Как Кишинёв 20-х годов XX века стал городом беженцев: «Мы присутствуем на печальном спектакле: тысячи людей, бросая свой кров, скитаются по миру»
Telegram

Учёная историк Ольга Гарусова занимается исследованием  малоизвестной страницы истории, постреволюционной русской эмиграции в Бессарабии периода гражданской войны в России. В своей статье «Беженский город»: Неизвестный Кишинев начала 1920-х гг.» она анализирует различные аспекты жизни Кишинева в период нахождения Бессарабии в составе Королевской Румынии, точнее представляет некоторые неизвестные факты и события, которые привели Кишинёв в 1918-1921 гг. к трансформации, вызванной постреволюционной эмиграцией.

После Октябрьской революции 1917 г. в Бессарабию, ручейками, а с началом Гражданской войны нескончаемым потоком шли беженцы из России и Украины. Большинство из них обосновалось в Кишиневе.
«Эти десятки, если не сотни беженцев уплотнили Кишинев до последней возможности,– писал бывший петербургский журналист Петр Пильский. – Правда, для части их этот Chișinău– только этап, проходной пункт, ворота в Европу. Через эту дверь вливается и идет в Австрию, в Германию, на Балканы все южное, то есть новороссийское и украинское беженство». (Пильский П. Бессарабия. В: Последние известия (Ревель). 1923, № 34. Цит. по: Балтийский архив. Рига. 1999, с. 374.)

Давший приют тысячам, покинувшим родные места людей, Кишинев в начале 1920-х гг. обретает новое лицо. Теперь он один из беженских городов мира. Таким – в одном ряду с Бухарестом, Мюнхеном, Берлином, Парижем – предстает он в романе Екатерины Черкес «Жемчуг слез», изданном в 1925 г. в Берлине. Приезжие здесь на каждом шагу: на улицах и на аллеях парка, за столиками кафе, среди постояльцев отелей и жильцов перенаселенных квартир, устроителей благотворительного вечера в пользу неимущих беженцев.

Перемены в социокультурном облике Кишинева, его превращение в «беженский город» с особенной наглядностью отразились и выразились в периодической печати. Пока власть на юге России переходила из рук в руки, пресса занимала позицию, хотя и не безучастного, но стороннего наблюдателя.

«В последнее время обстоятельства чередовались с такой быстротой и с такой неожиданностью, что публика потеряла голову и не знает, что и думать. Пока мы присутствуем на печальном спектакле и видим, как тысячи людей, бросая свой кров и дом, скитаются по миру. Многие потерпевшие рассказывают, что банды большевиков, не признающие никакого закона, порезали их жен, детей и родственников. Мы, на правом берегу Днестра, можем только благодарить судьбу за то, что находимся здесь, и смотрим только как зрители на развертывающуюся перед нами великую трагедию» (Что с Одессой. В: Бессарабия. 1919, 27 апреля).

По мере развития событий на фронтах Гражданской войны, с победами большевиков, раскаты «великой трагедии» доносятся все ближе.

«Политические события на левой стороне Днестра заставляют думать о тех тысячах людей, которые, лишенные крова, спасаясь от смерти, будут искать себе спасения. Наиболее зажиточные семейства бегут, продав имущество, в Константинополь, на Принцевы острова, уезжают во Францию. Но их сравнительно мало. Гораздо больше тех, кто жили 20-м числом (20 число каждого месяца было днём выдачи зарплат, речь о людях, которые жили от зарплаты до зарплаты. Прим. автора). Вся масса чиновников и интеллигенции будет искать выхода из заколдованного круга голода, ужаса и смерти. Понятно, что все те, кто имеет хоть какое-то отношение к Бессарабии, постарается проникнуть к нам, в поисках спасения и порядка». (Бессарабия и беженцы. В: Бессарабия. 1920, 18 января.)

Вместе с беженскими волнами усиливается ощущение тектонического сдвига, осмысление которого придет позднее. Бегство – всегда драматическая для человека перемена судьбы – обретает масштаб библейского исхода.

«Совершается нечто эпическое. Идет великое переселение. Люди бегут – от голода, от холода, от хаоса, от насилия, от расстрела. Бегут, куда глаза глядят. И первый этап – наша Бессарабия». (С-ръ. Антракты. В: Бессарабия. 1921, 31 ноября).

Население беженцев Кишинева состояло из представителей всех классов и сословий, разных конфессий и национальностей. Были аристократические семейства, дворяне и помещики, имевшие поместья и недвижимость в Бессарабии. Были военные – деникинцы и врангелевцы. Попадались обогатившиеся за счет войны и революции дельцы-нувориши. Как и в других странах, преобладали люди свободных профессий; в прошлом вполне обеспеченные, многие из них переходят в категорию малоимущих.

По наблюдениям газетчика:

«Беженцы-буржуи на жалкие остатки своего разграбленного и разворованного состояния еще могут пить чай у Манькова, обедать у Кампаре и проводить вечерние досуги в Семейном кружке». (Северный. Среди беженцев. В: Бессарабия, 1920, 17 октября.)

Подавляющая же часть не имела никаких средств к существованию, нуждаясь в жилье, пище, одежде, многие – в лечении.

Евреи из Украины, составлявшие наибольший процент прибывших, получали разнообразную и систематическую помощь от различных местных и американских благотворительных организаций; в Кишиневе действовали, так называемый, Украинский комитет и филиальное отделение Джойнта.

Наплыв голодных, оборванных, бесприютных и безработных людей создал множество проблем городу, и без того находившемуся в трудной экономической ситуации. Последствия Первой мировой войны усугубили социальное неравенство. Со страниц газет не сходят жалобы на дороговизну, «страшные цены», «вакханалию спекулятивного мародерства», «наглое, систематическое обирание одних другими», «пропасть между сытыми и голодными»… Немалое количество «своих» бедняков ежедневно пополняется беглецами из-за Днестра. Вошедшим неотъемлемой частью в повседневную жизнь Кишинева беженцам требовалась организованная разносторонняя помощь.

С распадом прежних форм государственной социальной поддержки, неимущим помогали благотворительные общества, действовавшие на национально-конфессиональной основе. О поляках заботилось польское католическое общество. Евреи из Украины, составлявшие наибольший процент прибывших, получали разнообразную и систематическую помощь от различных местных и американских благотворительных организаций; в Кишиневе действовали, так называемый, Украинский комитет и филиальное отделение Джойнта.

Неимущие беженцы православного вероисповедания дольше оставались в тяжелом положении. Им оказывали спорадическую помощь частные лица и некоторые, сохранившиеся от прежних времен, городские благотворительные общества. Многие «стучались в двери» Бессарабского Комитета оказания помощи безработным и остронуждающимся, инициированного Г. Пынтей в мае 1919 г. с целью содействия «выброшенным за борт жизни» семьям погибших на войне и уволенным чиновникам и служащим, отказавшимся присягать румынскому правительству.

С осознанием общественностью острейшей необходимости поддержки православных беженцев, в октябре 1920 г. создаются две благотворительные организации: при Комитете – Беженский отдел под руководством В.Г. Кристи и представителями местного дворянства Бессарабский кружок помощи беженцам разных областей России. С их открытием помощь беженцам становится одной из доминирующих социальных тем в прессе.

В этом отношении характерно воззвание Беженского отдела, адресованного торгово-промышленным кругам:

«Помогите нам оказать помощь, дайте возможность облегчить горькую, тяжкую участь людей, волей рока потерявших отчизну, очаг и достаток. Изнемогшие в борьбе, вынуждены были они оставить все близкое и родное и искать спасение в местах, где законность и порядок не дали места ужасам социально-революционных экспериментов. И в своем благополучии вы не должны забывать этих людей. С большими трудностями пробрались они сюда к нам. Если они здесь получили возможность осуществить свое право на жизнь, то надо им дать средства и возможность самого существования. Забитых, измученных, буквально нищих встречаем мы их. Не кричат они о себе, не требуют ничего, даже не просят. Тихо и скромно скитаются они, существуя лишь случайными доходами, добытыми физическим трудом, но ведь они все лица интеллигентных профессий, коим физический труд не по силам и даже гибелен. […]

И наша святая обязанность и долг облегчить их долю и принять самое близкое участие в их судьбе. Вам, торговцам, купцам и промышленникам особенно дороги должны быть их интересы. Ведь потерпели они за цивилизацию и культуру, часть которой составляете и вы. Ибо без промышленности и торговли жизнь замирает и обрекается на гибель. Уделяя им незначительную частицу своих достатков, вы тем самым служите своему делу, своим интересам». (От Беженского отдела. К торгово-промышленным фирмам. В: Бессарабия. 1920, 21 ноября.)

Число же устроившихся на частных квартирах учету не поддается; о его значительности говорит ранее неведомый Кишиневу жилищный кризис, для решения которого была создана специальная комиссия.

Призывы благотворительных организаций встретили скорый сочувственный отклик. Владельцы магазинов и торговых фирм посылали продукты и вещи, перечисляли крупные суммы денег. Под руководством почетного председателя Беженского отдела, митрополита Гурия, по всей епархии собирались пожертвования, а в церквах устраивались тарелочные сборы. Членами Комитета проводились кружечные сборы по городу, устраивались благотворительные концерты, спектакли, лекции, балы и вечера. Следует отметить, что Королева Мария выделяла комитету пособия из личных средств. Также кишиневские благотворительные организации получали помощь от находившегося в Бухаресте российского и румынского Красного Креста.

Беженский отдел помогал оформить документы на жительство и на выезд; содействовал освобождению интернированных из лагерей и розыску родных и знакомых; оказывал необходимую юридическую, медицинскую и трудовую поддержку. В течение года в его общежитии было зарегистрировано 2 тысячи русских беженцев. Число же устроившихся на частных квартирах учету не поддается; о его значительности говорит ранее неведомый Кишиневу жилищный кризис, для решения которого была создана специальная комиссия.

Пока были живы надежды на крах большевизма, состояние беженства представлялось временным. Кишинев ассоциировался со «спасительным островом», заветным пристанищем, где можно «отдохнуть от всего пережитого «там». Претерпевшие немыслимые лишения люди поражались нормальному течению городской жизни. Удивляло все: тихие ночные улицы и льющаяся из открытых окон особняков музыка, движение трамваев и экипажей и переполненные иллюзионы, нарядная публика на открытых верандах кафе, бойкая уличная торговля и обилие давно не виденных продуктов, «чудные» фрукты… Зеленый, оживленный, радушный город очаровывал, создавая ощущение устойчивого, не поколебленного политическими катаклизмами бытия. Нашедшие работу оседали в Кишиневе на более или менее длительное время, а кто – и навсегда.

Автор: Ольга Гарусова, научный сотрудник, Institutul Patrimoniului Cultural, AȘM

«Беженский город»: Неизвестный Кишинев начала 1920-х гг. In: Identitățile Chișinăului : orașul subteran”, ediția a VI-a, 24-25 octombrie 2019.

Telegram