«Я верю в то, что здравый смысл все-таки победит». Владимир Сорокин — о литературе в переломные времена

В конце апреля Кишинев посетил один из главных русскоязычных писателей наших дней, Владимир Сорокин. Его книги восхищают и возмущают, провоцируют и завораживают. О чем бы он ни писал — как пара влюбленных превращается в геометрические тела, доктор спешит сквозь метель спасти людей от зомби-вируса, а двое псоглавцев беседуют о Ницше и Бодлере — у него получается так, что прочитав однажды, это забыть невозможно. Словно возвращая  русской литературе авангардный дух Хармса и Кржижановского, Сорокин остается самим собой, писателем, внутренние миры которого бездонны и неповторимы. Культурный обозреватель Игорь Корнилов встретился с живым классиком и побеседовал о литературе, будущем культуры, искусственном интеллекте и многом другом. 

И.К. Вы привезли в Кишинев выставку «Голубое сало», до этого она побывала только в Берлине и Нью-Йорке. Чем мы удостоились такой чести?

Владимир Сорокин. Это получилось само собой. Привезти выставку в Кишинев было инициативой Марата Гельмана, который давно хотел показать мне родной город. Так совпало, что мы решили совместить ее открытие с выступлением в рамках проекта #ПРОчтение. Я даже не ожидал, что у вас в городе найдется такая светлая и креативная галерея, какой оказалась Plai. Они сами придумали сделать «лабораторию» по изготовлению голубого сала. Это здорово! Так что открытием я остался доволен.

И.К. Теперь давайте вернемся в начало. Вы помните, как вы начали писать?

Владимир Сорокин. Это очень забавный случай. У нас в школе был мальчик, который переписывал откуда-то порнорассказы, и выбирал, кому дать почитать их, а кому нет. Мне захотелось подорвать его монополию, и тогда я написал эротический рассказ «Яблоки», всем сказал, что это перевод с английского, и никто меня не разоблачил. Рассказ пошел по рукам и растворился в школе. Затем последовало несколько научно-фантастических рассказов, комикс о приключениях Фантомаса. Писать у меня получалось легко. Может, поэтому я забросил литературу до конца 70-х и занимался в основном графикой. Разные главы будущего романа «Норма» я писал с 1979 по 1984 годы, постоянно что-то добавляя в текст. «Очередь» была создана в 1982 году, на нее ушло меньше месяца. В 1985 году она вышла в Париже в издательстве «Синтаксис». Уже через год ее перевели на французский. Это и стало дебютом. Я понял, что нужно продолжать.

И.К. Во второй главе «Нормы» вы заменяете классический нарратив серией словосочетаний с прилагательным «нормальный». Как вы думаете, наше общество еще зажато в эти тиски «нормальности»?

Владимир Сорокин. Я бы не ставил знак равенства между молдавским обществом и российским, дистанция между ними уже большая. Дело здесь не в политике и не в устройстве государства, это ощущается в людях. В вас есть нечто, что делает вас европейцами, как у немцев или французов. Это чувство индивидуальности, самосознания личности. Есть оно и у украинцев, в россиянах же этого, увы, крайне мало, почти не осталось.

И.К. Во всем виновато ордынское начало?

Владимир Сорокин. Конечно, это идет из прошлых веков. Иван Грозный первым создал этот симбиоз Орды и Византии, выстроенная им пирамида власти действует до сих пор. На протяжении веков власть в России насаждала идею, что она божественна. В советское время, когда церковь уничтожили, ее место заняла КПСС, затем 70 лет скрещивали человека и государство. Получился homo soveticus.

И.К. У вас есть слова, что советский человек распял в себе человека, и поэтому с нами происходит все то, что происходит. Можно ли преодолеть случившуюся у нас «антропологическую катастрофу»?

Владимир Сорокин. Нужно заставить людей взглянуть на себя, раскаяться в жестокости и равнодушии, начать себя уважать. Это долгий процесс, я очень надеюсь, что России он предстоит в будущем. Я думаю, это преодолимо, учитывая, что человек – существо пластичное, он может быть и чудовищем, и святым. Мне хочется верить, что рано или поздно добро в русском человеке победит. Если даже взглянуть на историю Европы, то и там нравы были очень суровыми. Они мягчали постепенно, начиная с восемнадцатого века. И смотрите, на площадях больше никого не казнят. Европа впервые в своей истории объединилась, немцы и французы оставили вражду. Россия – это последнее содрогание средневековья на континенте.

И.К. О новом средневековье писали многие, и Николай Бердяев, и Умберто Эко. Как вы пришли к этой концепции? Вы думаете, оно наступает или это временное поветрие?

Владимир Сорокин. В России сейчас на самом деле невероятный коктейль из средневековья, самодержавия, Советского Союза и дикого капитализма. Поэтому средневековье там не чистое. Мутновато. Чистым я описывал его в «Дне опричника» в качестве некой антиутопии. Но девяностые еще не забылись, границы не закрыты, у людей есть возможность выезжать и видеть нормальный мир. Среди своих близких и дальних знакомых, к примеру, я не нашел ни одного человека, который бы одобрительно говорил о войне в Украине. Подобных взглядов, наверно, придерживаются только люди из глубокой провинции, где мало денег, а телевидение подменяет реальность. Многие, правда, боятся высказываться вслух. Страх перед государством в России выработан генетически. Он парализует людей, а власть этим пользуется.

И.К. Румынское пространство, к которому можно отнести и Молдову, в вашем творчестве иногда возникает. Это, скажем, эпизод в «Манараге», когда Геза подрабатывает в Трансильвании, или рассказ «Гамбит Вепря». Чем для вас интересно это пространство?

Владимир Сорокин. В «Вепре» речь идет все-таки о неком балканском государстве.

И.К. Но там ведь есть даки и римляне, Карпатские горы, а это — чисто румынская тема.

Владимир Сорокин. Меня завораживают места, которые литературой еще мало исследованы, своего рода зоны неопределенности. К примеру, про Западную Европу сказано достаточно, а вот Трансильвания, Алтай, уральская гора Манарага — это непознанное. Ваша зона, к примеру, — это ведь очень интересное пространство между Западом и Востоком. В Европе о Румынии и Молдове знают на самом деле мало, а это открывает возможности для творческого осмысления. В «Гамбите Вепря» я воплотил свою давнюю идею показать европейскую, балканскую диктатуру, а не византийско-ордынскую, о которой я сказал уже много. Балканы – это место, будоражащее воображение. По «Гамбиту Вепря» мы с Сергеем Лозницей задумывали снимать фильм, переговоры по проекту уже велись, однако, к сожалению, он не состоялся.

И.К. Насколько на вас как на писателя повлияли идеи Михаила Бахтина?

Владимир Сорокин. Конечно, он обо всем этом писал — и о Франсуа Рабле, карнавализации, телесном низе, однако всё это влияет косвенно. Не бывает такого, чтобы я почитал какую-то книгу, и сразу же садился за написание нового романа. Влияет скорее комплекс явлений, и, прежде всего, сама жизнь.

И.К. В одной из главок «Теллурии», где вы пародируете «Вопль» Гинзберга, у вас есть слова, что нужно пустить «на ветер тысячи книг шизофренической безнадежности, доводящей читателей до психушки и самоубийства». В «Манараге» этот мотив сожжения старой культуры продолжает развиваться. Вы думаете, нашу прежнюю культуру нужно переписать?

Владимир Сорокин. Жизнь и так переписывает старую культуру. Двадцатый век, к примеру, полностью переписал культуру века девятнадцатого, произошел взрыв, родился авангард, и начался новый отчет времени. Сегодня культуру уже начал переписывать искусственный интеллект. Это своего рода нынешний авангард.

И.К. Сегодня ChatGPT может писать тексты, имитируя стилистику разных писателей, как это делали вы в том же «Голубом сале».

Владимир Сорокин. Конечно, хотим мы этого, или нет, но мир меняется, а вместе с ним меняются и люди. Гаджеты и сетевая культура делают нас бóльшими индивидуалистами. Да, там есть чаты, но это не толпа на площади, в чате человек может сохранить личность. Даже завтракая утром в кафе, ты замечаешь, что вокруг тебя люди «сидят» в своих айфонах, каждый погружен в свой собственный мир. Поэтому таких людей уже будет трудно организовать одной идеей. Это воспитывает демократичность и защищает нас от нового тоталитаризма.

И.К. А у вас были идеи создать текст в соавторстве с ИИ, как вы создали картины для выставки?

Владимир Сорокин. Понимаете, текст – это часть меня. Почему обычно проваливаются байопики о великих поэтах? Как только актеры начинают читать стихи, становится ясно, что это не их собственное. У поэта стихи и их чтение — это как новый орган, часть их телесности. Литература — это мой орган, и я не хочу делиться им ни с кем. Может быть, когда ИИ потрясет меня новыми литературными возможностями, это возбудит меня на сотрудничество. Что же касается картин для выставки, это вполне понятно, так как это работы ИИ. Я лишь задаю некий текст по роману, а искусственный интеллект сам придумывает сюжеты. Иногда они получались совершенно неожиданными. Я даже не могу назвать это сотрудничеством, я попросту впускаю ИИ в собственный текст и даю ему свободу действия.

И.К. Какой тогда вы видите культуру будущего?

Владимир Сорокин. С развитием технологий, социальных сетей и искусственным интеллектом мы входим в новую зону. Это океан, словно в «Солярисе». У нас пока есть обратная связь, но мы понимаем, что мы уже до конца не можем управлять этим океаном. Пока мы можем лишь окунуться в его воды. Какой культура будет завтра — это вопрос уже антропологический, потому что мы меняемся как вид. Изменяется наше представление о мире. Думаю, что этическим якорем в этом океане должна все-таки оставаться культура христианская.

И.К.  Вы неоднократно говорили и писали, что не верите во внеземную жизнь и что человек во вселенной одинок. Что вселяет в вас эта мысль?

Владимир Сорокин. Жалость, что люди до сих пор не поняли, что мы одни, и в этом заключается чистота проекта. Мы как будто бы заключены в шар нашей планеты. И очень жаль, что люди до сих пор не поняли, как ценна наша Земля, и все мы – одна семья среди пустоты вселенной. Это понимание позволит нам не убивать и не грабить друг друга, не сдирать кожу с собрата. Успокаивает только то, что человек развивается. Я верю в то, что здравый смысл все-таки победит. Нравы уже меняются в лучшую сторону.

И.К. Вы верите в прогресс?

Владимир Сорокин. Да. Все разговоры о том, что все закончится ядерным взрывом, и мы опять вернемся в пещеры, останутся только разговорами. Я верю в Божий промысел.

И.К. Вы уже знаете, о чем будет ваш следующий роман?

Владимир Сорокин. Нет, пока держу паузу. Подряд романы я писал только в 80-е, когда шел процесс раздвигания культурных границ, сейчас идут другие процессы. Иногда писателю нужно уметь и помолчать.