Сегодня в Молдове с диагнозом ВИЧ можно жить

Руслан Хришка – один из участников проекта «Позитивная девиация», человек, живущий с ВИЧ, аутрич-работник общественной ассоциации «Viata Noua» просто и со смыслом рассказал о том, почему не боится свободно говорить о том, что уже больше двадцати лет живет с ВИЧ. Берем пример.

Руслан, насколько я знаю, ты начал говорить о своем положительном ВИЧ-статусе свободно около месяца назад. Это так?

Я всегда открыто об этом говорил. Просто на публику делаю это впервые.

Когда ты узнал том, что у тебя ВИЧ?
В 1996 году, меня тогда папа привез перекумариться в Кишинев (Руслан родился и постоянно живет в Бельцах – прим.ред). Я же бывший потребитель. Когда врач начала меня готовить к этой новости, я ее спросил: «Вы мне что хотите сказать, что у меня статус? Я итак догадываюсь». Она даже договорить не успела, как я вышел из кабинета. В тот же день когда я приехал домой в Бельцы, сразу же рассказал эту новость друзьям.

А они?
Начали успокаивать. Вообще в то время общество относилось очень жестко к ВИЧ-положительным, с неприязнью, иногда вплоть до ненависти. Ситуация поменялась ближе к 2010 году, когда нас стали легче понимать. Люди осознают, что это не смертельно, не проказа, что ВИЧ не передается через воздух. Сейчас с таким диагнозом можно жить, раньше тяжело было.

Был ли кто-то, кто отвернулся от тебя тогда?
По большому счету, кроме самых близких – мамы, отца, брата и сестры – от меня все отвернулись, многие разговаривали со мной с опаской, бывало идешь по улице, а тебе вслед кричат: «Спидник идет!». Никогда не забуду как папа, взрослый дядя, прочитав в газете о лекарстве от СПИДа, которое якобы вылечивает болезнь, прибежал ко мне и со слезами на глазах говорит: «Руслан, я продам дом, машину, но я тебя вылечу».

Как ты со всем этим справлялся?
Тяжело конечно, живешь как в скафандре, только выходишь в открытый космос – а там все враги. Тогда я был в системе, постоянно употреблял наркотики, считал себя наркоманом до победы, даже несколько раз пытался передознуться сознательно. Но у меня не получалось, наверное к лучшему. Я не то, что не обращал внимания на все это, я старался затолкнуть поглубже в себя это.

Сейчас эти подавленные чувства не просятся наружу?
Я не злюсь на этих людей. Потому что главное в жизни – научиться прощать. Я долго к этому шел. Сегодня я понимаю, что тогда люди были лишены того объема информации, который есть сегодня, поэтому и рассуждали ограниченно.

Что ты вообще знал о ВИЧ-инфекции тогда?
Я знал, что это опасный вирус, знал как он передается, знал что он понижает иммунитет. Но относился к этому, как к насморку. Намного сильнее я боялся подцепить сифилис. Просто в молодости я как-то увидел девчонку с сифилисом и с тех пор меня преследовал этот страх.

Ты не боялся умереть, лечения же не было?
Нет, никогда. После того, как мне поставили диагноз ВИЧ, я умудрился сесть в тюрьму и там переболеть туберкулезом. Только в 2004 меня сняли с учета с туберкулезного диспансера.

Почему ты решил стать частью проекта «Позитивная девиация»?
Мне кажется, что самым эффективным во всей этой борьбе с дискриминацией является личный пример. Я не любитель всех этих теорий, гипотез, высокопарных фраз. Потому что человеку, который с этим не живет, легко рассуждать.

Помню, как я впервые увидел билборды акции «Мой статус не секрет» с Ирой, Русланом, с другими ребятами. У меня тогда было предшовокое состояние. С того момента я понял, что хочу быть частью всего этого. А когда меня пригласили на первый тренинг по позитивной девиации, и я увидел мотивацию других людей, как она рассуждают, как описывают свои мечты, меня это впечатлило. Я-то прохладно отношусь к таким заданиям, потому что свои планы больше чем на сутки никогда не строил. Мне кажется, что сегодня общество уже готово принять людей, живущих с ВИЧ, как нормальных, обычных. Вот, например, люди с сахарным диабетом, от них же никто не отворачивается, не шарахается? Тоже самое в скором времени будет и с ВИЧ-положительными.

Тем не менее, когда мы недавно дали новость на один популярный медиа-портал, под ней было 10 комментариев о том, что ВИЧ не существует, и что ВИЧ-инфицированных надо изолировать и все в таком духе. Как думаешь, такие злопыхатели всегда будут?

Конечно, с этим ничего нельзя поделать, нет такого антивируса, который сделал бы всех вокруг толерантными к людям, живущим с ВИЧ, чтобы они нас обнимали, целовали и носили на руках. Всегда будет часть людей, которые будут жестко негативно к нам относиться, гавкать, предлагать расстрелять, сжечь на костре и пересажать в лагеря. Это часть реальности, в которой нам придется жить. Если есть какой-то диалог, можно с ними и пообщаться. Но когда ты видишь полное отрицание проблемы – говорить не с кем. Нужно потерять таких людей. Потому что будет еще тысячи тех, кто будет относиться к тебе нормально, так как надо.

Тем не менее, не все готовый открыть статус. Я знаю очень многих людей, которые борются за права ВИЧ+, при этом сами боятся открывать свой статус, опасаются этого. Как думаешь, в чем их проблема?

Открыть или нет свой статус – это личное дело человека. Я думаю, что такие люди не делают этого скорее из-за страха из прошлого. Они боятся за своих детей, за своих родственников, боятся потерять работу. Из личного опыта – потребители наркотиков к этому как-то проще относятся, нежели люди, которые не были потребителями и заболели. Я поэтому и согласился стать частью проекта, чтобы как-то переубедить людей, и личным примером изменить отношение, разбудить эти спящие ячейки сообщества. Потому что если мы будем дальше образовывать какое-то тайное движение, такой междусобойчик, то это ни к чему не приведет. Я не вижу в этом смысла. А если все встанут в один ряд, ну пускай не все, только те, кому не безразлично, мне кажется, что это будет замечательно. И люди пойдут за нами, те, кто в сомнении. Большинство людей же всегда так смотрят: а как оно пойдет? Если негативно, они и дальше молчат. Если позитивно – я тоже хочу. Я думаю, что у нас все получится.

ВИЧ как-то изменил твою жизнь?

Смотря как на это посмотреть. Пока я употреблял, я к этому никак не относился. Я просто не вытаскивал эту проблему наружу, просто подальше топил и не заморачивался. Потом уже когда начал ходить на группы, анализировать, это начало приобретать смысл, мне захотелось поглубже вникнуть, я стал понимать, что если ничего не делать, к нам так и будут относиться, а может и хуже.

А сколько времени ты употреблял наркотики?

С 1995 по 2013 год, где-то так.

Этот опыт что-то дал тебе?

Конечно, он поменял меня. Употребляя, ты становишься суперменом во всех отношениях. Выходить из этого очень сложно. Но этот опыт пригодился мне сейчас, когда я перестал употреблять.

Если бы была возможность вернуться назад и перечеркнуть этот отрезок времени, ты бы сделал это?

Наверное да. Интересно было бы посмотреть, как сложилась бы жизнь без наркотиков.

А как ты ее планировал до того как начать употреблять?

Мечтать было некогда, у меня были тренировки сутра до ночи, я тогда занимался гандболом. Люди летом ездили на море, а я тренировался, ездил в спортивные лагеря, выезжал на соревнования.

Можешь объяснить, как так получилось, что ты из спорта пошел в наркотики? Обычно же родители специально отдают своих детей в спорт, чтобы оградить их от всего этого.

Я всегда прохладно относился к потребителям, не отвергал их, но и сам не хотел стать таким, ведь у меня многие друзей кололись, но это было не мое. Все случилось в Одессе, случайно. Мой друг как-то предложил за компанию уколоться. Меня от его предложения передернуло, я его немного поколотил за это, на что он мне ответил «Ты что боишься?». И все, я пошел на принцип, мне тогда было около 18 лет. Я сразу же поехал к каким-то знакомым наркоманам, купил у них дозу и укололся, и сразу же передознулся.

Это был юношеский максимализм?

Наверное. По-другому это сложно объяснить.

А потом что было?

Я встал утром, выкурил сигарету, посидел-подумал и поехал на ту точку, где до этого купил дозу, чтобы уколоться еще раз.

Бросить не хотелось?

Первые пару лет нет. Кто бы что ни рассказывал, но это было кайфово, и это правда. Родители при этом страдали, таскали меня по больницам, пытались помочь. Потом у меня появились проблемы с милицией, стало труднее. Папа все время упрашивал что-то сделать, чтобы бросить. Был момент, когда я согласился лечь в больницу, и вот тогда-то мне и сказали о статусе. И конечно весь мой настрой вылетел из головы. Я себя накрутил – все финиш, чего тянуть резину, лучше и дальше колоться.

Ты бросил в 2013 году, как это было?

Просто перестал употреблять.

Сам?

Да.

А как, объясни, пожалуйста?

Я тогда жил с девушкой, была любовь. Она буквально вложила в меня душу. Она меня просила, разговаривала. Она не была никак связана с наркотиками и наверное это и было причиной того, что она смотрела на все со стороны. Это не было ультиматумом, не было никаких условий, просто я чувствовал, что она хочет, чтобы я бросил. Помню, как она плакала в подушку, думая, что я не слышу, много было таких моментов.

И ты перестал?

Не сразу конечно. Это ведь долгий процесс. Психология потребителя такая: хочу перкумариться за один день, проснуться утром и все в ажуре. Я начал настраиваться психологически. Потом встал на метадон, потом постепенно с него ушел. Помню один момент, который меня сильно впечатлил: я стоял на улице, ждал зеленый свет и тут смотрю, дорогу переходит мальчишка с ДЦП. Не знаю почему, очень сильно он меня впечатлил. Я тогда стоял и думал: «Какая же я овца. Молодой, нормальный пацан, чего тебе еще не хватает в жизни? Ладно себя гублю, но ведь есть еще семья, близкие, друзья, знакомые». Для меня это было прозрением. С того дня я просто резко перестал что-либо потреблять.

Почему ты не пошел на реабилитацию?

Тогда у меня было о ней совершенно другое мнение, тогда я не считал что мне это необходимо. Сейчас, когда я увидел то, как ее проходят вживую, когда я побывал там, мое мнение изменилось. Я думаю, что этот вид излечения зависимости наиболее качественный, причем именно не в физическом плане, а в плане духовном, моральном. Но мне пока она не нужна, я не вижу сейчас в ней смысла для себя.

Чем ты планируешь заниматься сейчас?

Честно говоря, я больше вижу себя в аутрич-работе, потому что я знаю психологию мышления потребителя, его проблемы, потребности, мне с ним понятно и легко разговаривать, я знаю как надо это делать.

В чем основной смысл аутрич-работы на твой взгляд?

Ты не можешь навязывать человеку что-либо. Ему надо дать выбор: рассказать о всех сервисах, которые есть, помочь ему подобрать наиболее подходящий и постепенно вести его к тому, чтобы он окончено отказался. Ему не надо стучать по голове, с ним надо говорить в неформальной обстановке, нужно рассказывать о том, что можно добиться чего-то большего. Все постепенно, было бы желание. Самое главное подвести его к мысли о том, что есть другая жизнь. Наркоман же ищет более простые, быстрые пути. Почему срываются большинство потребителей? Они просто поставили себе цель перекумариться, и они не знают, что им делать дальше. Они не готовы к заполнению той пустоты, которая осталась после того, как человек бросил наркотики.

А как ты думаешь, почему срываются те, кто долгое время был в трезвости?

Сложно ответить. Мне кажется это какая-то стрессовая неприятная ситуация. Я буквально недавно говорил с парнем, который полтора года держался после реабилитации, а потом у него умер отец и все. Это один из ярких примеров.

Ты готов к такому риску?

Я просто знаю, что если не осознавать, то борьба с зависимостью – это до конца жизни, что это борьба каждый день, каждую минуту, — то ты в любой момент можешь сорваться. Ведь ты держишься, а внутри сидит другой ты, который каждую секунду будет тебя провоцировать «Тут проблема появилась, надо бы стресс снять».

И что ты отвечаешь?

Я с ним разговариваю, мне интересно, что же он такого мне предложит, чтобы спровоцировать. А еще я курю, но пока не знаю как бросить.

Расскажи, как тебе в новом коллективе, на новой работе?

Это другая планета, если честно. Я очень рад, что попал к вам. У вас есть чему поучиться, я в восторге от того, насколько у людей развито чувство ответственности, здесь очень много можно рассказывать хорошего.

Одной из главных целей проекта «Позитивная девиация» — повысить количество людей, живущих с ВИЧ открыто. Мне, положим, понятна роль самих людей с ВИЧ, а что может сделать обычный человек для этого?

Этот обычный человек может быть передатчиком, рупором наших идей, наших мыслей среди своего окружения. Он же не в лесу живет. Если он будет все это проецировать на определенное количество людей, которые его окружают, представь, сколько народу мы сможем охватить.

Слушай, а ты с дискриминацией когда-нибудь сталкивался?

Как-то я лежал больнице. И медсестра, которая делала мне процедуры, ходила по отделению и рассказывала всем, что в палате лежит ВИЧ-инфицированный. Наверное, я бы не взорвался, если бы она не преподносила это так: «У него СПИД и не дай бог до него дотронуться». Меня это задело. Помню после этого ко мне начали заходить соседи по палате и спрашивать: «Это правда?», я подтверждал и дальше уже рассказывал о том, что это за вирус, как он передается, какие риски и абсолютно все после этого жали мне руку.

Ты упомянул, что не планируешь никогда дольше, чем на сутки. И все же, какой ты видишь свою жизнь через пару лет?

Я никогда не думал над этим вопросом. Я конечно завтра не собираюсь умирать, но и строить какие-то планы даже на год – не знаю, если это по мне. Я по характеру не стабильный, как ядерный реактор. У меня все на уровне «Было бы неплохо».

Хорошо, через пару лет, было бы не плохо что?

Остаться в вашей организации, я здесь кайфую. Было бы неплохо устроиться в жизни, стабилизироваться, хватит уже болтаться. Наверное, неплохо было бы обрести семью, ребенка. А вообще миллион вариантов может быть, но давай этим ограничимся пока.

Данное интервью подготовлено в рамках проекта «Прототип инновационного подхода позитивной девиации женщин и мужчин, живущих с ВИЧ в Молдове». Цель проекта — снижение уровня стигмы и дискриминации по отношению к людям, живущим с ВИЧ путем внедрения прототипа позитивной девиации для увеличения числа ЛЖВ, живущих успешно и с открытым лицом, не скрывая свой статус. Данный проект финансирует организация UN Woman, реализует проект общественная ассоциация «Позитивная Инициатива».

Текст, фото: Елена Держанская