себя уважать. Это долгий процесс, я очень надеюсь, что России он предстоит в будущем. Я думаю, это преодолимо, учитывая, что человек – существо пластичное, он может быть и чудовищем, и святым. Мне хочется верить, что рано или поздно добро в русском человеке победит. Если даже взглянуть на историю Европы, то и там нравы были очень суровыми. Они мягчали постепенно, начиная с восемнадцатого века. И смотрите, на площадях больше никого не казнят. Европа впервые в своей истории объединилась, немцы и французы оставили вражду. Россия – это последнее содрогание средневековья на континенте.

И.К. О новом средневековье писали многие, и Николай Бердяев, и Умберто Эко. Как вы пришли к этой концепции? Вы думаете, оно наступает или это временное поветрие?

Владимир Сорокин. В России сейчас на самом деле невероятный коктейль из средневековья, самодержавия, Советского Союза и дикого капитализма. Поэтому средневековье там не чистое. Мутновато. Чистым я описывал его в «Дне опричника» в качестве некой антиутопии. Но девяностые еще не забылись, границы не закрыты, у людей есть возможность выезжать и видеть нормальный мир. Среди своих близких и дальних знакомых, к примеру, я не нашел ни одного человека, который бы одобрительно говорил о войне в Украине. Подобных взглядов, наверно, придерживаются только люди из глубокой провинции, где мало денег, а телевидение подменяет реальность. Многие, правда, боятся высказываться вслух. Страх перед государством в России выработан генетически. Он парализует людей, а власть этим пользуется.

И.К. Румынское пространство, к которому можно отнести и Молдову, в вашем творчестве иногда возникает. Это, скажем, эпизод в «Манараге», когда Геза подрабатывает в Трансильвании, или рассказ «Гамбит Вепря». Чем для вас интересно это пространство?

Владимир Сорокин. В «Вепре» речь идет все-таки о неком балканском государстве.

И.К. Но там ведь есть даки и римляне, Карпатские горы, а это — чисто румынская тема.

Владимир Сорокин. Меня завораживают места, которые литературой еще мало исследованы, своего рода зоны неопределенности. К примеру, про Западную Европу сказано достаточно, а вот Трансильвания, Алтай, уральская гора Манарага — это непознанное. Ваша зона, к примеру, — это ведь очень интересное пространство между Западом и Востоком. В Европе о Румынии и Молдове знают на самом деле мало, а это открывает возможности для творческого осмысления. В «Гамбите Вепря» я воплотил свою давнюю идею показать европейскую, балканскую диктатуру, а не византийско-ордынскую, о которой я сказал уже много. Балканы – это место, будоражащее воображение. По «Гамбиту Вепря» мы с Сергеем Лозницей задумывали снимать фильм, переговоры по проекту уже велись, однако, к сожалению, он не состоялся.

И.К. Насколько на вас как на писателя повлияли идеи Михаила Бахтина?

Владимир Сорокин. Конечно, он обо всем этом писал — и о Франсуа Рабле, карнавализации, телесном низе, однако всё это влияет косвенно. Не бывает такого, чтобы я почитал какую-то книгу, и сразу же садился за написание нового романа. Влияет скорее комплекс явлений, и, прежде всего, сама жизнь.

И.К. В одной из главок «Теллурии», где вы пародируете «Вопль» Гинзберга, у вас есть слова, что нужно пустить «на ветер тысячи книг шизофренической безнадежности, доводящей читателей до психушки и самоубийства». В «Манараге» этот мотив сожжения старой культуры продолжает развиваться. Вы думаете, нашу прежнюю культуру нужно переписать?

Владимир Сорокин. Жизнь и так переписывает старую культуру. Двадцатый век, к примеру, полностью переписал культуру века девятнадцатого, произошел взрыв, родился авангард, и начался новый отчет времени. Сегодня культуру уже начал переписывать искусственный интеллект. Это своего рода нынешний авангард.

И.К. Сегодня ChatGPT может писать тексты, имитируя стилистику разных писателей, как это делали вы в том же «Голубом сале».

Владимир Сорокин. Конечно, хотим мы этого, или нет, но мир меняется, а вместе с ним меняются и люди. Гаджеты и сетевая культура делают нас бóльшими индивидуалистами. Да, там есть чаты, но это не толпа на площади, в чате человек может сохранить личность. Даже завтракая утром в кафе, ты замечаешь, что вокруг тебя люди «сидят» в своих айфонах, каждый погружен в свой собственный мир. Поэтому таких людей уже будет трудно организовать одной идеей. Это воспитывает демократичность и защищает нас от нового тоталитаризма.

И.К. А у вас были идеи создать текст в соавторстве с ИИ, как вы создали картины для выставки?

Владимир Сорокин. Понимаете, текст – это часть меня. Почему обычно проваливаются байопики о великих поэтах? Как только актеры начинают читать стихи, становится ясно, что это не их собственное. У поэта стихи и их чтение — это как новый орган, часть их телесности. Литература — это мой орган, и я не хочу делиться им ни с кем. Может быть, когда ИИ потрясет меня новыми литературными возможностями, это возбудит меня на сотрудничество. Что же касается картин для выставки, это вполне понятно, так как это работы ИИ. Я лишь задаю некий текст по роману, а искусственный интеллект сам придумывает сюжеты. Иногда они получались совершенно неожиданными. Я даже не могу назвать это сотрудничеством, я попросту впускаю ИИ в собственный текст и даю ему свободу действия.

И.К. Какой тогда вы видите культуру будущего?

Владимир Сорокин. С развитием технологий, социальных сетей и искусственным интеллектом мы входим в новую зону. Это океан, словно в «Солярисе». У нас пока есть обратная связь, но мы понимаем, что мы уже до конца не можем управлять этим океаном. Пока мы можем лишь окунуться в его воды. Какой культура будет завтра — это вопрос уже антропологический, потому что мы меняемся как вид. Изменяется наше представление о мире. Думаю, что этическим якорем в этом океане должна все-таки оставаться культура христианская.

И.К.  Вы неоднократно говорили и писали, что не верите во внеземную жизнь и что человек во вселенной одинок. Что вселяет в вас эта мысль?

Владимир Сорокин. Жалость, что люди до сих пор не поняли, что мы одни, и в этом заключается чистота проекта. Мы как будто бы заключены в шар нашей планеты. И очень жаль, что люди до сих пор не поняли, как ценна наша Земля, и все мы – одна семья среди пустоты вселенной. Это понимание позволит нам не убивать и не грабить друг друга, не сдирать кожу с собрата. Успокаивает только то, что человек развивается. Я верю в то, что здравый смысл все-таки победит. Нравы уже меняются в лучшую сторону.

И.К. Вы верите в прогресс?

Владимир Сорокин. Да. Все разговоры о том, что все закончится ядерным взрывом, и мы опять вернемся в пещеры, останутся только разговорами. Я верю в Божий промысел.

И.К. Вы уже знаете, о чем будет ваш следующий роман?

Владимир Сорокин. Нет, пока держу паузу. Подряд романы я писал только в 80-е, когда шел процесс раздвигания культурных границ, сейчас идут другие процессы. Иногда писателю нужно уметь и помолчать.

Запись «Я верю в то, что здравый смысл все-таки победит». Владимир Сорокин — о литературе в переломные времена впервые появилась Locals.

Начнем с того, что не каждый день Кишинев посещает писатель такого масштаба. И если в феврале у нашего читателя была возможность познакомиться с самым известным сегодня румыноязычным писателем, Мирчей Кэртэреску, то в апреле солнце взойдет и для тех, кто читает по-русски. Быть может, никто из тех, кто пишет сегодня на этом языке, настолько виртуозно не владеет им, как Сорокин. Его творчество — это, прежде всего, про стихию языка. Писатель то вербализует устойчивые словосочетания и метафоры (родители “съедают” своих детей — привет, “Настя“), то воспроиводит десятки стилей — от модернистской прозы до официоза советских газет (деградации русского языка в СССР был посвящен его роман “Тридцатая любовь Марины” (1984) ), то увлекает читателя в лингвистические игры (так, в одной из глав “Теллурии” (2013) Сорокин создает новый кентаврский язык), то сочиняет свои собственные пословицы и поговорки (сборник 2020 года).

Есть мнение, что русский постмодернизм дал литературе два крупных имени — это Владимир Сорокин и Виктор Пелевин. Они постоянно соперничали и соперничают, перенимая друг у друга пальму первенства то один, то другой, но сейчас, уже с расстояния 2024 года можно заметить, что если голосом 90-х был Пелевин, то в 2000-ые и 2010-ые им полноправно стал Сорокин.

Как писателю ему удалось создать себе славу анфан террибля. Его книгами ужасались, во время их прочтения морщились, их бросали в импровизированные туалеты, но о Сорокине говорили — и знают его все. Как автора рассказов и романов, пьес и оперных либретто, картин. Не каждый автор способен порождать такие сильные чувства, поэтому о сорокинской прозе можно говорить как о феномене.

Он вернул русской литературе, уже было задохнувшейся в тисках социалистического реализма, дух авангарда. Сорокин в какой-то мере наследует ОБЭРИУ, Хармсу и Введенскому, которые освоили в русской литературе абсурдизм задолго до того, как это сделали Беккет и Ионеско в западноевропейской. Сорокин — это про то, что писать можно по-разному, главное — писать хорошо. Знаменитой в свое время стала вторая часть его романа “Норма” (1983), которая заменяет привычное повествование серией словосочетаний с прилагательным “нормальный”. Так Сорокин стебался над одержимостью советского человека всем “нормальным”:

Нормальные роды
нормальный мальчик
нормальный крик
нормальное дыхание
нормальная пуповина
нормальный вес
нормальные ручки…

Подобным образом будет рассказана вся жизнь:

…нормальный адреналин
нормальная кома
нормальный разряд
нормальное массированние
нормальная смерть

Этой удушающей “нормальности” советскости Сорокин всегда противопоставлял разнообразную не-“нормальность” своих книг, и делал это каждый раз иначе. Для него это была разновидность деконструкции, только не стиля или какого-либо литературного направления, а целого менталитета.

Имя писателя у многих ассоциируется с понятием трансгрессии, то есть переходом границ (в том числе и дозволенного). В его произведениях, особенно ранних, действительно много шокирующих элементов, но писатель на это всегда отвечал, что литература — только буквы на бумаге, и всё. Поэтому ничего не стоит принимать близко к сердцу. Впрочем, и сводить Сорокина только к трансгрессии будет неправильно, в его писательском арсенале много различных интонаций, вплоть до лирической.

Поздний Сорокин интереснее раннего. Из провокатора и возмутителя спокойствия он внезапно перевоплощается в пророка и начинает рисовать мрачноватые антиутопии. В “Дне опричника” (2006), который открывает футурологический цикл писателя, Россия отделяется от мира Великой русской стеной и впадает в новое средневековье и новое варварство. Сегодня стало уже расхожим штампом говорить, что эта книга предсказала настоящее России. И за нее же писатель был номинирован на Международную Букеровскую премию. Стоит подчеркнуть, что номинацию на Международного Букера получали только два современных русских писателя — Сорокин и Улицкая, и это тоже о многом говорит.

Самой читаемой вещью Сорокина в Европе до сих пор остается его “Метель” (2010), где он бережно имитирует стиль русской прозы конца XIX века и где никакой трансгрессии нет. Эта книга идеально подойдет для знакомства с писателем, если вы не готовы насиловать свою психику. В “Метели” — одном из самых важных произведений современной русской литературы — подведен и грустный итог этой самой литературы, и проанализированы причины фиаско русского культурного кода. Обязательно прочтите, если еще не…

Самым значительным произведением Сорокина, возможно, останется его роман “Теллурия” (2013), где новым средневековьем болеет уже не только Россия, но и Европа. Его можно воспринимать как сатиру на “консервативный поворот” и предупреждение о его опасностях, а можно смотреть и шире. Этот текст хочется сравнить с тонко прописанным гобеленом, в пятидесяти главах которого намечены завязки пятидесяти разных романов, и каждая из них написана своим неповторимым языком, включая уже упомянутый кентаврский. Но самое главное, “Теллурия” — это нескончаемое литературное удовольствие и, быть может, главный русскоязычный роман 2010-х.

Самое главное, не бойтесь Сорокина и его текстов. Если вы не готовы к трансгрессии, не читайте “Настю” (а если хотите пощекатать нервы, — вперед, дерзайте, Стивен Кинг нервно курит в сторонке). Чтобы открыть для себя Сорокина и не обжечься, однозначно беритесь  за “Метель”, за “Теллурию”, за что-нибудь из рассказов (“Сугроб”, “Красная пирамида”), и вам обязательно захочется побеседовать с автором лично. А также получить автограф, который писателем обещан всем.

Купить билеты на встречу с Сорокиным можно по ссылке.

P.S. А 27 апреля обсудить его роман “Теллурия” можно будет в книжном клубе в магазине Cărturești в здании Исторического музея (начало — в 15:00).

Текст: Игорь Корнилов

Запись В Кишинев едет Владимир Сорокин. Рассказываем, почему стоит пойти на встречу с писателем впервые появилась Locals.

Книги Татьяны Цыбуляк «Стеклянный сад» и Олега Серебряна «Pe Contrasens» вошли в список претендентов на польскую литературную премию Центральной Европы «Angelus», передает Cartier.

Лонглист объявят в июне 2024 года, шортлист — в сентябре 2024 года, а победители будут известны в октябре 2024 года.

Подробнее о премии

Angelus – литературная премия Центральной Европы, которая присуждается за лучшую книгу, опубликованную на польском языке в прошлом году. Победителю вручают статуэтку авторства Эвы Россано и чек на 150 тысяч злотых (около 35 тысяч евро). А с 2020 года денежную премию в размере 5 000 злотых (около 1 100 тысяч евро) получает каждый автор, чья книга вошла в число семи финалистов.

Издатели могут выдвигать на нее книги авторов из 21 европейской страны: Албания, Австрия, Беларусь, Босния и Герцеговина, Болгария, Хорватия, Чехия, Эстония, Германия, Венгрия, Латвия, Литва, Македония, Молдова, Польша, Румыния, Россия, Сербия, Словакия, Словения, Украина. В этом году победителя будут выбирать из 120 произведений.

Запись Молдавские писатели вошли в список претендентов на польскую литературную премию «Angelus» впервые появилась Locals.

О Кишиневе

В Кишиневе я оказался по личным обстоятельствам, однако, пользуясь случаем, пытался договориться, чтобы в книжных магазинах Молдовы продавали и наши книги, в том числе на украинском языке. Надеюсь на открытость вашего книжного мира. Сам Кишинев мне очень понравился: город чистый, люди очень вежливые, никаких проблем с безопасностью. Для сравнения: в Москве в каждом  магазине дежурит охранник, да и в Милане охраняют даже «Старбаксы». Желаю вашей стране всяческих успехов. Ваши политики совершенно правильно понимают, откуда сейчас исходит основная угроза Молдове, и принимают превентивные меры. Это тоже было приятно увидеть.

О журналистике

Работать я начал в 16 лет, в Ленинграде. Первым местом работы была «Смена», самая яркая, демократичная и свободная газета своего времени, лидер независимой журналистики эпохи Перестройки. Писал о первых шагах демократов, брал интервью у знаковых для истории людей – академика Сахарова, Горбачева, Ельцина. Хотя мне было всего 17 лет, с каждым из них я старался обращаться на равных, без взгляда снизу вверх, и это помогало расположить людей к себе. В личном общении люди показывают  те черты характера, которые на публике скрывают. Например, первое интервью у Ельцина я взял в 1989 году, его только избрали депутатом. Речь шла о школьных годах, и Ельцину даже в этом случае оказалось важным подчеркнуть, что он занимает должность министра, он специально попросил об этом написать — даже в таких деталях он показывал себя человеком, которому очень важно быть в системе, и я его всегда воспринимал через призму этого разговора. Возможно, это и была его главная черта: ему, по сути, не важна была идеология или команда, ему важны была должности и вершина Олимпа.

Главным героем моей личной биографии оказался Михаил Горбачев, именно благодаря ему в СССР случилось три года свободы журналистики. Да, всего три, однако каждый из них был очень ярок, любой мог написать, что он думает, без оглядки на цензуру (её официально отменили). Свобода слова в России начала заканчиваться в 1992-м году, в 1993-м никакой свободы уже по сути не было, а в 1996-м она была полностью разменяна на идеологию. И в том числе в этом истоки сегодняшних катастрофических событий.

Об историческом процессе

На излете СССР случились три события, во многом и определивших наше настоящее. Первая – провал демократической революции 1991 года. Ельцину предлагали (например, Галина Старовойтова) провести люстрации, чтобы в систему управления страной не были допущены начальники из КГБ и ЦК КПСС. Ельцин отказался, и многие из них до сих пор заседают в думе и совбезе. Вторая – расстрел Белого дома. Я был тогда внутри — как журналист, на следующий день вышел в эфир Первого канала и сказал, что Белый дом расстреливать было нельзя, и меня за эти слова уволили с телевидения. Наконец, третья катастрофа – выборы 1996 года, результаты которых, на мой взгляд, были сфальсицированы, журналисты «демократических» СМИ позволили себе перековаться в пропагандистов, любой ценой готовых поддерживать Ельцина. Больше свободных выборов в России никогда не было, независимая журналистика была уничтожена, а свободная пресса ведь была главным достижением либеральной революции.

О «Большой книге»

В 2005 году я стал директором литературной премии «Большая книга», меня воспринимали как своего рода министра литературы, на что я всегда отвечал: не дай Бог, литераторами невозможно управлять. Премии помогают читателю, способны вознести пишущего человека на пьедестал. Нашу премию удалось сделать самой авторитетной, поскольку решение принимали много экспертов, в жюри было больше ста человек. Моей задачей было защищать экспертов и членов жюри от любого давления. Вскоре после нападения на Украину я уволился со всех российских должностей — в знак протеста против войны.

О русской литературе

Русская литература будет существовать, даже если не будет России, а она, на мой взгляд, обречена на развал. По моим подсчетам, в год там пишется до миллиона текстов, издается до ста тысяч. Люди привыкли писать, люди любят писать, и это свойство русского характера. Россия – абсолютно литературоцентричная страна. Это ни хорошо, ни плохо. Но скорее, всё-таки хорошо.

Из текстов, которые меня впечатлили за прошедшие годы – «День опричника» и «Сахарный Кремль» Владимира Сорокина, «Женщины Лазаря» Марины Степновой, «Дом, в котором…» Мариам Петросян, «ЖД» Дмитрия Быкова (новую его редакцию сейчас выпустило моё издательство, т.к. Быкова в РФ запретили), «Петровы в гриппе» Алексея Сальникова, однако на самом деле я не люблю называть фамилии, потому что кого-то легко забыть, а человек обидится.

О хорошем тексте

В любом тексте мне важен первый абзац. К примеру, вот первый абзац, который я запомнил на всю жизнь: «Их развели. Платить-то будешь?». Вроде кусочек диалога, но в нем уже присутствует драма; в маленькой фразе заключена история, и в голове читателя включается «кино», а в этом и состоит задача писателя. Если первый абзац занудный, это уже минус. Также важны могут быть и последние фразы, которые из просто талантливого текста способны сделать гениальный (как умел Александр Кабаков и умеет Людмила Улицкая).

O Freedom Letters

В прошлом году, после начала войны в Украине, я уехал из России и почувствовал себя политическим эмигрантом. Поскольку всю жизнь я так или иначе работал с буковками — то в журналистике, то в маркетинге культуры, то в издательском деле — я начал думать о независимом издательстве. Рассчитывая возможный бюджет, я пришел к выводу, что на доллар выручки придется двадцать долларов затрат, и проект как ни крути выйдет убыточным. Я не понимал, что издавать, найдется ли достаточное количество русскоязычных текстов, которые достойны публикации в нынешних условиях.

В феврале прошлого года я купил в Париже браслет с надписью Freedom, тогда у меня и появилась идея названия. Свобода – для меня вообще очень определяющее слово. Слово Letters в названии, однако, снижает пафос, так как это всего лишь письма… Каждая наша книга – своего рода письмо в настоящее или в будущее. Найдите, откройте, и если захотите, прочтите его.

О «Спрингфилде»

Главным романом в первом пакете книг Freedom Letters оказался роман Сергея Давыдова «Спрингфилд». С Сергеем мы до этого знакомы не были, я случайно увидел ссылку на его текст в Facebook, перешел по ней без особенных ожиданий, но оказался сильно удивлен. Я понял, что этот роман никто не издаст ни в нынешней России, ни за границей и решил сделать это сам.

Я не издавал «Спрингфилд» как квир-роман, это маленькое, но очень талантливое произведение об одиночестве, поиске себя, о том, каково быть отверженным, о том, каково это, когда тебя травят в школе, одновременно от тебя отказывается мать и так далее. Это книга о том, как слабому человеку стать сильным в нашем несовершенном мире. Если человек при этом гей, в нынешних условиях это дополнительная драма для него. Автор текста, Сергей Давыдов, после начала войны покинул Россию и живет в Германии. Он пишет пьесы и верлибры, и сюжет его первого романа выстроен по всем канонам драматургии. Я считаю, что «Спрингфилд» — один из лучших русских романов начала XXI века. Конечно, у него должен быть огромный успех. Про него знают все, про него спрашивают в каждом интервью. Роман стал нашим подлинным хитом, его покупают каждый день, и он интересен всем.

О первых месяцах Freedom Letters

С начала работы издательства прошло уже десять месяцев. Случались моменты, когда я жалел об этом, потому что приходится тяжело, огромный рост издательства обеспечен во многом работой наших волонтёров, откликнувшихся на призыв. Я сам работаю по 19 часов в день и без выходных. Очень благодарен нашим авторам, читателям, волонтёрам.

Для начала я решил издать десять книг, чтобы показать самый широкий спектр: у нас выходит и детская литература, и украинская литература, и стихи, и проза. Мы издание без цензуры и стремимся дать голос тем, у кого сейчас мало шансов появиться в литературном пространстве. Думал издать в первый год тридцать электронных книг и одну бумажную. Но неожиданно всё завертелось — и сейчас, спустя всего-то десять месяцев, у нас уже 60 бумажных, 65 электронных и несколько аудиокниг. Электронные продаются по всему миру (и Гугл плей, и iBooks, и Амазон, и все возможные магазины электронных книг), бумажные книги можно найти в лучших русскоязычных магазинах за рубежом по всему миру, заказать с доставкой через наш сайт freedomletters.org в любую страну.

Механизм таков: человек заходит на сайт издательства Freedom Letters, заказывает книгу, курьерской доставкой она приезжает к нему домой. Сейчас мы печатаем книги в Казахстане, Франции, Польше, США, Латвии и Великобритании. Количество типографий постоянно увеличивается, скоро планируем печатать в Грузии и Израиле. Можно найти типографию в Молдове, и печатать книги здесь, как для вас, так и для Украины.

О сериях и планах на будущее

В нашем плане на этот год — 130 электронных и 130 бумажных книг. Но издательство продолжает жить за мой счёт и благодаря поступлению средств от продаж. Если не найдём донаты — сможем издать всего 50 книг. Можно было бы избрать другую издательскую модель — издавать только хиты. Но что делать с остальной литературой, безусловно достойной быть опубликованной и нужной хотя бы нескольким тысячам человек? Например, наша самая большая серия — «Слова Украïни» не может продаваться в Украине (потому там публикуются и украинские, и русскоязычные книги современных прозаиков и поэтов Киева, Днепра, Харькова, Одессы, Сум. Одна из новинок — сборник украинской поэзии 2022-23 годов «Воздушная тревога»). Мы эту серию делаем в знак уважения к Украине, не получая никакого дохода. Среди авторов этой серии — Ирина Евса, Александр Кабанов, Валерий Примост, Юрий Смирнов, Артём Ляхович, Максим Бородин, Генри Лайон Олди, Алексей Никитин, Андрей Краснящих, Анатолий Стреляный.

Вообще политика  любого издательства проявляется именно в сериях. У нас есть серия «Февраль/Лютий». Там — написанные учёными, исследователями, журналистами произведения о том, как РФ дошла до такой жизни, например, книга «От войны до войны» Андрея Мовчана, исследование военных похорон в России и Украине «Мёртвое время» Светланы Еремеевой (две страны резко отличаются даже в этом!), текст до сих пор живующего в России автора (поэтому мы скрываем его/её фамилию) о низовом сопротивлении диктатуре «У фашистов мало краски».

Серия «Отцы и дети» — классическая литература в современном оформлении с новыми предисловиями — «Хаджи-Мурат» и «История одного города» (оба предисловия написал Дмитрий Быков), «Блистающий мир» (Артём Ляхович), «Бедные все» (Александр Архангельский)… Серия «Не убоюсь зла» названа по первой книге, в ней изданной — мемуаров знаменитого Натана Щаранского, прошедшего путь от узника советской тюрьмы до вице-премьера Израиля, там же вы найдёте сборник речей политзаключённых «Непоследние слова» и  «Сопротивление полезно» Ильи Яшина.

Есть серия «Лёгкие» — там изданы романы «Мышь» Ивана Филиппова, сборник оригинальных миниатюр «Цифры» Елены Козловой, безумно смешная повесть «Чертан и Баррикад» Алексея Яблокова и Сергея Мостовщикова, «Бабье лето» Валерия Бочкова.

Вне серий выходят у нас большие романы выдающихся авторов — например, Алексея Макушинского и Александра Иличевского, сборник пьес яркой и талантливой Светланы Петрийчук «Туареги» (за одну из пьес её сейчас судят в Москве), стихи бесконечно талантливых Демьяна Кудрявцева, Александра Анашевича, Евгения Клюева, Виталия Пуханова, Веры Павловой…

Опубликовали два сборника антивоенных произведений, написанных российскими и украинскими авторами — один для взрослых («Молчание о войне»), другой для детей («Слово на букву В»).

О литературе нового русского зарубежья

Пока еще сложно сказать, формируется ли сегодня литература нового русского зарубежья. Уехало множество выдающихся авторов, но их книги доступны и читателям внутри страны. Границы проницаемы как минимум для электронных текстов, да и в России издается достаточно антитоталитарных книг – к примеру, о том, как немцы осознавали ответственность и проживали ее после падения режима Гитлера. Абсолютно современная книга. Среди живущих в РФ агрессию поддерживает меньшинство, остальные живут в режиме самосохранения. Талантливых авторов на службе режима что-то не появляется — одни бездари и карьеристы. Так что не всё плохо.

О Freedom Letters через пять лет

Думаю, через пять лет мы издадим не меньшее 500 бумажных книг, столько же электронных, а также множество аудиокниг. Это будет по-прежнему издательство, выступающее за свободу, поддерживающее талантливых авторов, это будет по-прежнему антивоенное и антитоталитарное издательство. Война к этому времени, конечно же, закончится, но мы будем работать над тем, чтобы подобные события больше никогда не повторялись, в том числе издавая книги для детей, объясняя им ужасы войны. Я уверен, себе и нашим читателям мы не изменим. И верю, что хотя бы через пять лет наши книги можно будет найти на прилавках книжных Молдовы.

Беседовал: Игорь Корнилов

Фотографии: Дмитрий Шейман

Запись «Надеюсь на открытость книжного мира Молдовы»: Основатель Freedom Letters Георгий Урушадзе о профессии издателя впервые появилась Locals.

Вошедшие в книгу «эгоистичные тексты» (такой подзаголовок носит  Și-am să devin erou) охватывают пространный период с июня 2017 года по апрель 2023, когда Молдова переживала одни из самых сильных изменений в своей новейшей истории. После всех потрясений, пишет автор, «появляются первые всплески оптимизма за последние 30 лет», но тут вспыхивает война, и «внезапно мы обнаруживаем, что Украина совсем рядом, а Россия не так далеко, как мы полагали. Демократия и свобода же – не данность. Их нужно защищать каждый день».

Этот призыв защищать демократию и свободу каждый день, по сути, и открывает Și-am să devin erou. Взгляд автора пытается ухватить сущность происходящего и высказаться по главным вопросам. Героями заметок Еризану становятся политики, гражданские активисты, деятели культуры, настоящее пересекается с размышлениями о прошлом, а они соседствуют с невеселыми мини-очерками, как например, о селе Чобурчиу, в библиотеку которого за 30 лет не поступило ни одной книги.

Главной героиней здесь оказывается едва ли не действующая президент Майя Санду, которая остается в одиночестве против всех, но именно поэтому и побеждает.

Автор пишет о важности излечения «и от фашизма справа, и от фашизма слева, которому некоторые дали смягчающее название ¨коммунизм¨». Еризану с грустной иронией подмечает, как разрушающе действует на сознание людей пропаганда, но подчеркивает, что и в западных странах она тоже в свое время работала, просто для излечения необходимо время, много времени.

В Восточной Европе литература и искусство в целом остаются сильно зависимыми от политики и социального, но такова уж особенность места. Și-am să devin erou вполне вписывается в эту парадигму, предоставляя читателю много материала для обдумывания. Возможно, именно это и поможет нам излечить это безнадежно нездоровое место, в котором волею рока нам всем было суждено родиться. Как мы знаем, хирург часто причиняет боль, чтобы вылечить. Și-am să devin erou работает именно таким методом, а о большом и глобальном помнить важно, так как наши жизни все же короче периода излечения стран и регионов.

Вот что рассказывает о своей книге сам Георге Еризану:

“Și-am să devin erou” стала своеобразным продолжением моей первой книги, “Miercuri când era joi”, изданной в 2012 году. Помню, я работал тогда над изданием Иона Друцэ, был август, тепло, мне позвонил Еуджен Лунгу, главный редактор издательства Arc и литературный критик, и предложил сделать сборник из заметок в личном блоге. Сначала я ответил, что своей книгой я займусь, когда издам всё находившиеся в работе, однако Лунгу настоял, и вот, Și-am să devin erou стала уже третьей книгой из этой серии. Она охватила последние самые сложные шесть лет нашей истории. В первой редакции у меня получилось более 800 страниц, но мы решили, что читателя стоит пощадить, поэтому и пришлось сокращать текст. В итоге осталось около 250 страниц. Часть моих заметок из блога посвящена культуре и литературе, часть – политике. Я считаю, что сейчас важно говорить о политике, потому что мы все устали 30 лет жить в серой зоне и в состоянии перехода. Надеюсь, что тем, кто придет после нас, все-таки удастся выбраться из этой серой зоны и, наконец, получить возможность будущего. Литература нам в этом помогает.

Когда я пишу, я не думаю о влиянии, которое произведет в обществе текст. Для меня важен сам процесс письма, я перед лицом собственного сознания. К примеру, в настоящую книгу вошли тексты 2022 года, когда уже началась война, но было совершенно непонятно, что будет с Молдовой и Украиной. Тогда было важно высказать то, что я думаю. Также в книге множество текстов, отсылающих к Михаилу Зыгарю и его работе «Империя должна умереть». Для меня Зыгарь – один из самых интересных популяризаторов истории наших дней.

“Și-am să devin erou” — тоже своего рода историческая хроника, но прослеживает она путь, который Молдова прошла в 2017-2022 годах. Мы не должны молчать об этом, так как молчание – тоже позиция и весьма непривлекательная. За молчание судят так же строго, как и за сказанное.

Я пытался максимально избегать термина «публицистика» в отношении написанного мной, так как эти тексты очень короткие. Многие из них были написаны сразу после окончания рабочего дня и перед тем, как идти домой. Я считаю, что моя книга небесполезна и может помочь установить систему ценностей нашего дня. Мы молчали 30 лет, литературная критика как таковая перестала существовать, колумнистика писателей исчезла из публичного пространства. После 1989 года писатели занимались исключительно литературой как игрой слова и стиля.

Я думаю, что во времена, через которые мы проходим, литература должна быть ангажированной. Это звучит немного напыщенно, однако наша литература — это еще незрелая литература. Мы только взрослеем, но и у нас уже есть все шансы стать более зрелыми. В периоды кризиса общество нуждается в этических голосах. Если писатель молчит, на первый план выдвигаются те, кто должен быть во вторых или третьих рядах. Они, как правило, более активны. Посредственности вообще более активны, чем талантливые люди. Поэтому талантливым — нужно говорить.

Подготовил: Игорь Корнилов

Запись «Și-am să devin erou» Георге Еризану: авторский взгляд на современную историю Молдовы впервые появилась Locals.

Хотя Юн Фоссе дотронулся пером до всех родов литературы — одним словом, успел поработать и на Каллиопу, и на Эвтерпу, и на Мельпомену, и при этом не утомился —  наибольшую известность ему принес созданный им театр. Фоссе считается одним из главных драматургов наших дней, поэтому при выражении “театр рубежа ХХ-XXI” его имя всплывает среди первых. Как считается, его пьесы обновили саму драматургическую форму, изменив правила, как можно писать пьесы: а можно по-всякому, главное — чтобы был бы талант.  Большое внимание в них отведено паузам, повторениям, пластичности смыслов, в них часто отсутствуют знаки препинания, а сюжеты открыты множеству интерпретаций и вырываются за узкие рамки реализма. Одним словом пьесы Фоссе — искусство с самых строчных букв из возможных: дерзкое, смелое и поворачивающееся к читателю/зрителю каждый раз новым ребром. Говоря о театре Фоссе, специалисты нередко употребляют термин “минималистический”. Конечно, он далекий наследник Генрика Ибсена, но отнюдь не остается в тени великого предка, а переворачивает саму концепцию драматургического произведения, что и делает его выдающимся автором наших дней.

Среди наиболее известных театральных работ Фоссе — “Однажды летним днем…” (Ein sommars dag, 1998), “Сон об осени” (Draum om hausten, 1999), “Я — ветер” (Eg er vinden, 2008) и другие. В общем счете Фоссе написал более 30 пьес, последняя вышла из вордовского документа его рабочего компьютера уже в этом году.

Стоит отметить, что в Стокгольме драматургов награждают не так уж и часто. Последний, кто получал награду, был Гарольд Пинтер в 2005 году, еще одна выдающаяся фигура, без которой невозможно представить современный театр.

Впрочем, награждая Фоссе, Нобелевский комитет обратил внимания не только на его драматургию, но и на прозу, которая  “становится все более известной”. Его дебютом в литературе был роман “Красное, черное” (Raudt, svart, 1983). Из прозы наиболее известна и часто переводима “Трилогия” (Trilogien, 2015), которая включает три коротких романа о трагической истории любви на фоне норвежской глубинки. Монументальным оказался его роман “Септология” (Septologien, 2022), объемная книга в семи частях и нескольких томах, которая исследует сложные вопросы современного общества.

Литературоведы часто отмечают ритм прозы Фоссе — рваный, экспрессивный и энергичный, Писатель любит сравнивать литературу с музыкой и считает, что она должна также воздействовать на душу читателя, В своих романах Фоссе, как правило, не использует точки, только запятые и заглавные буквы, Помимо романов ему также принадлежат рассказы и книги для детей

Запись Лауреатом Нобелевской премии по литературе стал норвежский драматург Юн Фоссе – “за новаторские пьесы и прозу, которые выражают невыразимое” впервые появилась Locals.

Понятие “румынская мифология” встретишь не часто. Все знают греко-римскую мифологию, кое-что читали о скандинавской, более искушенные расскажут об индийской, китайской или японской, а еще большие знатоки — о мифологии индейцев Доколумбовой Америки. Но нашему региону повезло меньше, и о румынской мифологии мы знаем на самом деле очень мало. “Румынские мифы” Наталии Осояну подробно рассказывают об ее истоках, а также главных сюжетах и героях более позднего румынского фольклора.

Румынская мифология при внимательном взгляде оказывается невероятно эклектичной. В частности, у самых древних верований гето-даков было фракийское происхождение: Замолксис, которого часто называют главным богом дакского пантеона, на самом деле был человеком, рабом или учеником Пифагора, создателя одного из первых мистических или, как бы сказали сегодня, эзотерических учений Древней Греции. С пифагорейцами связывают и орфиков, последователей Орфея, который тоже был фракийцем и за которого Румыния и Болгария до сих пор ведут вечный спор (выигрывает его пока Болгария). Орфизм, к слову говоря, связывают с формированием и закреплением монотеизма — столь мощная эзотерическая подкладка в основе вполне может объяснить сильную религиозность румынской культуры как таковую.

Затем на этот пифогорейско-орфический субстрат пришли римляне не только с их политеистической религией, но и “бурлящим бульоном” верований и культов со всех уголков империи. В частности, автор обращает внимание на распространенность культа Митры в древней Дакии (долгое время культ Митры был главным соперником культа Иисуса из Назарета среди солдат Римской империи), у которого древнеиранские корни. Так, исследователи находят большое влияние на раннюю румынскую мифологию манихейства, учения опять же иранского происхождения, которое базировалось не только на вечной борьбе Добра и Зла, но и на их равноправии. Особенно влияние манихейства заметно в румынском мифе о сотворении мира, которые творили Добрый и Злой Демиурги — иными словами, и Бог, и дьявол.

Следующее сильное влияние на румынскую культуру оказало уже восточное христианство и пестрый балканский колорит региона.

Осояну рассказывает в своей книге о корнях четырех базовых сюжетах румынского мифологического пространства — Миорице, Траяне и Докии, мастере Маноле, Збурэторе; подробно знакомит читателя с различными фантастическими существами так называемой “низшей мифологии” — румынских русалках фараонках, сестре славянской Бабы Яги Муме Пэдурий и т.д.; исследует сказки и их героев — тот же образ Фэт-Фрумоса внезапно обнаруживает родство с уже упомянутым культом Митры.

Не обходит автор вниманием и главную “визитную карточку” карточку Румынии в мире — графа Дракулу. Как на этот образ повлияли легенды о стригоях и миф о Збурэторе (образ Збурэтора также повлиял на Лучафэра Еминеску, так что Лучафэр и Дракула в каком-то смысле выходят родственниками), из чего вообще ирландец Брэм Стокер изобретал своего персонажа, для которого историческая личность Влада Цепеша была лишь формой?..

Иными словами “Румынские мифы” содержат богатый культурологический материал и позволит самому широкому кругу читателей лучше познакомиться с румынской мифологией.

Вот что о работе над книгой рассказывает сама Наталия Осояну:

«¨Румынские мифы¨ во многом основаны на моей давней увлеченности всевозможными сказками, включая те, которые про балауров, Фэт-Фрумоса, Иляну Косынзяну и так далее. Я с ними познакомилась в далеком детстве, благодаря книге «Молдавские народные сказки» в обработке Григоре Ботезату, изданной в 1981 году — моему поколению она должна быть хорошо знакома.

Позже я читала и другие сказки, в оригинале и в переводе, в том числе на английский. Мало кто знает, например,что Zâna Zorilor входит в сборник «Фиолетовая книга сказок» — часть известнейшей на западе сказочной коллекции, изданной на рубеже XIX–XX веков под руководством писателя Эндрю Лэнга и его супруги Леоноры Бланш Лэнг. В книге прекрасные иллюстрации Генри Джастиса Форда. Меня не оставляла мысль о том, что на основе этих необычных сказок можно придумать интересное фэнтези, и частично я эту идею воплотила в жизнь, когда написала рассказ «Змей» — однако он в большей степени магический реализм с некоторыми элементами румынского фольклора. Иными словами, «Змей» подтвердил, что в один текст замысел не поместится.

А потом обстоятельства сложились так, что я начала исследовать сказочных и мифических персонажей ради интереса, о чем писала в своем телеграм-канале. Результаты моих изысканий привлекли куда больше заинтересованных читателей, чем я предполагала, а также издательство «Манн, Иванов и Фербер», которое предложило не останавливаться на достигнутом и написать на основе собранного материала книгу. Что и было сделано.

Работа над книгой таила в себе немало сюрпризов. Я заполнила, в первую очередь, пробелы в собственных знаниях: например, мне встречались в сказках Святая Пятница и Святая Думиника, но я понятия не имела, что персонификация есть у каждого дня недели, не говоря уже о таких интересных духах (или даже демонах), как Марцоля и Жоймарица. Еще крайне интересно оказалось отслеживать межкультурные связи — во многом именно они придают румынскому фольклорному корпусу самобытность. Я сейчас тоже исследую мифы, только уже других народов, и время от времени нахожу любопытные мелочи и совпадения в самых непредсказуемых местах. Возможно, в какой-то момент их количество преодолеет некую критическую массу, и я что-то еще напишу о румынской мифологии.

Я ни в коем случае не претендую на научную полноту и всеобъемлющее исследование (таковых немало — все они изданы в Румынии, очень многое удалось раздобыть в электронной или бумажной форме, и даже полистать страницы, которым больше ста лет). «Румынские мифы» — книга для широкой русскоязычной аудитории, как той, которая в детстве читала сказки в обработке Ботезату, так и той, которая помнит прекрасного «Андриеша» Емилиана Букова. В советское время и то, и другое несколько раз переиздавалось, а начиная с 90-х на русском языке появились кое-какие строго академические издания, посвященные достаточно конкретным темам, и пару небольших сборников для детей. Оказалось, что не только читателям моего канала интересно, чем зыны отличаются от иеле, балаур — от збурэтора, реальный Влад Цэпеш — от литературного Дракулы. Конечно, это меня очень радует!

По следам «Румынских мифов» я написала три фэнтезийных рассказа, один был опубликован в журнале «Мир фантастики». Может быть, однажды вернусь к этой теме, и эпическое фэнтези на основе сказок и преданий про Фэт-Фрумоса и Иляну Косынзяну, змеев и стригоев, зын и иеле все-таки появится. Но точно не в ближайшем будущем”.

Автор: Игорь Корнилов

Купить книгу.

Запись “Румынские мифы” Наталии Осояну: Locals прочел новую книгу молдавской писательницы впервые появилась Locals.

— Давайте начнем с банального: что такое культура?

Вы можете найти десяток официальных определений, но для меня культура — это ментальное и духовное состояние вдохновения общества, способного производить продукты культуры. Если мы посмотрим на очень богатые страны, непременно обнаружим там и высокий культурный уровень общества, и развитое искусство. Отсюда напрашивается вывод, что богатые общества с высоким уровнем благосостояния способы производить акты культуры высокой ценности, а общества беднее позволить себе этого не могут. Однако это абсолютно неверно — не богатые страны с развитой экономикой создали ценные произведения искусства и высокий уровень культуры общества, а, наоборот, высокий уровень культуры общества в состоянии создавать экономические блага. Все очень просто: те страны, которые сегодня богаты, сперва создали высококультурное общество, и, достигнув состояния всеобщего вдохновения, пришли к экономическим успехам. Наша ошибка на протяжении тридцати лет заключалась в том, что все правительства до сих пор считали культуру неким результатом экономической удачи, а не наоборот.

Культура – это не окаменелое состояние неких ценностей, а живой организм, который постоянно находится в движении и изменении. Его нельзя законсервировать, остановить в развитии и радоваться тому, что было прежде. Необходим постоянный интеллектуальный труд, потому что даже в агрикультуре, если не культивировать землю, она зарастет бурьяном. То же и с душой человека и общества. Трудиться нужно каждый день, иначе они быстро зарастают.

— Вы начинали свой путь с кинематографа, почему выбрали именно этот вид искусства?

На самом деле я начинал не с кинематографа, а с актерского ремесла. Мой первый факультет – актерский в Щукинском училище в Москве, затем я год проработал в кишиневском театре «Лучафэрул» в качестве актера, снимался в кино. Когда понял, что способен сказать больше, сам решил стать режиссером. Я сделал несколько картин, самый большой успех пришелся на снятый вместе с Виорикой Мешина фильм «Прокустово ложе» (Patul lui Procust) по роману Камила Петреску. С ним мы попали в официальную программу Берлинского кинофестиваля в 2001 году. После режиссуры я пробовал себя в качестве продюсера, затем открыл частную киностудию. Теперь занимаю должность министра культуры.

— Каково быть творческому человеку на государственном посту?

Это компромисс. Я всегда ратовал за то, чтобы публичные должности, в том числе в области искусства и культуры, не занимали артисты. Любой художник – всегда заведомо субъективный и пристрастный человек, ревнивый к успехам других, поэтому допускать их до руля нельзя. Бывают исключения, например, Вацлав Гавел, чешский писатель и драматург, который сделал карьеру президента, но, тем не менее, исключения остаются исключениями. Когда мне предложили должность министра, я озвучил эту мысль, на что мне ответили: вы понимаете это, значит, справитесь, — и я согласился. Чтобы заняться делами министерства, я поставил на паузу творческие проекты, в том числе фильм, который готов был выпустить. Он почти закончен, находится на стадии монтажа и цветокоррекции, и я обязан буду вернуться к творчеству и показать его, но время для этого еще придет.

— С какими главными проблемами сталкивается молдавский кинематограф?

Тот молдавский кинематограф, который был у нас в советское время, ушел навсегда. Произошел обрыв естественных связей и развития между старым кинематографом и новым. Пропасть между поколениями у нас непреодолима до сих пор. Сейчас молдавский кинематограф начинается почти с нуля, но обусловлено это не только проблемой поколений, но и техническими возможностями: кинематограф за последние двадцать лет так сильно изменился, что принципы и взаимоотношения в нем совершенно иные.

— С другой стороны у нас рядом есть очень сильная «румынская новая волна». Мы можем находиться в диалоге с ней или нам нужно вырабатывать собственную аутентичность? Потому что даже те фильмы, которые сейчас выходят, будь то Carbon или Varvara, очень сильно отличаются от «новой волны».

Конечно, австрийское и немецкое кино различны, как различны бельгийское и французское, хотя все они существуют в пространстве одного языка. Мы часть румынской культуры как таковой, так как новую культуру создать невозможно – это будет псевдокультура. В то же время наш зритель и румынский зритель —  совершенно разные, а любой фильм, который производится, направлен на определенную аудиторию, всегда работает с ее стереотипами. Опровергать стереотипы – задача литературы, а делать это посредством кино – очень дорого и малоэффективно. Режиссеры «румынской новой волны» почувствовали, как использовать стереотип восприятия Румынии в мире. Для подавляющего большинства людей из других стран знания о Румынии ограничиваются Чаушеску и Дракулой (это стереотип), поэтому «новая волна», в основном, исследует феномен тонкой личности в ее столкновении с безумной машиной тоталитарной системы, и либо система личность перемалывает, либо она сопротивляется… В любом тоталитарном обществе есть люди, думающие иначе, желающие противостоять ему, и мы готовы про них смотреть кино и сопереживать им. Мы же в Молдове должны найти наши собственные стереотипы, ведь дело не в том, снималось ли у нас кино или нет, а в том, что для разного зрителя оно будет иным. «Теннис с молдаванами» — например, рассчитан на английскую аудиторию, Nunta in Basarabia — на румынскую; и молдаване из двух этих картин сильно отличаются друг от друга, но и то, и другое – неправда, потому что мы сами себя видим иначе. Такие фильмы, как Carbon или Varvara, направлены, в первую очередь, на нашего зрителя и наши собственные стереотипы о себе, вот и все.

— Как вы оцениваете уровень культурного менеджмента в Молдове?

К сожалению, не очень высоко. В лучшем случае у нас есть директора и администраторы, менеджмента как такового очень мало, однако его востребованность в стране огромная. На протяжении многих лет культура у нас развивалась на благотворительных началах, в ней практически отсутствовала предпринимательская часть. Большая вина лежит на политических партиях, которые коррумпировали не только артистов, но и зрителей. Получилось так, что деятельность артистов оказалась зависимой от государства, а это уничтожает любое творчество.

— Как, на ваш взгляд, должны развиваться отношения между искусством и государством?

Государство должно мотивировать вложение денег в область искусства. Нам нужно стимулировать потребление произведений высокого искусства, а также их появление. Сейчас Молдова находится в процессе переделывания всей системы администрации в области культуры. Мы полностью переорганизовываем Институт национального наследия. Мы хотим все области расставить по подразделениям, которые будут заниматься одним конкретным видом или направлением и не смешивать их.

— Как совместить диалог с международной культурой и сохранением локальной специфики?

Мы можем быть интересны на международном уровне только в случае, если мы аутентичны и интересны для самих себя. Конечно, всегда есть исключения, и гении всегда исключительны, но строить политику в расчете на гениев – опрометчиво.

— Культуру Молдовы я назвал бы музыкоцентричной. В чем особенная важность этого искусства для нас?

Абсолютно согласен, музыка – один из столпов нашей культуры, то, чем мы можем и должны гордиться, причем заметьте, значительных международных успехов наши артисты достигли без наличия хороших акустических залов внутри страны. Сейчас мы поставили перед собой задачу построить в Молдове филармонию, где зал будет музыкальным инструментом как таковым; мы работаем с множеством зарубежных партнеров, ищем инвестиции.

— Многие наши творческие люди развиваются только когда уедут из страны. К примеру, Татьяна Цыбуляк в литературе, Игорь Кобылянский в кино. Почему мы не можем достичь тех же результатов, находясь внутри Молдовы?

Талантливые люди во всем мире едут в крупные города и большие страны, где у них есть возможность проявить себя шире. Некоторые уезжают по личным причинам: Татьяна Цыбуляк уехала, чтобы быть рядом с мужем. Игорь Кобылянский звучал громко и когда жил в Молдове, несмотря на почти полное отсутствие кинематографа в то время. Но даже те артисты, которые уехали, чтобы получить большее развитие и соответственно большие возможности, большую популярность, представляют за границей нашу страну и приезжают к нам, почти каждый раз и по первому зову, выступая перед нашей публикой. Поэтому вы нередко можете прочитать на афишах в молдавских концертных залах имена сопрано Валентины Нафорницы, аккордеониста Раду Рацоя, пианиста Марчела Лазэра, скрипачек Русанды Панфили, Александры Тыршу и еще очень много громких на международном  уровне имен наших артистов.

Мы очень гордимся ими и благодарны им за то, что через собственный путь, собственную карьеру они приносят дивиденды своей стране. Мы в свою очередь должны делать все возможное, чтобы таких громких имен появлялось как можно больше.

— Как культура этнических меньшинств должна быть интегрирована в общую молдавскую культуру?

Культура – это всегда достояние общества в целом, а не какого-либо одного этноса. Конечно, существует этническая доминантная составляющая культуры, но при правильном развитии все этносы в их разнообразии создают общую картину культуры той или иной страны. В то же время у всех этнических групп в Молдове должно быть понимание, что мы – единое общество. Очень важно этническое разнообразие страны превратить в сильный ресурс, который представлял бы Молдову в мире. Отдельно, каждый сам по себе мы не сможем создать нечто, что будет интересно в других странах. У нас нет межэтнических проблем, противоречия и дискуссии пришли извне. На самом деле мы идеальная платформа, чтобы показать миру, как существовать единым обществом. Изоляция же подразумевает осколки неких культур, которые сами по себе не будут жизнеспособными, поэтому нам необходим диалог внутри страны. Мы должны развивать наше общество и нашу культуру — инклюзивную, толерантную, с межэтническим уважением. Когда проблема языка перестанет быть ресурсом политики или пропаганды, наступит момент, когда мы сможем стать некой Швейцарией в плане межэтнических отношений, но для этого – нужно время.

Беседовал: Игорь Корнилов

_____

Фото: Министерство культуры РМ и страница Серджиу Продана в Facebook.

Запись Министр Серджиу Продан — о проблемах культуры, молдавском кино и отношениях искусства и государства впервые появилась Locals.

Большую часть своих книг Кундера написал по-чешски: сборник рассказов «Смешные любови», романы «Шутка», «Жизнь не здесь», «Вальс на прощание», «Книга смеха и забвения», «Невыносимая легкость бытия». «Шутка» (1967) — единствен­ный из его романов, вышедший в Чехословакии. После оккупации Чехословакии советскими войсками в 1968 году Кундера принимал участие в протестных акциях. Его книги оказались под запретом: тексты публиковались либо в переводах, либо в издательстве 68 Publishers, которое основал в Торонто другой чешский писатель, Йозеф Шкворецкий, вместе с женой Зденой Салива­ровой.

В 1975 году писатель переезжает во Францию: Реннский университет в Бретани приглашает его на позицию профессора. Еще какое-то время он пишет по-чеш­­ски, но преподает на французском. В 1990 году Кундера заканчивает роман «Бессмертие», чередуя в нем французский и чеш­ский, а уже все следую­щие тексты (романы «Неспешность», «Подлин­ность», «Неведение», «Торжест­во незначительности», а также сборники эссе) пишет по-французски, запрещая переводить их на чешский язык: «Видеть, как меня чужими руками переводят на родной язык, кажется мне извращением».

Милан Кундера умер во Франции.

Среди многочисленных наград Кундеры Большая литературная премия Французской академии, которую он получил в 2001 году, а также чешская Премия Франца Кафки, присужденная писателю в 2020 году.

Запись Умер писатель Милан Кундера впервые появилась Locals.

Мечта писать у меня была с детства, но тогда я даже не представляла, кто такой писатель и как им стать. Я думала, это слишком сложно, не знала, где этому учат и как. И только в тридцать лет я обнаружила, что существуют литературные курсы, конкурсы… Так, я закончила писательские курсы от российского издательства «Астрель», благодаря ним я поняла, что такое писательское мастерство и как нужно рассказывать истории, чтобы это было интересно не только читателю, но и издателю. Потому что если издатель не будет знать, на какую полку в книжном положить твою книгу, если написанное тобой не будет продаваться и вызывать интерес у читателя, тогда ничего не получится. После курсов я начала участвовать в различных литературных конкурсах и для одного из них написала свою первую страшилку…

Но к детской литературе я пришла не сразу. Начинала я со взрослой прозы, ездила на Международный писательский форум, организованный фондом Сергея Филатова. Тогда образцовым для меня писателем во многом был Владимир Набоков, и мои ранние  «серьезные» вещи были отмечены именно его влиянием. На мою детскую прозу из классиков повлияли В.Крапивин, Д.Барри, из современников – Катя Матюшкина, Р.Л.Стайн. Стайн для меня открыл жанр детского хоррора как такового, и он меня очень увлек.

Пишу я на русском, поэтому издаваться в Молдове мне негде, и я решила попробовать реализовать себя на российском рынке. Не знаю, получилось бы это сделать со взрослой прозой, но ниша детской литературы там достаточно востребована. Я рискнула, и у меня получилось. Я бы с удовольствием издавалась в Молдове, если бы здесь была такая возможность для русскоязычных авторов. Надеюсь, она появится в ближайшем будущем.

Первая моя книга вышла два года назад, она называется «Перчатки Ариадны», с ней я и выиграла конкурс. Несколько книг у меня в работе, мы с издательством постоянно ведем переговоры, например, сейчас я работаю над сказочной повестью и новой страшилкой. В писательских кругах есть такая фраза, что в этой профессии главное найти своего издателя, мне посчастливилось с «Астрелью», вот и весь секрет успеха. Также у меня есть книги, которые я выкладываю в интернет, на Litres,  и люди читают меня онлайн. Поэтому если вы хотите писать и чтобы вас читали, особенных проблем нет. Сегодня писателю необязательно издаваться, он может быть читаем и в сети. Правда, для этого нужно поработать над самовыражением, знать правила сторителлинга и воздействия на читателя.

В книжных магазинах Молдовы моих книг нет, их продают в других странах СНГ. Поэтому заказать вы их можете через онлайн-магазины. Я спрашивала в нашем Librarius, можно ли завезти книги определенного автора (правда, не говорила, что автор – это я). Мне сказали, что по заказам они не работают, и это невозможно. Но мне хотелось бы, чтобы и в моем родном  городе меня знали и читали, ведь когда я описываю какие-то локации в своих книгах, я всегда пишу о Кишиневе, даже если не называю это открыто.

В литературное пространство Кишинева как человек пишущий я не интегрирована. Я не состою ни в каких организациях. На данный момент я развиваюсь исключительно в Интернете, но я планирую в ближайшее время организовывать встречи с читателями в детских библиотеках столицы.

С прошлого года я начала ходить в Кишиневский книжный клуб, и это прекрасная возможность социализироваться в родном городе, у меня появилась возможность общаться с единомышленниками, открывать для себя новые имена в литературе, это правда очень обогащающий и расширяющий твое сознание опыт. Поэтому рада, что у нас в городе есть этот клуб, и русскоязычные читатели тоже могут встречаться, обсуждать новинки и классику. Надеюсь, он продолжит работу и впредь.

Замечаю в себе интересный парадокс: я пишу то, что не читаю, а читаю, что не пишу. Как писатель, я работаю с детской литературой, но как читатель предпочитаю другую, то самую, «большую» и «серьезную». Быть может, то, что я редко читаю детскую литературу, связано с тем, что я не хочу, чтобы на меня что-то влияло. В своих книгах я рассказываю истории, которые были бы интересны мне самой, если бы я была ребенком или подростком. Там есть и увлекательные приключения, и, в то же время, что-то поучительное, но без назидания и навязчивости. В героях моих книг многие читатели узнают себя или кого-то из своего окружения, знакомые ситуации из жизни. Вероятно, они верят в эти истории по тому, что я говорю со своими юными читателями на их языке, а не свысока, как поучающий взрослый.

Если говорить о любимых современных авторах, из русских это Лена Элтанг, из иностранных – Майкл Каннингем и Стивен Кинг. Недавно новым любимым автором стала Ханья Янагихара, открытая как раз благодаря Кишиневскому книжному клубу. Из классиков я люблю Владимира Набокова, Сомерсета Моэма, Джона Фаулза, Айрис Мёрдок, Томаса Манна. У классиков можно учиться тому, как работать с языком, но писательские навыки должны соответствовать запросам и трендам времени. Как писатель, ты не должен отставать от темпа эпохи, а у каждой из них он свой.

Из прочитанного за последний год более всего меня впечатлила «Маленькая жизнь» Ханьи Янагихары. Для меня ее чтение было своего рода сеансом психотерапии, это, правда, очень интересная проза в плане того, как она воздействует на читателя и что с ним делает.

В университете я изучала английскую филологию, и британскую литературу знаю достаточно глубоко. Когда ты учишь какой-либо иностранный язык, твой мозг начинает работать активнее, и это обогащает работу с твоим родным языком, помогает понять, как наиболее эффективно использовать язык в качестве инструмента. В британской литературе мне нравится, что у их писателей никогда нет безысходности, да и английский юмор всегда спасает. Британские авторы оставляют читателю надежду, и это отличает их от многих других.

В современной литературе мне нравится, что писатель перестал быть небожителем и сблизился с читателем, да и издательства стали более лояльными к авторам. Не нравится, что часто во главу угла ставят ориентированность на успешность в маркетинговом плане, а не на качество. Когда автор начинают думать больше о коммерческом успехе своего текста, нежели о его качестве, это приводит к печальным результатам.

Если бы я писала большой роман о Кишиневе, он был бы в жанре альтернативной истории. Можно было бы написать о том, что якобы происходит сейчас, но на самом деле оно не происходит, а во второй части описать будущее, которое проистекает из этого альтернативного настоящего. Я думаю, что реальность как таковая читателю мало интересна, потому что мы и так с ней хорошо знакомы, всегда более увлекательно показать, как могло бы быть, если бы… Поэтому жанр альтернативной истории мне очень близок.

Найти меня в интернете просто, вбивайте «Анна Летягина» и читайте, а у кого есть возможность, заказывайте мои книги онлайн.

Беседовал: Игорь Корнилов

Запись Писательница из Кишинева Анна Летягина пишет популярную детскую прозу, но в Молдове о ней мало кто знает впервые появилась Locals.

16 и 17 мая в Яссах, Румыния, состоится спектакль «Письмо из Бессарабии», посвященное памяти поэта Григоре Виеру, с участием актрисы Даниэлы Нане, композитора и певца Нику Алифантиса и группы Fragile Band. Будут организованы конференция «Григоре Виеру, поэт и трибун румынского пространства», поддержанная поэтами Штефаном Митроем и Георге Михаем Бырля, и коллоквиум «Рецепция творчества Григоре Виеру и бессарабских писателей в румынском пространстве». Также будут презентации книг.

В Кишиневе, Республика Молдова, фестиваль откроется 18 мая в 10:00 поэтическим концертом и возложением цветов к бюсту поэта Григоре Виеру на Алее Классиков в центральном парке. Программа продолжится в 11:30 в Малом зале Академии наук Республики Молдова, где состоится научная конференция «Григоре Виеру: воскресенье румынских слов», поддержанная академиками Михаем Чимпой и Теодором Кодряну.

Первый день завершится в 18:00 в зале «Класс будущего» Государственного педагогического университета им. Иона Крянгэ торжественным вручением наград фестиваля и трибьют-шоу с участием сопрано Клаудии Кайя из Бухарестской национальной оперы, актера Николае Дарие, Народного артиста, Николая Грибинча и этно-фольклорного ансамбля «Plăieșii», исполнителя Олега Спыну, участника шоу «Românii au talent».

19 мая Фестиваль состоится в городе Кагул, Республика Молдова. В 11:00 в Большом зале Дворца культуры «Николае Ботгрос» состоится поэтически-музыкальное шоу «Реквием по Григоре Виеру» с участием школьников, студентов, литературных кружков и художественных объединений Кагульского района и Брэила, Румыния.

Подписывайтесь на наши соцсети, чтобы быть в курсе всех новостей:

Telegram
Instagram
Facebook

Запись В Кишиневе, Кагуле и Яссах пройдет международный поэтический фестиваль “Григоре Виеру” впервые появилась Locals.

“До самого рая” / To Paradise, Ханья Янагихара

Можно не сомневаться, что главным событием в переводной литературе первой половины 2023 года стало появление (вопреки всем невзгодам) на русском нового романа Ханьи Янагихары, автора главной англоязычной книги минувшего десятилетия. Спустя семь лет после “Маленькой жизни” она дарит читателям “До самого рая” — отзывы критики на этот раз сдержаннее, да и читатели реагируют на роман более вяло. Повторить успех 2010-х Янагихара точно не смогла, однако понравилась вам “Маленькая жизнь” или нет, берясь за новую книгу, нужно помнить одно — это совершенно другое произведение, и ожидать чего-то похожего однозначно не стоит.

Феномен Янагихары как писательницы интересно рассматривать в контексте изучения моделей культуры в целом. В прошлом, культура классического образца, создавалась авторами-мужчинами, но адресована была женской аудитории. Поэтому и взгляд культуры, созданной мужчинами, оказывается неожиданно женским. В состоянии подавления эмоций писатели-мужчины часто выражали свой внутренний мир через женские персонажи, и самые яркие женские образы в культуре (к примеру, Анна Каренина, Мадам Бовари, Саломея и т.д.) — проекции мужского сознания. Культура классического типа также знала множество перевертышей: Пруст превращал Альфреда в Альбертину, Флобер произносил фразу, что “мадам Бовари — это я” и т.д. Романное творчество Янагихары дает нам переворачивание этой модели: автор здесь женщина, причем, это важно подчеркнуть, женщина, освобожденная от патриархальной системы, и в центре ее взгляда — герои-мужчины, которые могут позволить себе и эмоциональность, и уязвимость, и все то, что в чем традиционная модель культуры им отказывала. Романы Янагихары могли появиться только в обществе свободном. Освобожденная женщина пишет романы об освобожденных мужчинах, а старая модель культуры расплывается дымкой…

Сюжетная канва ее нового романа “До самого рая” (одна история из девятнадцатого века, одна — из конца двадцатого, одна — из дистопического будущего) здесь сильно напоминает роман Майкла Каннингема “Избранные дни” (2005). “До самого рая” правильнее было бы рассматривать как своеобразных оммаж Каннингему и его прозе — здесь сымитировано много его приемов, тем, стилистических ходов. Хотя щедрой рукой Янагихара черпает не только из него — так, сцена знакомства Дэвида и Чарльза во второй части почти повторяет сцену знакомства Джо и Луиса из канонической пьесы Тони Кушнера “Ангелы в Америке” (1990).

“Избранные дни” Каннингема были романом неклассического типа: трое героев, Саймон, Кэтрин и Лукас, путешествовали по разным временам и разных литературным жанрам. Эволюция персонажей происходила, как и в классически построенном произведении, но между различными типами литературы. У Янагихары в “До самого рая” мы находим примерно то же: повторяется Дэвид, повторяется Чарльз, повторяется Эдвард, — однако  логика построения текста здесь оказывается все же иной. Особенность или промах Янагихары в том, что в отличие от “Избранных дней”, три части здесь не складываются в единое полотно, хотя небольшие попытки этого все же есть.

Краеугольной вещью для новой работы писательницы оказывается еще один важный нью-йоркский текст, роман Генри Джеймса “Вашингтонская площадь” (1880) — именно он становится тем хребтом, вокруг которого будут вращаться три разные истории. И если первая часть — она носит ожидаемое название “Вашингтонская площадь” — представляет своего рода травестию классического произведения Джеймса, то вторая, “Липо-вао-нахеле”, отсылается к корням автора, Гавайям, с их древней историей, потерянными королевствами и постепенной колонизацией США. Оттого, быть может, именно вторая часть у Янагихары выходит самой пронзительной и одновременно нежной. Словно в зеркале, отражаются друг в друге две реальности: Нью-Йорка и Гавайев, метрополии и колонии, мегаполиса и древних островов, современности и более архаичного уклада, сына и отца — и это отражение дает невероятно сильный эффект по воздействию на читателя.

Однако попытка построения постколониального рая на затерянном посреди неспокойных волн Тихого океана острове оказывается очередным миражом, который очень быстро рассеивается, и уже сын героя предпочитает корням снова мегаполис, и путь его ведет — к белому мужчине.

Как и раньше, Янагихара уделяет внимание преимущественно мужчинам, как и раньше, все важные отношения возможны только между ними, а она сама дает этому миру эмоциональный язык. Завороженная миром мужчин, писательница показывает и его уязвимость, и скрываемую под всем подавленным и сублимированным хрупкость.

“До самого рая” — это еще и альтернативная история, и в каком-то смысле новая Янагихара оказывается созвучной и “Аде” Владимира Набокова (1969), происходившей на Анти-Терре. Если мир “Маленькой жизни” был стерилен, а действие происходило в преимущественно в закрытых помещениях некого умозрительного Нью-Йорка, одновременно в деталях прописанного и потустороннего, мир “До самого рая” однозначно определен — он не наш. Так, в девятнадцатом веке Гражданская война в США заканчивается иначе, и вместо одной страны на карте существует несколько. В автономных Свободных Штатах легализованы однополые браки, и это допущение станет одним из самых важных сюжетообразующих элементов.  Тема свободы и бегства от нее вообще оказывается для нового романа писательницы одной из центральных. Почему и по каким иррациональным причинам люди предпочитают свободе несвободу и осознанно идут на встречу ней? Янагихара травестирует культуру, поэтому девятнадцатый век для нее более чем либерален, а двадцать первый — тоталитарен.

Размышления о пути к несвободе вписываются в общий кризис цивилизации начала 2020-х, связанный с внезапным движением от более свободных структур общества к более несвободным. Здесь много можно рассуждать о кризисе либеральной демократии и концепции “конца истории” (которым  весь сегодняшний хаос и обусловлен). Однако Янагихара, очень четко улавливая страхи эпохи, пишет не про это. Ее роман — это плач о том, “что прогресс и терпимость не обязательно ведут к еще большему прогрессу и терпимости <…>, что доброта не ведет к еще большей доброте, <…> как хрупка на самом деле музыка жизни“. Любой рай остается недостижимым и неосуществимым, вот и вся правда.

Показывая картины мрачного будущего, Янагихара рисует цивилизацию, разрушенную чередой пандемий, что кажется еще одним реверансом в сторону актуальности. Конечно, дистопия третьей части вырастает из пандемии COVID-19. Именно пандемии, по Янагихаре, и приводят человечество в будущем к окончательной несвободе. Несвобода — это всегда результат кризиса и государств, обреченных на распад. Последняя из трех образующих роман книг — “Восьмая зона” — самая объемная, и необычным для писательницы кажется выбор повествователя, женщины. Происходит как бы вторжение женщины в привычный для нее мужской мир. Примечательно, что в творчестве Янагихары возвращение к заглавному персонажу женщине оказывается осуществимым в рамках тоталитарной системы и отсутствия свободы гипотетического будущего. Только ей, автору-женщине, позволили не то, чтобы написать об этом, но и даже озвучить подобную мысль. Янагихара, впрочем, подчеркивает крайнюю угнетенность женщины в этом мире не-свободы, который калечит всех, независимо от пола, и в котором сожительство бок о бок оказывается своего рода тюрьмой на двоих.

“До самого рая” — роман несовершенный, но невероятно мощный и бьющий в самые актуальные раны человечества. Он заканчивается очень внезапной для 2023 года мыслью — о том, что как политическая система монархия более устойчива (Соединенные Штаты гибнут, Соединенное Королевство остается свободным и выживает). После всей этой многостраничной симфонии мотивов и тем читателя накрывает лишь общая тоска по невозможности обретения рая — здесь, на земле, под вечно молчаливым небом.

“Стрижи” / Los vencejos, Фернандо Арамбуру

Спустя пять лет после публикации “Родины”, ставшей главной испаноязычной книгой 2010-х, Фернандо Арамбуру выпустил новый роман. Повторить былой успех у него не получилось, хотя его свежая работа и оказалась под пристальным вниманием критиков и читателей. Вышедшие в 2021 году, “Стрижи” оказались одной из первых крупных попыток осмыслить тот кризис, который цивилизация переживает в начале 2020-х, и в этом смысле перед нами очень важная и необходимая в проживаемом моменте книга. В романе новая всеобщая неурядица находит воплощение в истории преподавателя философии Тони, который подошел к некому рубежу своего персонального существования. Все иллюзии, которые питали его молодость, рассеялись. Сказать новое слово в истории мысли у него не получилось, так как все уже множество раз высказали до него. Профессия давно не радует, его жена ушла от него к другой женщине, их сын все больше отдаляется,  а единственным близким существом оказывается собака Пепа, которая, в отличие от двуногих homo sapiens, никогда не предает и не причиняет боли. А еще — стрижи в летнем небе, чьи бодрые крики всегда вселяют желание жить. Мотив животных вообще проходит красной линией через всю книгу, и у Арамбуру они, по контрасту с людьми, кажутся существами куда более мудрыми, простыми и счастливыми. А вечный эдемовский изгнанник, человек, в очередной раз запутывается в себе и созданном собой же мире.

Столкнувшись с ценностными и жизненным кризисом, Тони задумывает самоубийство, а на жизнь отводит последний год, во время которого ведет подробный дневник, пытаясь ответить на вопрос, стоит ли жизнь труда быть прожитой или она того не стоит. Текст этого дневника и представляет собой роман — пространный, обстоятельно и в деталях изучающий как историю одной конкретной жизни, так и Испании, а вслед за ней — и европейского континента как такового. За личностным кризисом Тони встает другая, более глобальная история —  усталости цивилизации, растерянности  от наступившей новой реальности, когда времена благополучия расплылись дымкой. Еще один рай потерян, еще одни иллюзии утрачены. Куда двигаться и что делать? Арамбуру пытается ответить на этот вопрос, препарируя новое лицо Европы как таковой. Тони, этот разочарованный в жизни интеллектуал, конечно, представляет ее прошлое с великим культурным наследием. Он это и есть Европа, какой мы ее всегда знали. И Тони очень некомфортно в новые времена, которые, кажется, наступили не для таких, как он. Но для кого они тогда наступают? И как ему выжить в них? Арамбуру в своем новом романе оказывается не настолько эпически масштабен, как в предыдущей “Родине”, но, тем не менее, представляет образец крепкой прозы, которая, вне всяких сомнений, переживет все кризисы и утвердит еще не раз, что жизнь прожить — все-таки стоит. Лето в очередной раз обязательно наступит. И в небе будут — стрижи.

“Последний сон” / El último sueño, Педро Альмодовар

В апреле 2023 года выходит книга культового испанского режиссера, который в Каннах в этом году должен представить свой новый короткометражный квир-вестерн “Странный образ жизни” (Extraña forma de vida, 2023).

“Последний сон” — не первая попытка Альмодовара реализоваться на почве литературы. В 90-ые он уже врывался в жизни читателей со своей эпатажной героиней Патти Дифусой, однако “Последний сон” — его более личная и менее трансгрессивная работа, которую образуют двенадцать рассказов, написанных в разные периоды жизни. Нередко именно литературное творчество было для режиссера основным и давало жизнь кинематографическим работам.

Открывает сборник рассказ “Визит” (La visita), известный зрителю по фильму “Дурное воспитание”, однако  написан он был еще в 70-ые и исполнен в другой тональности. “Слишком частые смены пола” (Demasiados cambios de género) знакомят с театральными увлечениями режиссера и рассказывают о влиянии “Трамвая Желание” Теннесси Уильямса и “Человеческого голоса” Жана Кокто на его фильмографию. Рассказ раскрывает перед читателем своего рода пропасть между первоначальным замыслом в мире литературы и его воплощением на экране. Кино оказывается не самым свободным из искусств, напротив, дает множество ограничений. К примеру, главным героем “Женщин на грани нервного срыва” должен был быть мужчина, а вовсе не женщина, и у фильма в таком случае вырисовывается совершенно иное содержание, но правила маркетинга и адаптации к правилам большого кино требуют тех самых пресловутых “смен пола” из названия.

Некоторые из рассказов совершенно не связаны с кино: на совмещении гротескных и лирических тонов построена “Церемония у зеркала” (La ceremonia del espejo), в которой трансильванский вампир пытается найти убежище в монастыре на Афоне, и приводит это к самым неожиданным последствиям. В “Хуане, спящей безумице” (Juana, la Bella Demente) история Испании (в частности, Хуаны Безумной) внезапно пересекается со сказкой о Спящей Красавице, уводя читателя тропами магического реализма. “Последний сон” (El último sueño), давший название сборнику, посвящен памяти матери режиссера и по жанру представляет собой скорее очерк о последнем дне ее жизни. Крайне изобретательной, отсылающей к лучшим страницам литературы абсурдизма оказывается “Жизнь и смерть Мигеля” (Vida y muerte de Miguel), в которой жизнь главного героя рассказана задом наперед. “Откровения секс-символа” (Confeciones de una sex-symbol) возвращают читателя к альмодоварской героине 90-х, Патти Дифусе, а вместе с ней — к духу мадридской ла мовиды с ее иронией, абсурдом, свободой и легкой скабрезностью. Сразу два текста — рассказ “Горькое Рождество” (Amarga Navidad) и эссе “Прощай, вулкан! (Adiós, volcán) объединены образом мексиканской певицы Чавелы Варгас. Пронзительное “Искупление” (La redención) предлагает одну из самых неожиданных, но вместе с тем трогательных интерпретаций евангельского сюжета. “Воспоминания о пустом дне” (Memoria de un día vacío) представляют собой разрозненные заметки — о визите Энди Уорхола в Испанию, Нью-Йорке 80-х, одиночестве на мадридских улицах и нелегком искусстве литературы, а также о Пасхе 2022-го года и бомбордировках городов Украины. Наконец, последний текст “Плохой роман” (Una mala novela) посвящен связи и разнице между кинематографом и литературой, но так и не ставит точку в их вечном диалоге.

В своих текстах Альмодовар очень разный, но неизменно яркий в неудержимом воображении, способном самые невероятные повороты сюжета сделать правдоподобными. “Последний сон” — книга-свидетель того, что за хорошим кинематографом всегда стоит качественная литература.

“Годы” / Les Annees, Анни Эрно

“Нобелевку” по литературе за 2022 год получила француженка Анни Эрно за упорное превращение своей собственной жизни в литературу. Отмечая наградой Эрно, решили подчеркнуть важность автофикшна как явления для современной культуры. Кто и когда изобрел автофикшн — вопрос спорный. Романы Марселя Пруста (в 2022-ом отмечали столетие со дня его рождения), например, — это автофикшн? А если нет, то что? И где тогда начинается автофикшн? Все это вопросы, на которые теории литературы предстоит еще ответить, сейчас же она осваивает для себя пространство нового/старого явления, когда реальность диктует законы литературы, а не наоборот. Впрочем, жизнь имитирует искусство или искусство имитирует жизнь — на это ищем ответ у старины Уайльда, а у Эрно она такая, как есть. Просто жизнь. Ничего более. Ее жизнь.

Роман “Годы” в этот смысле представляет собой сплетение памяти личной и индивидуальной. Да, Эрно в очередной раз рассказывает свою жизнь, однако останавливается ни на каком-то конкретном случае, а идет через десятилетия, от года к году. Создается удивительно богатая на интонации мозаика чувств, ощущений, мыслей.  За частной историей одной девушки вырастает история Франции, от конца вВторой мировой до наших дней. Это очень тонкое, но вместе с тем умное полотно, полное наблюдений за жизнью и ее изменчивостью. Как наша собственная история вплетена во всеобщую? Какие еще изменения принесут нам годы, десятилетия? Как изменят нас? Какую собственную историю мы могли бы рассказать? Одним словом, проза Эрно и завораживает, и запускает у читателя собственный поток воспоминаний. Она обладает некой магией иммерсивности, которую отрицать невозможно. Единтсвенное, что можно поставить в вину писательнице — это некоторую резкость и категоричность, с которой она высказывается по тем или иным вопросам. Как автору ей не хватает мягкости. И нет, это не сугубо женская проза, как часто отзываются об Эрно недоброжелатели, писательнице удается вырваться из личного опыта и достучаться во всеобщее. В конце концов, ее роман Франции и французскости. Поэтому если вы любите эту страну, вам явно сюда.

“Обещание” / The Promise, Деймон Гэлгут

Крайне занятным оказывается лауреат Букеровской премии 2021 года и, верится, важным и нужным в том числе для нашего общества. Это почти “Будденброки” на южноафриканский манер. Деймон Гэлгут уже дважды попадал в шорт-листы премии, но получил ее впервые. “Обещание” — “история гибели одного семейства”, причем семейства белого на фоне тридцатилетия политических изменений в ЮАР. Невыполненное обещание отдать в награду дом темнокожей служанке превращается в своего рода проклятие, которое тяготеет над семьей Свартов. Почти рок, почти античность, только на самой окраине обожженного солнцем континента.

“Нулевая гравитация” / Zero Gravity, Вуди Аллен

В минувшем сентябре новый сборник рассказов опубликовал и не нуждающийся в представлении Вуди Аллен. Это пятая по счету книга его малый прозы и первая за последние пятнадцать лет. Перед ее выходом в издательстве Alianza в Испании Аллен дал интервью барселонской газете La Vanguardia, в котором озвучил, что планирует уйти из кинематографа, так как тот в последние годы оставляет желать лучшего, а его новый парижский фильм может стать последним. Впрочем, режиссер обещал больше сосредоточиться на литературе и даже планирует написать для поклонников фантастический роман. Так что… одним фильмом меньше, одной книгой больше — не велика ли разница? Пока что читателям доступна его “Нулевая гравитация”, а на осень запланирован выход “Великой иронии” (Coup de chance), которая может стать последней, а может и не стать…

В новый сборник алленовских рассказов вошли 19 коротких историй; 8 из них ранее появлялись на страницах The New Yorker, 11 — оригинальны. По сравнению с предыдущими книгами “Нулевая гравитация” слабее, разогревается ближе к финалу, однако тем не менее отмечена блеском знаменитого авторского юмора и бесконечных интеллектуальных жоглирований. Сквозным мотивом, который объединяет все зарисовки сборника, здесь становятся животные. Они могут становиться героями рассказов, главными или второстепенными, могут оказываться своеобразными фоном. Так, в “Коровьем бешенстве” обычное парнокопытное задается вопросами Раскольникова и даже пытается повторить путь своего литературного предшественника, в “Нос к носу с Рембратом” кумиром арт-сцены становится рисующий картины конь, а в “Ни одно живое существо не пошевелилось” облученные радиацией мыши начинают совершать разбойничьи нападения, пока их не останавливают чтением философии Кьеркегора. Иногда, впрочем, это правило не срабатывает, и в повествователи в “Когда фигурка на твоем капоте — Ницше” (When Your Hood Ornament Is Nietzsche)  попадает автомобиль-интеллектуал, находящийся в поисках водителя, с которым можно было бы поговорить о Фрейде, Гомере, монадах и Новалисе. Этот внезапный разворот от мира людей к миру животных и предметов в очередной раз выражает актуальный для современного искусства мотив разочарования в человеке и человеческом и том кризисе гуманизма, который мир испытывает где-то с года 2020. Веселый и беззаботный абсурдизм большинства рассказов иногда наполняется ядом, как, например, в “Извините, никаких домашних животных”, где Аллен довольно зло иронизирует над культурой отмены как таковой. Наконец, все эти мотивы собираются в последнем рассказе сборника, самом крупном и лучшем — “Взрослея на Манхэттене” (Growing Up in Manhattan), который представляет собой забавный парафраз пьесы Эдварда Олби “Что случилось в зоопарке” (снова привет анималистической теме). Здесь автор словно возвращается к самому себе, чтобы рассказать историю в своем узнаваемом стиле, но затем и ее обрывает нотой разочарования в человеке и человеческом. Недостойны ли мы искусства?.. Не вернуться ли нам лучше оттуда, откуда мы пришли? Аллен внезапно напоминает одного из своих персонажей, ворчливого поэта из фильма “Вики Кристина Барселона”, который создает прекрасные стихи, а затем не хочет их публиковать, потому что люди красоты не заслужили. Что ж, очень грустно, что человек, подаривший миру столько радости своим творчеством, заканчивает подобными мыслями.

“Город победы” / Victory City, Салман Рушди

Первое литературное событие 2023 года — новый роман Салмана Рушди, написанный им еще до нападения. В “Городе победы” он прощается с постколониальными упражнениями и рассказывает сугубо индийскую историю, осуществляя как бы возвращение к корням. Действие романа разворачивается в Индии XIV века: в тело главной героини, Пампы Кампаны, вселяется богиня и начинает вещать ее устами. Ведомая высшим замыслом, девушка поможет возвести город Виджаянагара, который положит начало Виджаянагарской империи, одной из самых сильных в истории Индии. Пампа Кампана будет медиумом, посредником, но никогда не станет королевой. Критики называют “Город победы” “современной Рамаяной”, имея ввиду богатство мифов и сказаний из истории Индии, вплетенных в его фабулу, но в то же время отмечают несколько актуальных тревожных ноток — надвигающуюся тень нетерпимости и невозможность осуществления плюрализма, когда от уровня идей переходят к практике.

“Семь лун Маали Алмейды” / The Seven Moons of Maali Almeida, Шехан Карунатилака

Если вы вдруг решитесь открыть для себя молодую ланкийскую литературу, Букеровская премия в 2022 году сделала подходящий подарок — наградила писателя именно из этой страны. “Семь лун” характеризуют как метафизический триллер и “загробный нуар”, а вместе с тем едкую сатиру, действие которой разворачивается на фоне кровавого хаоса охваченной гражданской войной Шри-Ланки. Главный герой романа — военный фотограф, который однажды просыпается мертвым. Его расчлененное тело тонет в озере Бейра, и Маали неизвестно, кто его убил. Теперь у него есть семь месяцев, чтобы разгадать тайну своей смерти, а также показать двум любимым людям (мужчине и женщине), где находится тайник с фотографиями, которые прольют ужасную правду на прошлое и настоящее Шри-Ланки. Интригует?

“Перекрестки” / Crossroads, Джонатан Франзен

Сколь Франзена разными жанрами не корми, а он все равно смотрит в сторону семейной саги. И в этот раз он снова написал очередную историю очередной семьи — со скелетами в шкафах, конфликтами поколений и хирургическим препарированием того, что происходит в черепных коробках персонажей, только на теперь — теплее, чем обычно. Действие своего нового романа — первого из ожидаемой трилогии — Франзен помещает в 1970-ые, которые он в одном из интервью назвал похмельем после опьянения иллюзиями 1960-х. Параллелизм 1970-х и 2020-х на лицо, одна эпоха разочарований отражается в другой, а недавнее прекрасное прошлое остается недавним прекрасным прошлым, не более. На этот раз в центре повествования писателя оказываются священник Расс Хильдебрандт, его жена Мэрион (брак им обоим настолько опостылил, что хоть разводись, хоть в петлю лезь), а также их трое детей — из которых кто-то контркультурой увлечется, кто-то наркотиками… Одним словом, им всем друг с другом не соскучиться.

“Томас Невинсон” / Tomás Nevinson, Хавьер Мариас

Прошедшей осенью не стало одного из крупнейших писателей современной Европы — Хавьера Мариаса, который соединял в своем творчестве квазидетективные загадки с изысканным модернизмом. Последней работой писателя, вышедшей за год до смерти, стал “Томас Невинсон”. Ее герой — полуиспанец, полуангличанин, шпион в отставке, который когда-то работал на британские спецслужбы, а теперь ведет спокойную жизнь в Мадриде. К нему обращаются с предложением вернуться к работе, чтобы завершить последнее задание. Томасу предстоит выяснить, какая из трех женщин на самом деле опасная террористка ИРА… И выбор сделать, чтобы не ошибиться, будет втройне не просто. Мариас рисует мир, где все относительно, а свобода не определена выбором, а ограничена им.

Автор: Игорь Корнилов

Запись Десять литературных новинок для начала весны впервые появилась Locals.

Если вы еще никогда не бывали в Грузии, чудесная Валентина Семилет за один вечер откроет вам всю суть этой прекрасной и гостеприимной страны. А заодно поднимет настроение и зарядит оптимизмом, которого сейчас так не хватает.

В ее рассказах настоящая Грузия: много юмора, любовь и вино, запахи и пейзажи, замечательные люди и нечёсанный пёс Буба. Приходите на встречу с добрым, важным и согревающим душу.

Валентина Семилет – родилась и всю жизнь прожила в Грузии. Закончила факультет западно-европейских языков Института Иностранных Языков в Тбилиси. Знает и любит Грузию не понаслышке. Пишет юмористические рассказы. Воспитывает троих детей.

Создать атмосферу душевного вечера нам поможет вино от Mimi. Перед концертом всех зрителей ждёт дегустация.

Встречаемся в Органном зале, 26 ноября в 17.30
Стоимость билета – от 100 леев. Купить билет.
Все подробности по телефону: +373 68 48 80 08

Запись В Кишинёве выступит юмористическая писательница из Грузии Валентина Семилет впервые появилась Locals.

Пятая Международная книжная ярмарка „BookFest Chișinău” проходит в Медиакоре, на территории кишинёвского госуниверситета с 31 августа по 4 сентября. Мероприятие организовано министерствами культуры Румынии и Республики Молдова в партнерстве с Союзом издателей Республики Молдова, Ассоциацией издателей Румынии, Молдавским государственным университетом, Национальной библиотекой Республики Молдова.

В этом году в рамках Международного книжного салона „BookFest” представлено более 30 тысяч наименований книг, представленных более чем 30 издательствами, среди них детские книги, художественная литература, образовательные и публицистические издания на румынском языке.

Особое внимание уделено молдавским и румынским авторам, с которыми в рамках „BookFest” проходят встречи и автограф-сессии.

Кроме книг на ярмарке можно найти образовательные и развивающие игры.

Запись В Кишинёве книжная ярмарка “BookFest 2022” продлится до воскресенья, 4 сентября впервые появилась Locals.

С 2003 года Виктор Пелевин ежегодно выпускал новую книгу к началу осеннего сезона, но в этом году новинки ждать не стоит. Вместо этого «Эксмо» перевыпустит роман писателя «S.N.U.F.F.» 2011 года, сообщает «Год литературы». Причины творческого молчания Пелевина не уточняются.

В издательстве напомнили, что в «S.N.U.F.F.» Пелевин показал альтернативную историю передела уже поделенного мира. Писатель отразил предчувствие социально-политических перемен — болезненных, страшных и неизбежных, отметили в «Эксмо».

«За одиннадцать лет до мира постправды автор развернул перед читателем постцифровую панораму. Возвращение „S.N.U.F.F.“ — это еще одно напоминание о том, что свобода воли — иллюзия, манипулятивная функция СМИ — единственно возможная, разделение человечества на верхний и нижний мир — рабочая схема, а этнос, культура, национальная идея — уже незначительные детали, шелуха для альтернативно одаренных. Фантастическое будущее, по Пелевину, иносказательно и в то же время скрупулезно документирует условное настоящее. Сегодняшняя реальность кажется симулякром воображаемой, а не наоборот», — пояснили там.

Представительница pr-cлyжбы издательства напомнила, что в ноябре 2022 года Виктор Пелевин отмечает юбилей, 60 лет, и не исключила возможность «сюрпризов».

Источник

Запись Виктор Пелевин впервые за 19 лет не выпустит книгу в августе впервые появилась Locals.

Разрешаем подслушать наш разговор и вам.

— В первый ли раз вы в Кишиневе, какие у вас есть стереотипы, ожидания, быть может, литературные ассоциации с нашим городом?

Да, в Кишиневе я впервые. Я очень давно хотела сюда приехать, мы много раз пытались договориться, но постоянно что-то не получалось. Моя главная литературная ассоциация с Кишиневом — сказка про Андриеша Емилиана Букова. Это одна из самых важных книг моего детства. Ее обожал и до сих пор любит мой отец, у нас дома было одно из первых ее изданий, зачитанное до дыр. Его читал в детстве мой папа, его же он читал мне вслух в моем детстве, его я читала своим детям, поэтому и Фэт Фрумос, и Иляна Косынзяна буквально живут у меня дома на правах близких родственников. Я понимаю, что эта ассоциация может быть наивной, но для меня идея увидеть Молдову и Кишинев всегда была желанием оказаться в сказочном мире моего детства, который для меня оказался удивительно важным. Второй мощный порыв приехать в Кишинев я испытала, когда года два назад прочитала роман писателя из Молдовы, живущего в Канаде, Бориса Клетинича «Мое частное бессмертие». Как у критика, у меня к этому роману есть претензии, но для меня всегда очень важный показатель качества прозы — если ты хочешь попасть в мир, созданный писателем. Тот мир Кишинева, который рисует Клетинич, стал для меня очень волнующим и привлекательным.

—Когда началась война, на своей странице в Facebook вы написали, что почувствовали, как всё, что вы делали в предыдущие годы, вмиг обесценилось. Осталось ли у вас это ощущение и сейчас?

В первые дни у меня действительно было ощущение, что мы занимались какими-то бирюльками в то время, как у нас на глазах фактически готовилась страшная война, что мы все ошиблись, что мы все не справились, что мы все не то, чтобы виноваты, но мы все делали не то и не так…

Прошло время, и мое внутреннее отношение к моей жизни и работе изменилось. Я обнаружила, что люди, которые читают книги, которым важно слышать мой голос в подкасте, читать мои рекомендации, они все не исчезли, и, более того, их потребность стала даже более острой, чем в мирное время. Удивительным образом мы все сейчас видим, что книжные продажи растут. Они растут в Москве, они растут в Петербурге, они растут в Америке – да почти везде. В плохое время людям нужны книги. Это — аксиома.

Более того, мне стали писать люди и рассказывать свои истории. Как, например, кто-то читал в Харьковском метро, укрываясь от бомбежек, и находил в этом спасение. Кто-то другой читал в спецприемнике, куда попал за участие в антивоенном митинге в Москве или Новосибирске. Теперь этим людям важно иметь возможность поделиться своим книжно-экзистенциальным опытом с другими, и я думаю, этот диалог нам всем сейчас очень необходим. В конце концов, война закончится, а люди останутся, и мосты между нами еще придется наводить. Литература — это то, что нам может помочь.

— Вы как-то говорили о колониальности русской литературы. Как вы думаете, как она должна измениться после событий 2022 года?

Мне кажется, пространство русской – или, вернее, русскоязычной – литературы сегодня нуждается в некотором переосмыслении. Мы привыкли смотреть на него как на единое универсальное, и различия внутри него на протяжении десятилетий тщательно нивелировались, стирались. Есть много писателей из Беларуси, которые пишут по-русски, но все-таки у них своя особенная литература, с характерными только для них нотками – достаточно вспомнить Татьяну Замировскую или Ольгерда Бахаревича, пишущих на отчетливом «беларуском русском». Есть много писателей из Украины, которые пишут по-русски, но едва ли тексты, похожие на тексты Алексея Никитина или моего любимого Алексея Гедеонова, могли бы появиться в Москве, Петербурге, на Урале или Дальнем Востоке. Я думаю, после войны нам придется заново продумывать и принимать эту реальность — не одной «русской литературы», но множества русскоязычных литератур – из Молдовы, Казахстана, Армении, Беларуси, Украины – использующих русский язык в качестве медиа, трансформирующих его и преображающих в соответствии с собственными потребностями… Есть похожие прецеденты — посмотрите, например, на литературу стран Британского Содружества. Каждое из государств, когда-то входивших в Британскую империю, пишет сегодня по-своему, и никто, я думаю, в здравом уме не назовет англоязычную литературу Индии, Австралии или Нигерии в строгом смысле слова «английской». И, тем не менее, это одно большое культурное пространство английского языка – вариативное, разнообразное, живое, но все же во многом единое.

— Для меня всегда аналогичным примером была и Латинская Америка. И более того, при Франко именно бывшие колонии оказались более свободными, и это была одна из причин “латиноамериканского бума” в литературе.

Именно, но все-таки заметьте, что латиноамериканские литературы — это не испанская литература. У каждой из них свое лицо – мексиканское, чилийское, кубинское, аргентинское, и то, что делает их неповторимыми.

— Поделюсь с вами одним субъективным наблюдением, мне будет интересно узнать ваше мнение. У меня сложилось впечатление, что в последние года два в литературе чувствуется усталость. У крупных писателей выходят новые вещи, но на все можно повесить ярлык «не лучшее у автора». Скажем, «Чумные ночи» Памука больше не «Имя мне Красный», «Клара и солнце» Исигуро больше не «Остаток дня». Что вы думаете по этому поводу?

Я не вполне согласна с этой точкой зрения. Например, только в прошлом году у Джонатана Франзена вышел роман «Перекрестки», и это, на мой вкус, лучшая вещь в его писательской биографии. То, о чем вы говорите, — скорее вопрос смены поколений. Сейчас в литературу вступают новые писатели, в основном те, кому около тридцати. Поэтому меняется и сама литература, и подходы к ней, но говорить, что это усталость — нет, не думаю, что это правильно. Меняется культурный контекст, а вместе с ним и наше восприятие. Да, «Чумные ночи» — не лучший роман Памука, но если бы он вышел в другое время, он смотрелся бы иначе. Каждому времени свои книги, и мы сейчас присутствуем при довольно плавном, но все же заметном переходе от одного периода к другому.

— Какие из последних прочитанных вами книг вас впечатлили больше всего?

Одно из самых сильных читательских впечатлений— это все те же «Перекрестки» Джонатана Франзена. Да, он снова написал историю про дисфункциональную семью — четырех непутевых детей и их не менее непутевых родителей. Но если в предыдущих книгах Франзен был подчеркнуто холоден и отстраненно наблюдал за героями, здесь он проникается к ним любовью, и это дает невероятный, почти толстовский эффект. «Перекрестки» — первая книга, которую я смогла прочесть так, как читала до войны — полностью погрузившись в созданный автором мир. И вообще, кошмары этого года научили меня одной простой вещи: я поняла, что главное для меня в книге — это все-таки любовь, причем в широком смысле. Автора – к героям. И каждого — ко всем людям вокруг. Без нее мы пропадем вовсе.

Из последнего русского также прекрасен «Оккультрегер» Алексея Сальникова — текст, на мой взгляд, равновеликий его «Петровым в гриппе». Удивительная, фантасмагоричная история, дарующая утешение и надежду на возможность какой-то глобальной гармонизации общества.

— А какие книги из анонсированного вы ждете больше всего?

И снова Франзена! Его «Перекрестки» — только первый роман в трилогии, и он обещал следующую книгу довольно быстро. К концу этого года, например, уже планируется выход второй. Так что буду следить за новостями.

У Яны Вагнер скоро должен выйти новый роман-катастрофа «Тоннель» — история людей, оказавшихся запертыми в автомобильном тоннеле под Москвой-рекой. Сейчас, мне кажется, вообще будут востребованы романы-катастрофы — как метафора времени, в котором всем нам оказалось очутиться.

У Евгения Водолазкина скоро выйдет новая работа «Чагин», и ее я тоже очень жду.

И уже очень долго, больше десятилетия я жду новый роман любимейшего моего американского писателя Джеффри Евгенидиса. Его последняя крупная вещь — The Marriage Plot — выходила, страшно представить, в 2011 году. С этих пор он все обещает новую книгу, и каждый раз его обещания так и остаются словами. Но я видела анонс, что в этом году, наконец, его новая книга увидит свет – не знаю, верить или нет, но кто ж мне запретит надеяться.

— Да, почти, как Каннингем, который уже который год обещает дописать свою Glory и каждый раз забывает… Однако у меня к вам такой вопрос: книга, о которой у вас сложилось самое теплое впечатление.

Я не открою вам ничего нового, так как говорю об этом постоянно. Это книга Владимира Галактионовича Короленко «История моего современника», наверно, самая важная для меня. Вообще с Короленко у нас вышла очень интересная история. В советское время не знали, что делать с его творчеством, потому что он никуда не вписывался. Это проблему решили тем, что записали его в детские писатели. Поэтому он остался в памяти многих, как автор произведений, которые дети — и обычно с огромным скрипом — проходят в школе: «Дети подземелья», «Слепой музыкант»… Но на самом деле это очень многоплановый автор, который был выдающимся правозащитником, заступался за всех, с кем обращались несправедливо – так, например, именно он добивался правосудия в знаменитом Мултанском деле, когда вотяков обвинили в ритуальном убийстве, вместо доказательств основываясь на совершенно пещерной ксенофобии. Семисотстраничная «История моего современника» — рассказ о первых тридцати годах его жизни — это возможность для читателя оказаться внутри очень хорошего человека. В этом году до войны я даже думала поехать по местам Короленко в Украине – в Полтаве, Житомире, Ровно…

— Короленко был связан и с Кишиневом. Приезжал писать о еврейском погроме 1903 года, у него есть рассказы о Румынии «Наши на Дунае», «Турчин и мы. Из впечатлений в Добрудже»… Поэтому в каком-то смысле сейчас вы тоже в местах Короленко.

Конечно, это еще одна важная литературная ассоциация с Кишиневом.

— Отталкиваясь от Короленко и его автобиографической прозы… Что вы думаете о популярном сегодня автофикшне? Не кажется ли вам, что уходит сама суть литературы как искусства стать на страницах книги кем-то другим?

Автофикшн — вещь очень интересная, но и обманчиво простая. Она создает иллюзию, что можно попросту рассказать о своей жизни, пренебрегая правилами и техниками сторителлинга, и у вас получится хорошая книга. На самом деле все не так просто – книга, написанная в обход традиционных правил, на самом деле должна писаться по другим правилам, а не вообще без правил. Книга, написанная без рефлексии, без структуры редко бывает по-настоящему стоящей. Поэтому я бы не рекомендовала слишком уж увлекаться автофикшном молодым авторам. Это очень трудно, и, наверно, единственный, кому удалось стать успешным в этом направлении – это норвежец Карл Уве Кнаусгор, причем в его цикле хороши именно первые книги, дальше он начинает слабеть и повторяться. Но вчитайтесь в Кнаусгора, это очень прихотливо, сложно и умно устроенная проза, а не банальная попытка рассказать «все как было». Да, он отказался от классической сюжетности, от арок героев и прочих типичных приемов, но при этом изобрел множество своих собственных нарративных структур, которые держат повествование. Поэтому повторю, автофикшн — это очень сложно, до него нужно дорасти. И тот же Кнаусгор прежде, чем перейти к автофикшну, выпустил несколько традиционных и довольно успешных романов.

— Как-то вы сказали, что «литература — это развлечение одинокое». Вы и сейчас так думаете?

Первоначально – и в процессе создания, и в процессе чтения — она занятие одинокое, но затем становится предметом для обсуждений, для порождения новых идей, для новых знакомств. Недавно в нашем книжном клубе мы обсуждали «Погребенного великана» Исигуро. Это было очень непросто – уже шла война, и темы, затронутые Исигуро, казались болезненно, неприятно актуальными, и все же мы все, люди очень разных взглядов, смогли прийти к какому-то хрупкому согласию и взаимопониманию. А еще даже в самых острых местах дискуссии мы сумели не поссориться и сохранить в фокусе внимания именно книгу, а не те ассоциации, которые она в нас неизбежно вызывает. Иными словами, литература объединяет людей даже поверх идеологических границ и предубеждений. Впрочем, у этого есть и оборотная сторона: иногда обнаруживаешь, что ты и люди совершенно противоположных (вплоть до людоедства) взглядов можете любить одни и те же книги, «вырастать» из общих тех же текстов.

— И все-таки культура может нас спасти от варварства?

Литература может сделать лучше отдельного человека – добрее и гуманнее, но спасает ли она от варварства народы и цивилизации? Нет, не уверена… Посмотрите на Германию – великая немецкая культура не спасла от Гитлера. Стейнбек, Фолкнер, Готорн не спасли Штаты от ядерной бомбардировки Хиросимы. Я не могу вспомнить ни одного случая, когда великая культура спасала бы хоть какую-то страну от преступлений и зверств – не уверена, что русская литература, великая русская культура могла нас от чего-то спасти.

— И, наконец, что бы вы хотели сказать вашим молдавским читателям и слушателям?

Я скажу ужасно банальную и пафосную вещь: не рвите те культурные связи, которые были вам дороги. Не спешите отказываться от того, что любили, даже если вам кажется, что на это любимое сейчас легла мрачная тень. Если вы любили Пушкина, Цветаеву или, допустим, Водолазкина с Сальниковым, не спешите говорить им «прощай». Сказать «прощай» вы всегда успеете – не торопитесь с этим решением. Помните, как в сказке Иван Царевич говорил Серому Волку? «Не ешь меня, я тебе еще пригожусь» — вот так же и они. Глядишь, еще пригодятся, когда нужно будет искать опору для диалога с людьми, оказавшимися волей случая по другую сторону баррикад, где бы эти баррикады ни проходили.

Беседовал: Игорь Корнилов

Запись Галина Юзефович: “В плохое время людям нужны книги” впервые появилась Locals.

«Коханці Юстиції»

Автор: Юрий Андрухович

Этот роман о людях, которые попали в невероятно сложные или достаточно трагические ситуации. Эти идеалисты и мятежники стремятся исправить несовершенный мир, но, правда, делают это как-то по-своему. Особая прелесть этого романа заключается в том, что автор сумел в нем соединить в одно целое исторический антураж, документальные свидетельства, легенды и мистику.

«Ініціація»

Автор: Люко Дашвар

Захватывающий роман, на страницах которого автор не просто рассказывает о будничной жизни людей, их проблемах, секретах и интимных тайнах, но и через призму всех поднятых тем наглядно показывает то, что на самом деле происходит в нашем обществе.

А еще этот роман о судьбе, и о том, что у каждого она своя. При этом Люко старается акцентировать внимание на том, что вне зависимости от жизненных обстоятельств и от того, что в мире полно зависти и злобы, так важно оставаться честным, неравнодушным, сострадательным и готовым всегда прийти на помощь.

«Спустошення»

Автор: Любко Дереш

Роман о взрослении, о переломных моментах, которые случаются в жизни каждого, о том, как тяжело иногда совершить выбор и сделать шаг навстречу неизвестному. В произведении автор рассуждает о границах жизни и на примере героев рассказывает о том, что кто-то имеет смелость переступить через нее и двигаться дальше, а кто-то – так и не решается что-то изменить и плывет по течению. Прочитав эту книгу, вы невольно задумаетесь о том, какой путь выбрать вам и в каком случае вы потеряете больше.

«Музей покинутих секретів»

Автор: Оксана Забужко

В этом многогранном романе три параллельных сюжета умело связаны между собой. Здесь есть история любви, предательства и дружбы, человечности и зверства. Вместе с главной героиней вы будете разгадывать страшную тайну, которой уже более полутора столетий, узнавать историю ее семьи и событий давно минувших лет, с которых когда-то все и началось.

«Дивні люди»

Автор: Артем Чапай

Ученые воссоздали по ДНК неандертальца. Такое начало романа «Дивні люди» интригует, а что это открытие сделали украинские ученые – впечатляет. И где? В каком-то секретном гараже на окраине города. Что или, скорее, кто вышел?

Знакомьтесь, неандерталец Степа Вовк. Его отдали в приемную семью к обычным людям, которых он теперь называет сапиенсами. Теперь Степа взрослый и рассказывает нам о своем житие-бытие. А что интеллектуальный уровень у Степы, как у неандертальца обычного, то разговаривает он не на чистом украинском языке, а на суржике. Поэтому читайте первый полностью «суржикоязычный» роман Артема Чапая.

Запись 5 книг для знакомства с современной украинской литературой впервые появилась Locals.

Смерть, страх, несправедливость, пережитый опыт навсегда запечатлелись не только в памяти писателей, но и на страницах их произведений. Ремарку же удалось особенно просто и вместе с тем глубоко описать, о чем на самом деле говорят и думают в окопах обычные солдаты.

Запись 10 цитат Ремарка о войне впервые появилась Locals.

Critiques of Western cancel culture are possibly not best made by those currently slaughtering civilians for the crime of resistance, or who jail and poison their critics. #IStandWithUkraine https://t.co/aNItgc5aiW

— J.K. Rowling (@jk_rowling) March 25, 2022

Таким образом Роулинг прокомментировала выступление Путина на встрече с лауреатами президентских премий для молодых деятелей культуры.

Запись Джоан Роулинг ответила Владимиру Путину, что тому лучше «не заниматься критикой западной культуры отмены» впервые появилась Locals.

В СССР Алешковский получил широкую известность, в том числе благодаря написанной им в 1959 году песни «Товарищ Сталин, вы большой ученый…», авторство которой часто ошибочно приписывают Владимиру Высоцкому.

Писатель с 1979 года жил в США, куда вынужден был переехать из СССР после публикации в самиздате под своей фамилией текстов к песням, посвященным лагерной тематике.

Запись 10 цитат писателя Юза Алешковского впервые появилась Locals.

Книга «Дневник маленького путешественника из Кишинева», написанная Викторией Фонарь, литературным критиком, аспирантом Государственного университета Молдовы, представляет собой рассказ о повседневной жизни маленького Кишинева, вовлеченного в различные мероприятия, позволяющие познакомиться с городом. Автор создала очаровательного персонажа, любознательного ребенка, интересующегося тайнами окружающего мира. Вот от едет на троллейбусе № 22, гуляет с бабушкой, участвует в мероприях библиотеки «Târgoviște».

Чезар – четырехлетний мальчик, проживающий в Кишиневе на Буюканах. Чезару очень нравятся поездки на троллейбусе, которые становятся для него и его мамы настоящим познавательным путешествием. Он часто расспрашивает о названиях улиц, домах, мимо которых проезжает, узнавая историю района, в котором живет. Чезар любит играть со своими друзьями в кишиневском дендрарии, большом парке с разными деревьями, цветами, скамейками и водопадами, который скрывает множество увлекательных секретов, к которым маленький исследователь испытывает неподдельный интерес.

Первое впечатление от эстетики книги описывают словом “замечательно”. Сhisinaucapitala отмечает, что в ней чувствуется участие всех, кто способствовал ее реализации, а также трепет к книге, к затронутой теме и, очевидно, уважение к тем, кому будет полезно ее содержание. Читателю понравятся наводящие на размышления иллюстрации художников Александра и Андреи Янга – красочные изображения, которые, несомненно, привлекут внимание и интерес к чтению.

Книга состоит из девяти глав под названиями: «Ребенок из Кишинева», «Пираты», «Я выше», «В троллейбусе», «Неожиданная встреча», «Озеро», «Колодец веры», «Библиотека» и «Маленькие европейцы». Размер текста адаптирован для детей, которые учатся читать, чтобы чтение не утомляло их. Помимо рассказа о приключениях маленького Кишинева в реалиях современного масштабах города, в тексте содержится интересная для маленького читателя информация, как о Кишиневе, так и общекультурная: разница между трамваем и троллейбусом, кое-что о личности Иона Крянгэ, Штефана Няги, любопытные факты о Европейском Союзе и т.д, конечно, с учётом доступности информации для детей.

Эта карта сокровищ города для маленьких исследователей. “Дневник маленького путешественника из Кишинева”, безусловно, книга, которую должен добавить в личную библиотеку каждый ребенок в Кишиневе.

«Дневник маленького путешественника из Кишинева» стал самой читаемой книгой в программе Summer Challenge 2021 под названием «Читай и открывай Кишинев». Вы можете найти его во всех филиалах Муниципальной библиотеки «Bogdan Petriceicu Hasdeu».

Проверить наличие книги в электронном каталоге библиотеки можно по этой ссылке.

Запись У Кишинева появилась книга-путеводитель для детей впервые появилась Locals.

В издательстве Cartier вышла антология поэзии нулевых „Cine nu e mângâiat nu există. O antologie a Generației 2000”. В книгу, оформленную работами фотографа Виктории Випрады (VIKTORIA VIPRADA) вошли стихотворения 33 авторов из Румынии и Молдовы.

Поэты, которых можно отнести к «поколению 2000-х» — молодые авторы, которые выпускали свои первые стихи в начале нулевых. Те, кто на стыке тысячелетий отошёл от классической поэзии. Речь идёт об авторах разных возрастов, которых объединяет попытка без фальши отразить в поэзии свой жизненный опыт. Их стиль отвергает традиционные поэтические маркеры в виде рифмы и символов, предпочитая естественное звучание и конкретику в образах.

Поэзия поколения нулевых, изначально отвергнутая литературным истеблишментом своего времени, постепенно нашла свой путь к читателю. Сборник составляли поэты Анастасия Гаврилович и Алекс Космеску,  у которых есть взгляд «изнутри» на литературный пейзаж того периода как «изнутри». Антология является частью более крупного проекта Cartier, который уже публиковал антологии поэзии, написанной на румынском языке в 1960-х, 1970-х, 1980-х, 1990-х годах, а трёхтомник женской поэзии XX века.

Кадры фотографа добавляют ещё одно измерение к поэтическим образам книги. Минималистичность и кажущаяся простота фотографий Виктории имеют сходство с формальным аспектом поэзии поколения нулевых: минимализм, простота и отсутствие украшений характерны для большинства произведений поэтов сборника. В этом смысле существует органический резонанс между тем, как видят и чувствуют поэты и фотограф. Общее настроение и общие сюжеты, присутствующие как в фотографии, так и в стихах, усиливают восприятие поэзии и образов, работающих как единое целое, являясь способами выражения одних и тех же явлений и переживаний с помощью различных средств.

Книга доступна в большинстве книжных магазинов Молдовы и Румынии – стоит 119 леев. Купить в издательстве Cartier.

Запись Вышел сборник стихов поэтов поколения нулевых из Молдовы и Румынии с работами фотографа Виктории Випрады впервые появилась Locals.