С этих строк начинается стихотворение Пушкина, которое сегодняшние критики вполне могут назвать хейтспичем, то есть высказыванием, в котором выражается ненависть и оскорбление по отношению к кому или чему-либо. Ну действительно - звучит обидно, чувствуется даже какой-то завышенный, неоправданный градус проклятья. При этом, в нём невозможно не заметить театральности, нарочитой избыточности образов, что даёт защитникам поэта, возможность свести высказывание к шутки. Чтоб прояснить ситуацию, попробуем разобраться в контексте.

Эти строки впервые появляются в письме Пушкина к Вигелю Филипп Филипповичу, будущему вице-губернатору Бессарабии, человеку из высшей петербургской среды, активному участнику прогрессивных литературных кружков и общественной жизни. В этот момент Вигель находится в Кишинёве, куда только приехал по службе, а Пушкин, напротив, после трёх лет в Бессарабии только-только покинул регион, и пишет письмо находясь в Одессе.

Филиппа Вигеля считали человеком, способным на желчные высказывания, циничные и провокационные комментарии, которые создали вокруг него особую репутацию. «Филиппушка», как его называли близкие, в первые дни пребывания в Кишинёве в своём стиле пишет письмо Пушкину, с которым был неплохо знаком и, который мог понять его страдания, как человек переживший подобный опыт: «Хотя мои грехи или, лучше сказать, мой грех велик, но не столько чтобы судьба определила мне местопребыванием помойную эту яму».

Сложно представить Пушкина, с его весёлым характером и любовью к острым шуткам, серьёзно и вдумчиво отвечающего на такого рода жалобу. В то же время, поэт прекрасно понимает эмоции представителя столичной богемы, который по воле случая оказался в провинциальном городке (Кишинев начала позапрошлого века – маленький городишко на реке Бык с населением около 10 тысяч человек).

Естественно, после насыщенной и помпезной петербургской обстановки, немощёный грязный Кишинёв, выглядит дырой на окраине мира для ещё не посвященного в плюсы южной жизни молодого человека. Похоже на то, что Пушкин ловит эту эмоцию и начинает подтрунивать над другом, копируя его раздражённый стиль, параллельно иронизирую и над гомосексуальностью Вигеля: «Лишь только будет мне досуг, Явлюся я перед тобою; Тебе служить я буду рад — Стихами, прозой, всей душою, Но, Вигель,— пощади мой зад!»

Конечно, если смотреть на это стихотворение через призму норм современной политкорректности, то кроме оскорблений Кишинёва, на него легко можно навесить "гомофобию" или "дискриминацию национальных меньшинств". Но стоит вспомнить, что понятия морали трансформируются, что это стихотворение - часть переписки между друзьями, и что на современном языке эту разновидность юмора можно назвать постиронией ― термин, используемый для обозначения такого состояния, когда искренность становится трудно отличить от иронии. Кроме того, в этом письме, переходя от стихов к прозе, поэт показывает, что предвидит возможность будущих обид и заранее объясняется: