Поэт Радмила Попович: Играть словами намного лучше, чем ракетами
Milorad Pavić a scris că toate tipurile de artă pot fi împărțite în reversibile și ireversibile. Reversibile sunt acele „care permit privitorului să se apropie din unghiuri diferite, să schimbe punctul de vedere și perspectiva așa cum acesta își dorește”. Artele reversibile includ arhitectura, sculptura sau pictura. Cele ireversibile (cum ar fi literatura sau muzica) „sunt ca un drum cu sens unic, de-a lungul căruia totul se mișcă de la început până la sfârșit”. A face literatura reversibilă din ireversibilă este visul multora, inclusiv al lui Pavić. Doi chișinăuieni au reușit cu siguranță în această privință.
Recent, a avut loc prezentarea unei lucrări literar-artistice comune a Radmilei Popovici împreună cu Lică Sainciuc, „PoEsențe”, care adresează cititorului întrebarea despre ce este o carte în general. De la începutul Erei Gutenberg, această întrebare nu a fost niciodată atât de relevantă ca astăzi. Conceptualistul rus Lev Rubinstein, de exemplu, scria poeziile sale pe cărți. Americanul Jonathan Safran Foer a lansat romanul Tree of Codes (2010), în care cuvintele sunt decupate de pe pagini (căutați pe Google, acest lucru este foarte neobișnuit).
Radmila Popovici și Lică Sainciuc continuă șirul unor astfel de experimente, la care mai adaugă consistența cuvântului. Cartea „PoEsențe” este, la propriu, o „cutie” frumoasă care ascunde opt foi A3 îndoite ca burduful unui acordeon. Cititorul desface firul, deschide „cartea” și scoate din ea conținutul. Apoi încep jocurile cu hârtia. Ea însăși se cere în mâini și le „dictează” cum să se comporte cu ea. Aici, poeziile intră în dialog cu imaginile, iar poetul – cu pictorul; sensurile cuvintelor se joacă între ele, iar textul se joacă cu ilustrația. Cititorul are la dispoziție un fel de atlas al unei realități diferite, ca un univers descompus care-și dezvăluie tainele. Opt astfel de lumi sunt ascunse în „PoEsențe” – o carte care este mai mult decât o carte; o carte care se preface doar a fi o carte. Aceasta este deja artă sintetică, creată la intersecția dintre grafică și poezie, din acest motiv – cu atât mai expresivă. Este un început de joc care îmbină cele două universuri creative și-l face pe cititor, de asemenea, un pic creator.
Radmila Popovici este o poetă pentru care fenomenul limbajului devine principala forță motrice. Calambururile, asonanțele și aliterațiile parcă ar defini-o. Ea abordează un minimalism poetic care explorează spațiul sensului cuvintelor. Popovici, la fel ca suprarealiștii din secolul trecut, confruntă diferite cuvinte, în conformitate cu principiul scrierii sonore, iar aceasta duce la explozia codului original al limbii și oferă spațiu pentru nașterea unor noi semnificații. Poezia ei seamănă cu clinchetul primăvăratic al stropilor ce cad din țurțuri. Să încercăm să-l ascultăm împreună, în format de interviu.
— Radmila, spuneți-ne, de ce anume poezia a devenit calea comunicării dvs. cu lumea?
— Cred că oamenii se nasc cu poezia și aceasta se transmite genetic. Bunicul meu a scris poezii. Chiar și atunci, oamenii găseau timp să se gândească la viață, iar el își așternea gândurile cu rimă. Apoi au început să scrie poezii tatăl meu și una din surorile sale. Pe linia paternă, am moștenit și eu acest dar. Când aveam 5 sau 6 ani, tatăl meu îmi recita poezii. Am fost surprinsă când am aflat că-i aparțineau. Apropo, erau scrise în rusă. La acea vreme, ce citea mult în limba rusă. Mama mea lucra la librărie și a dedicat acestei meserii mai mult de treizeci de ani. Astfel, am avut întotdeauna o mulțime de cărți acasă, iar acestea înlocuiau până și mobilierul. În acele vremuri, exista o modă întreagă pentru bibliotecile personale, iar la noi în sat veneau să cumpere cărți oameni de pe teritoriul întregii Uniuni. Librăria din satul nostru nu avea încălzire, deoarece administrația se temea de incendii – respectiv, mama a plătit pentru munca ei cu astm și probleme cu rinichii. Pentru că eram înconjurată de cărți și părinții mei citeau foarte mult, iar tata scria poezie – toate astea, desigur, mi-au marcat destinul. Părinții noștri rămân mereu în noi și continuă să trăiască în și prin noi – aceasta și este o grandioasă poezie.
— Pentru a fi poet, nu trebuie doar să poți scrie poezie, ci și să ai o viziune aparte asupra vieții, să simți lumea altfel?
— Nu există rețete și nu ar trebui să existe cuvântul „trebuie”. Pur și simplu exiști și în această existență ești deja poet.
— Am un bun exemplu. Anterior, când se scria doar în rimă și cu ritm, era suficient să faci cuvintele să rimeze pentru a fi considerat poet. Când a apărut versul liber, s-a schimbat totul: a devenit clar că, dacă trasformi multe dintre textele scrise în stil clasic în stilul versului liber, își vor pierde farmecul. Aceasta a și arătat că trebuie să ai ceva mai mult, acea taină interioară, care te face poet.
— Desigur, mulți spun că poeții sunt vizionari și cred că așa este. Când citești unele poezii, înțelegi că s-a scris despre ceea ce se va întâmpla mult mai târziu. Starea poetică se poate observa în expresia feței, până și privirea poetului se schimbă – mulți o numesc „stare de transă”, dar mie mi se pare că acesta este, pur și simplu, un grad foarte înalt de concentrare asupra a ceva. De fapt, poeții sunt cei care înțeleg cât de greu este să răspundem la întrebarea: ce este realitatea și când suntem mai reali, în vis sau în, așa-zisa, realitate. În opinia mea, poeții au vise mai interesante și acest lucru se datorează hipersensibilității lor. Hipersensibilitatea este proprietatea care distinge poeții de ceilalți.
— Ați fost vreodată dezamăgită de poeți?
— Chiar dacă se întâmplă acest lucru, nu-mi permit să mă las dezamăgită și de poeziile lor. Pentru mine, mai întâi, contează creația, apoi creatorul. Desigur, mi-ar plăcea să existe o armonie între autor și opera acesuia, dar ce drept am eu să decid cum ar trebui să fie? Uneori ești nevoit să alegi între o persoană și lucrarea sa, iar dacă aceasta este o capodoperă, n-ar trebui să existe obstacole. Pe de altă parte, probabil, oamenii creativi dăruiesc tot ceea ce este mai frumos în ei artei, își revarsă partea cea mai bună în ea și lor nu le mai rămâne nimic. Am observat că, după ce scriu o poezie bună, mă simt oarecum pustiită. De parcă ai oferi lumii întreaga ta forță, esență – nu în zadar atât de mulți artiști se sting prematur. Creativitatea este, într-o oarecare măsură, ardere.
— Cea mai importantă carte pe care ați scris-o…
— … „Vene și artere”, deoarece nu este doar o carte a vieții, ci deja și a morții. Ea reflectă, în mare măsură, pierderea tatălui meu, cel care era întreaga mea lume. În afară de faptul că a fost profesorul meu, el s-a ocupat de pomicultură, apicultură, iar ultimul său vis a fost să altoiască un măr în tei, astfel încât merele să aibă aromă de tei. Oare aceasta nu e poezie?
— Povestiți-ne despre colaborarea dvs. cu Liсă Sainciuc la „PoEsențe”.
— Totul a început de la postările mele pe Facebook. Îmi place să mă joc cu cuvintele și să scriu micropoeme. Cea mai mică alcătuire poate conține o mulțime de semnificații. Mi-am expus experimentele pe internet, maestrul Sainciuc le citea, uneori comenta, se-ntâmpla chiar să deseneze câte ceva ca prelungire a anumitor texte, ceea ce amplifica înțelesurile. Era o comunicare dintre semnificația textului și sensul imaginii care devenea tot mai strălucitoare. Dialogul nostru era un fel de joc la patru mâini. Un an mai târziu, am decis să unim totul și să creăm o carte. Nu a fost simplu să lucrăm împreună, deoarece s-a produs ciocnirea a doi oameni de creație, fiecare cu propriile viziuni și idei. Au fost și pauze în comunicare, dar am reluat-o întotdeauna. Și nu am regretat. Pandemia a schimbat multe, de aceea am decis să nu mai amânăm planurile noastre, pentru că s-ar putea ca acestea să nu se realizeze din cauza glumelor vieții. Perioada „Covid” ne-a învățat că nu merită să amânăm lucrurile importante pentru mai târziu.
— Ați avut dificultăți la realizarea cărții, deoarece este una foarte atipică?
— În primul rând, a fost necesar să se găsească un editor și o tipografie care să se angajeze s-o publice. După mai multe încercări, alegerea a căzut asupra Librăriei, mai nou, editurii Cartego. Pentru noi a fost important să creăm nu numai o carte neobișnuită, ci și o carte frumoasă, iar în acest sens, Cartego este în afara concurenței. Ne-a bucurat nespus deschiderea pentru colaborare a tipografiei Bons Offices. A fost nevoie de timp și răbdare pentru a alege și a discuta fiecare detaliu: copertă, fir, E-ul argintiu din titlul „PoEsențe”. Dintre imaginile propuse pentru copertă, m-am oprit asupra celei care m-a dus cu gândul la o sinapsă neuronală.
— Cum este viața de poet într-o lume materială?
— Este întotdeauna dificil pentru un poet, deoarece pentru el există ceva mai important decât mâncarea sau somnul și (se) sacrifică mult pentru darul său, așa că da, este mai complicat, probabil, decât pentru alți oameni. Hainele scumpe sunt mai puțin importante. Sau, de exemplu, eu n-am avut și nu cred că voi avea vreodată mașină proprie. Apropo, este mai interesant să circuli cu transportul public – acolo întâlnești atât de multe chipuri și povești! Cum să te lipsești de această plăcere? În același timp, pot spune că maternitatea m-a făcut mai rațională și mai pragmatică.
— În poeziile dvs., ades vă jucați cu cuvintele. Ce vă oferă aceasta?
— Unii rezolvă rebusuri, iar eu mă joc cu cuvintele. Cineva joacă șah, iar eu mă joc cu cuvintele. Pentru mine, aceste jocuri sunt cele mai interesante, ș-apoi este minunat să poți face fericit pe cineva cu un simplu cuvânt! Cuvintele au magie și, la un moment dat, înveți să o vezi. Poate Universul este, de asemenea, o poezie ieșită de sub penița vreunui Autor. La urma urmei, jocul cu cuvintele este mult mai bun, decât jocul cu rachetele.
— Prin ce se deosebește poezia de astăzi de cea care era acum o sută de ani?
— Gândurile și întrebările rămân aceleași. Și oamenii au rămas aceiași. Doar modul de exprimare s-a schimbat. Poezia este cel mai vechi tip de literatură.
— Desigur, oficial, primul poet din istorie a fost Enheduanna, fiica regelui Sargon din Akkad. Ea a locuit în orașul-stat sumerian Ur, în secolul al XXIII-lea î. Hr.
— Atenție, primul poet a fost o femeie! Antichitatea nu cunoștea greșelile vremurilor ulterioare. Apoi, din anumite motive, omenirea a mers pe un drum greșit.
— Da, încă din Evul Mediu. Așadar, astăzi omenirea se întoarce, mai degrabă, la starea sa inițială și acest lucru este interesant. Dar să trecem la întrebări. Cel mai neînțeles poet pentru dvs. este…
— Toți marii poeți nu sunt înțeleși în timpul vieții lor. De ce? Pur și simplu, ei merg înaintea timpului, pentru că trăiesc puțin în viitor. Ceea ce văd ei, nu văd alții.
— Schopenhauer a spus că talentul atinge un obiectiv pe care nimeni nu îl poate atinge, iar geniul – un obiectiv pe care nimeni altcineva nu îl poate vedea…
— Suntem întotdeauna rezultatul muncii predecesorilor noștri. Nu totul ne aparține, chiar dacă suntem talentați, deoarece toți colectăm gânduri și acțiuni exprimate deja cândva, mai mult sau mai puțin, de cineva. Noi doar găsim cheia către ceea ce au gândit sau au realizat, o răsucim și exprimăm ceea ce aflăm altfel, atât.
— Credeți că lumea modernă este mai mult o lume a prozei sau a poeziei?
— Lumea modernă devine una în care proza și poezia se îmbină și se îmbogățesc reciproc. Viitorul aparține sintezei artelor. Cartea noastră cu Lică Sainciuc este tocmai din această serie.
— Anul trecut, poeta americană Louise Glück a luat Premiul Nobel pentru literatură. Dacă ați citit-o, ce puteți spune despre poezia ei?
— Am citit unele traduceri și am simțit bucuria că există cineva, dintre cei aleși, ale cărui/cărei gânduri și trăiri sunt atât de asemănătoare cu ale mele. Adevărata artă este întotdeauna universală, astfel, e bine să tindem să ne îndepărtăm de tot ceea ce înseamnă local, național, tradițional. Operele de artă ar trebui să îmbrățișeze universul. Gluck o face excelent!
— O altă laureată a Premiului Nobel, Wisława Szymborska, fiind întrebată ce este poezia, l-a citat întotdeauna pe Carl Sandburg care spunea: „Poezia este un jurnal scris de o creatură marină care trăiește pe uscat și visează să zboare”. Ce credeți despre aceasta?
— Resimt asupra mea sensul acestor cuvinte în fiecare zi. Cu toții visăm să zburăm, iar poezia ne ajută să decolăm.
— Și ce este poezia pentru dvs. personal?
— Uneori e drog. Alteori – colac de salvare. Și nu în ultimul rând, e un mod de a trăi. De asemenea, poezia mă ajută să spun orice vreau cu alte cuvinte care au înțelesuri aparte.
— Care ar fi sfatul dvs. pentru toți cei care iubesc poezia?
— Adică pentru toți oamenii… Toată lumea iubește poezia, dar mulți nu-și dau seama de aceasta. Din păcate, mulți oameni pierd dragostea pentru literatură anume în școală. Prin urmare, dragi profesori, ar fi bine să nu mai „torturați” copiii, întrebându-i ce a vrut să spună autorul. Mai bine lăsați-i să se joace cu cuvintele.
Милорад Павич писал, что все виды искусств можно разделить на обратимые и необратимые. Обратимые – это те, “которые позволяют зрителю подойти с разных сторон, поменять точку обзора и перспективу так, как того хочется самому зрителю”. К обратимым искусствам можно отнести архитектуру, скульптуру или живопись. Необратимые (например, литература или музыка) “похожи на дорогу с односторонним движением, по которой всё движется от начала – к концу”. Сделать литературу из искусства необратимого обратимым – мечта многих, в том числе и Павича. Однозначно это удалось двум кишиневцам.
Совсем недавно состоялась презентация совместного произведения Радмилы Попович и Ликэ Саинчука “PoEsenţe”, которая ставит перед читателем вопрос, что такое книга вообще. Со временем начала Эры Гуттенберга этот вопрос никогда не стоял так актуально, как сегодня. Российский концептуалист Лев Рубинштейн, например, записывал стихи на карточки. Американец Джонатан Сафран Фоер выпустил роман “Древо кодов” (Tree of Codes, 2010), где слова были вырезаны из страниц (нагуглите, это очень необычно).
Радмила Попович и Ликэ Саинчук продолжают подобные эксперименты и добавляют в них веское слово. Номинально их “PoEsenţe” – красиво устроенная “коробочка”, которая скрывает восемь листов А3, сложенных гармошкой. Читатель развязывает шнурок, открывает “книгу” и достает содержимое. Дальше начинаются – игры с бумагой. Она сама просится в руки и подсказывает, как с ней обращаться. Стихи здесь вступают в диалог с изображениями, а поэт – с художником; смыслы слов играют друг с другом, а текст – с иллюстрациями. У читателя остается в руках своего рода атлас иной реальности, как разложенная и открывшая все тайны вселенная. Восемь таких миров и прячутся в “PoEsenţe”, книге, которая больше, чем книга; книге, которая только притворяется книгой. Это уже синтетическое искусство, созданное на стыке графики и поэзии, но от того более выразительное. Игровое начало сплавляет две творческих вселенных и делает читателя тоже немного творцом.
Радмила Попович – поэт, для которой главной движущей силой становится стихия языка. Игры в слова, каламбуры, ассонансы и аллитерации – она вся в них. Это поэтический минимализм, который исследует пространство смысла слов. Попович, подобно сюрреалистам минувшего века, сталкивает друг с другом разные слова по принципу звукописи, это взрывает первоначальный код языка и рождает в нем возможность новых смыслов. Ее стихи – словно перезвон весенней капели. Давайте попробуем услышать его вместе, в формате интервью.
— Радмила, расскажите, почему именно поэзия стала способом вашего общения с миром?
— Я считаю, что с поэзией люди рождаются, и это нечто, что может передается генетически. Мой дедушка писал стихи. Даже тогда люди находили время, чтобы задумываться о жизни, и свои мысли он рифмовал. Потом начали писать стихи мой папа и одна из его сестёр. По отцовской линии это передалось и мне. Когда мне было 5 или 6 лет, папа читал мне свои стихи. Я была удивлена, что они принадлежат ему. Написаны они были, кстати, на русском. В то время много читали именно по-русски. Моя мама была работницей книжного магазина и тридцать с лишним лет посвятила этой профессии. Так что у нас дома всегда было много книг – они иногда заменяли мебель. В те времена на личные библиотеки существовала целая мода, и к нам, в село, люди приходили покупать их с территории всего Союза. Наш сельский магазин не топили, так как боялись пожаров – мама расплачивалась за работу астмой и болезнью почек. Меня окружали книги, мои родители много читали, папа писал стихи – всё это, безусловно, сказалось на мне. Наши родители всегда остаются в нас и продолжают жить тоже в нас, а это – и есть великая поэзия.
— Чтобы быть поэтом, нужно не только уметь писать стихи, но и обладать особенным видением жизни, чувствовать мир иначе?
— Рецептов нет, и не должно быть слова “нужно”. Ты просто существуешь, и в этом существовании ты уже поэт.
— У меня есть хороший пример. Раньше, когда писали только в рифму и с ритмом, достаточно было научиться рифмовать, чтобы считаться поэтом. Когда появился верлибр, это всё изменило: стало понятно, что, если перевести многие “классические” стихи верлибром, они потеряют очарование. И вот это-то и показало, что нужно обладать чем-то больше, той тайной внутри, которая и сделает тебя поэтом.
— Конечно, многие говорят, что поэты – визионеры, и, думаю, это так. Когда читаешь поэзию, понимаешь, что в ней сказано очень много про то, что произойдет гораздо позже. Мы пребываем иногда в особенном состоянии, когда даже выражение лица или взгляд меняются, многие называют это трансом, но мне кажется, это попросту предельная степень концентрации и фокусирования на чем-то. На самом деле, именно поэты понимают, как трудно дать ответ на вопрос, что такое реальность и когда мы более реальны, во сне или наяву. По-моему, всё дело в том, что поэтам снятся больше интересных снов, а происходит это из-за их гиперчувствительности. Гиперчувствительность – то свойство, которое и отличает поэтов от других.
— Вы разочаровывались когда-то в поэтах?
— Даже если это и происходит, я не позволю себе разочаровываться в их стихах. Произведения искусства для меня на первом месте, а потом уже идут те, кто их написал. Конечно, хотелось бы, чтобы была гармония между автором и его произведениями, но диктовать, как что-либо должно быть, у нас нет права. Иногда приходится выбирать между человеком или его работами, но если это шедевр искусства, у него не должно быть никаких преград, чтобы существовать. С другой стороны, быть может, всё самое прекрасное в себе творческие люди отдают искусству, выплескивают в него лучшую свою часть, а им уже ничего не остается. После хорошо написанного стихотворения я всегда чувствую себя опустошенной. Ты как будто отдаешь миру всё, что есть в тебе, и не зря так много артистов уходит из жизни преждевременно. Творчество – это в какой-то мере сгорание.
— Самая важная для вас из написанных вами книг…
— …”Vene şi artere”, так как это не только книга жизни, но уже и смерти. В ней отразилась, в основном, утрата отца, который был всем моим миром. Кроме того, что он был моим учителем, он занимался в том числе плодоводством и пчеловодством, а последней его мечтой было привить яблоню к липе, чтобы у яблок был запах липового цвета. Разве это – не поэзия?
— Расскажите о совместной работе с Ликэ Саинчуком над “PoEsenţe”.
— Она началась с моей ленты в Фейсбуке. Мне нравится играть в слова и, играючи, писать микростихи. Самая маленькая форма может вместить в себя очень большой смысл. Свои эксперименты я выкладывала в интернет, Ликэ Саинчук читал, комментировал и даже что-то рисовал, переводил смысл текста в смысл изображения, который в нём становился ярче. Это был наш диалог, своего рода игра в четыре руки. Спустя год мы решили собрать всё воедино и издать книгу. Работать вместе над ней было непросто, так как столкнулись друг с другом два творческих человека, каждый со своим видением и идеями. Мы делали паузы в общении, но всегда его возобновляли. И не пожалели. Пандемия многое изменила, и мы решили больше не откладывать задуманное, ведь с шутками жизни этого может не случиться. Ковидные времена научили нас тому, что откладывать нечто важное на потом не следует.
— Возникли ли трудности в реализации книги, ведь она очень нестандартна?
— Сначала нужно было найти издателя и типографию, которые бы взялись издавать ее. После нескольких попыток выбор пал на Cartego. Нам было важно создать не только нетипичную книгу, но и красивую книгу, а по этой части Cartego вне конкуренции. Очень обрадовало желание типографии Bons Offices сотрудничать с нами. Выбирали и оговаривали долго каждую деталь – обложку, шнурок, серебристую Е в названии “PoEsenţe”. Из предложенных для обложки рисунков я остановилась на том, что напомнил мне синапсис нейрона.
— Каково это, жить поэту в материальном мире?
— Поэту всегда непросто, потому что у него есть нечто более важное, чем еда или сон, и мы очень многим жертвуем ради своего дара, поэтому да, нам, пожалуй, сложнее, чем другим людям. Менее значимой становится дорогая одежда. Или, например, у меня никогда не было и, наверно, не будет своей машины. Кстати, в общественном транспорте ездить интереснее – там столько лиц и историй! Как лишить себя этого удовольствия? В то же время могу сказать, что более рациональной и прагматичной меня сделало материнство.
— В ваших стихах вы часто играете словами. Что это дает вам?
— Люди решают кроссворды, а я – играю словами. Кто-то занимается шахматами, а я – играю словами. Игры в них для меня самые интересные, ведь сделать другого счастливее словом – это так прекрасно… В словах скрывается магия, и её нужно учиться видеть. Вселенная – быть может, тоже только стихотворение, которое вышло из-под пера некого Автора. И, в конце концов, играть словами намного лучше, чем ракетами.
— Что сегодня отличает поэзию от той, какой она была лет сто назад?
— Мысли и вопросы остались прежними. И люди остались прежними. Изменился просто способ выражения. Поэзия – это ведь самый древний вид литературы.
— Конечно, первый официальный поэт в истории – Энхедуана, дочь царя Аккадского государства Саргона Древнего. Она жила в городе Ур где-то в двадцать третьем веке до нашей эры.
— И заметьте, первым поэтом была женщина! Древность не знала ошибок последующих времен. Потом почему-то пошли не по тому пути.
— Да, начиная со Средних Веков. Так что сегодня человечество, скорее, возвращается к себе изначальному, и это интересно. Но перейдем к вопросам. Самый непонятый поэт для вас – это…
— Все лучшие поэты не поняты при жизни. Почему? Они попросту опережают свое время, поскольку живут немного в будущем. То, что видят они, не видит никто.
— Шопенгауэр говорил, что талант попадает в цель, в которую никто попасть не может, а гений – в цель, которую никто больше не видит…
— Мы – это всегда результат работы наших предшественников. Не всё принадлежит нам, мы только собираем уже высказанные однажды мысли и действия. Мы попросту нашли ключ к ним, вот и всё.
— Как вы думаете, современный мир – это больше мир прозы или поэзии?
— Это мир, где проза и поэзия сливаются и обогащают друг друга. Будущее – за синтезом искусств. Наша книга с Ликэ Саинчиком – как раз из той серии.
— В прошлом году Нобелевскую премию по литературе получила американская поэтесса Луиза Глюк. Читали ли вы ее и что можете о ней сказать?
— Читала в переводах, и почувствовала радость от того, что есть кто-то из избранных, чьи мысли так похожи на мои. Истинное искусство всегда универсально, поэтому мы должны стремиться уходить от всего, что называют местным, национальным, традиционным. Произведения искусства должны обнимать Вселенную. У Глюк это отлично получается!
— Другой лауреат Нобелевской премии, Вислава Шимборская, на вопрос, что такое поэзия, всегда приводила слова Карла Сэндберга: “Поэзия – это дневник, который пишет морское существо, живущее на суше и мечтающее о полетах”. Что вы думаете по этому поводу?
— Я ощущаю на себе эти слова каждый день. Мы все мечтаем о полетах, а стихи-то и помогают нам взлететь.
— А что поэзия лично для вас?
— Бывает, наркотик. Бывает, спасательный круг. И, не в последнюю очередь, способ жить. И еще поэзия – то, что я могу сказать, не договорив словами.
— Ваш совет всем, кто любит поэзию.
— А это – все люди. Все на самом деле любят поэзию, просто многие не осознают этого. Любовь к литературе, к сожалению, у многих убивают в школе. Поэтому, дорогие учителя, не мучайте детей, выпытывая у них, что хотел сказать автор. Лучше дайте им самим поиграть в слова.
Беседовал: Игорь Корнилов