Неизвестная Молдова: село Шофрынканы в Единецком районе

Село Шофрынканы в Единецком районе Молдовы – часть той неизвестной, заповедной Молдовы, которую знают и о которой слышали только редкие любители, знатоки и энтузиасты-исследователи. На сайте российского Научного Центра историко-генеалогических исследований “Редкий Элемент” опубликовано научное исследование, посвящённое Шофрынканам. Из него можно почерпнуть немало интересного, как например то, что путь из Одессы в Хотин в 420 верст наши прадедушки и прабабушки умудрялись преодолевать пешком на своих двоих за 8 (!) дней.

Шофрынканы: молдавская земля со славянскими особенностями

Шофрынканы вполне могут быть ровесником независимого Молдавского княжества. Хотя дата основания села не установлена, есть исторические источники, утверждающие, что оно фигурировало, например, в грамоте 1521 г., подтверждавшей право некого Р. Барбу на владение им.

Пустоши и подлоги

Документы на собственность то и дело фигурируют в истории Шофрынкан: земли его не раз были предметом тяжб и распрей. К примеру, в 1808 г. диван (высший совещательный и исполнительный орган при правителе) княжества Молдавии разбирал дело «Об отыскиваемом нежинским купцом Хаснашевым наследственном после его отца имении, состоящем в руках бояр молдавских». Податель прошения Дементий Семенов сын Аснашев утверждал, что его вместе с братьями увезли «в отдаленность от своих родителей» в Россию, а родовые уделы тем временем «несправедливыми способами во владение другим достались». Проситель предъявил свидетельство о том, что его прадед Ионашка Хаснаш владел «преемственно» несколькими вотчинами, в числе которых значились и Шофрынканы Ясского уезда.

Из последующих разбирательств явствует, что в конце XVIII в. Шофрынканы были разделены пополам между двумя родственниками – Федором Хаснашем и Гаврилом Бурдугом. Однако обе половины вскоре перешли в другие руки.

Смена землевладельца для этой части Молдавского княжества (которую вскоре назовут Бессарабией) в ту пору была совершенно обычным делом. Еще когда шла русско-турецкая война 1806-1812 гг., здесь существовало своего рода троевластие. Часть провинций, или цынутов (Кишиневский, Оргеевский, Белецкий, Сорокский), составляли так называемую Запрутскую Молдавию. Северный Хотинский уезд, или райя, находился под контролем турок, которые держали в тамошних крепостях (в том числе и в уже не считавшемся со времен Суворова неприступным Измаиле) крупные гарнизоны и собирали подать с местных жителей. А на юге региона, который первым стали называть Бессарабией, главной силой оставались ногайские татары.

В собственно молдавской части Бессарабии царили те же порядки, что и в самом княжестве-метрополии (ставшем впоследствии Румынией). Его правителю, господарю, подчинялись все ветви власти. Заседавший при нем диван состоял из верхушки государственной, светской и духовной иерархии. Здесь, в частности, назначали пыркалабов (исправников), которые непосредственно руководили цинутами.

Совмещая практически все функции управления (административную фискальную, судейскую, прокурорскую, полицейскую), они не контролировались никем и не обязывались следовать каким бы то ни было письменным правилам. При этом ни самим исправникам, ни подчиненным им должностным лицам не вменялась в обязанность забота о путях сообщения, а также городском (тем более, сельском) благоустройстве. Поэтому хороших дорог в Бессарабии практически не было, да и плохие ежегодно прокладывались заново.

Непосредственное соседство с турками и постоянные набеги татар (с угоном и скота, и людей) делали жизнь в бессарабских цынутах опасной не только для низших сословий. Поэтому жившие за пределами Запрутской Молдавии землевладельцы-бояре предпочитали не посещать ее без крайней нужды и оставляли собственные поместья на попечение специально нанятых управляющих – чаще всего из турок, татар, греков. После присоединения в 1812 г. Бессарабии к России многие из этих доверенных лиц либо выкупили вотчины у бывших хозяев (не пожелавших, например, принять русское подданство), либо попросту присвоили их земли, предъявив подложные документы.

При такого рода аферах на руку играло важное обстоятельство: в Бессарабии тогда было очень мало заселенных помещичьих вотчин. Местные жители в основном сосредоточились на землях, принадлежавших мазылам (своего рода молдавским однодворцам), рупташам (потомкам местного духовенства) и резешам (мелким собственникам). Большинство помещичьих вотчин в то время являло собой обширные (растянувшиеся на десятки верст) пустоши, где располагалось лишь жилище управляющего да пастушеский хутор.

Старейшие поселенцы

«Роспись землевладения и сословного строя населения Бессарабии по данным переписи 1817 года» свидетельствует о том, что у вотчины Шофрынканы Ясского уезда несколько владельцев. Часть ее стала резешской «и принадлежит живущим на ней». Здесь обосновались 4 мазыла и 2 представителя низшего сословия – всего 6 мужских душ. Есть пруд «для водопоя скота» и 3 фалчи (около 4,3 га) «пущи – ограждения». Остальная часть Шофрынкан принадлежит Николаю Росету, «бояру из Молдавии» (то есть будущей Румынии). Его земля, судя по всему, не заселена: в «Росписи» говорится о том, что Шофрынканы находятся «в одной меже» с другими вотчинами Росета – Стольниченами и Захайканами. В последней, например, насчитывается 152 хозяйства и она относится к перворазрядным (зажиточным).

Малонаселенность тогдашних Шофрынкан – вполне типичное явление. Благодаря тому, что в Бессарабии не было крепостного права, здешних крестьян мало что ограничивало в перемещениях. Из-за переселений многие деревни нередко вовсе прекращали свое существование. По той же причине число жителей могло то резко падать, то возрастать, поселения внезапно возникали в новых местах, а затем столь же стремительно исчезали.

Между тем, в начале XIX в. жители довольно отдаленных друг от друга бессарабских селений зачастую даже не знали о существовании неблизких соседей. Путешествовать по стране было не легко из-за бездорожья, да, к тому же, еще и опасно. Простой люд, как правило, ограничивался посещением базаров, ярмарок и ближайших земляков. Вдобавок, грамотность населения была очень низкой.

Даже среди священников немногие умели хорошо читать, тем более, что большинство духовенства подобно прихожанам кормилось земледелием. Церкви же тогда сооружались обычно из хвороста, обмазываемого глиной, поэтому вмещали лишь два-три десятка человек. Звонницу у такого храма заменяли два столба с перекладиной, на которой подвешивали колоколец, а бывало, что его роль выполняла доска с колотушкой.

Из облепленного глиной хвороста в основном строили и жилища, крытые камышом или соломой. (Причем располагались они обычно на значительном расстоянии друг от друга.) В них, как правило, была всего одна горница – лишь представители высших сословий могли позволить себе дом с тремя, а то и четырьмя. Но даже у богатых бревенчатые потолки были низкими, а мебель состояла из турецких диванов с шерстяными, либо соломенными матрацами. Вместо стульев использовали сундуки.

И простые поселяне, и знать носили одежду греко-турецкого образца. Бессарабские бояре облачались в длинные шелковые халаты, подпоясанные шалью, а поверх них надевали меха. Обувью им обычно служили желтые сафьяновые туфли, головной убор являл собой большую шапку наподобие горшка.

Простолюдины надевали длинную полотняную рубаху, которую носили навыпуск поверх полотняных же шаровар и подпоясывали широким кожаным кушаком. На нем подвешивали кошелек, трубку и прямой формы нож в ножнах. Летом поверх рубахи полагалось носить своего рода куртку из легкой ткани, зимой утеплялись овечьей шубой.

Между прочим, борода в молдавском государстве считалась привилегией высшей знати. Носить ее имели право только бояре, относящееся к первому и второму разряду.

После присоединения к России в северной части страны (где и находятся Шофрынканы) большое распространение среди низших слоев получил извоз, а также отхожий промысел. Та и другая деятельность носила сезонный характер: после весеннего сева у поселян оставалось несколько месяцев до сбора кукурузы и они использовали этот перерыв для дополнительного заработка. Как свидетельствуют очевидцы, едва ли не основная часть жителей северной Бессарабии на это время переселялось в южную, где было больше земли, но меньше работников. Те, кто не имел своих волов, подряжались на косьбу – она хорошо оплачивалась. Возвращались хоть и при деньгах, но, как правило, на своих двоих, выказывая при этом навыки скороходов. Так, путь из Одессы в Хотин (420 верст) бессарабцы умудрялись преодолевать пешком всего за 8 дней.

Кстати, Хотинский уезд в Бессарабии стоял особняком, поскольку жили там в основном русины – представители особой группы восточных славян. Считается, что предки их были преобладающим этносом в средневековом Галицком княжестве, куда входила и территория Молдавии. Поэтому русинов можно причислить к старейшим поселенцам здешних мест. (В конце 1850-х гг. в Бессарабии насчитывалось не менее 130 тыс. русинов, а, например, «малоруссов»-украинцев было почти вдвое меньше.) Язык их похож на украинский, однако многие бытовые особенности, в частности, одежду они переняли у молдаван.

Что касается села Волчинца (из которого, заключив в 1859 г. контракт, переехали в Шофрынканы 22 семьи царан – 67 мужских и 63 женских душ), то даже значительно позднее, в начале XXв., оно слыло чисто русинским. В уже упоминавшейся «Росписи» по состоянию на 1817 г. в Волчинце насчитывалось 57 хозяйств представителей низшего сословия. Одна половина вотчины принадлежала знатной даме Змаранде Ганих, оставшаяся часть – «местному помещику Петру Кристе совместно с Петром Влаховичем из Буковины». Всего там было 300 фальч сенокоса, 200 – пахотной земли, а еще 130 фальч выгона, «рыбный пруд и при нем владельческая мельница». Уже тогда существовала, судя по всему, и церковь, поскольку в вотчине проживали священник, дьячок и пономарь.

Прихожанами все желают быть

В 1859 г. в остававшемся «владельческим» (то есть поместьем) Волчинце, что «по левую сторону Хотинского тракта, при речке Жолодок», было уже 130 дворов, 367 душ мужского пола и 287 женского. Теперь уже определенно значилась там и «церковь православная – 1».

Отметим, что и в Ясском уезде еще до переезда хотинских царан тоже проживали русины. Что касается Шофрынкан, то «по правую сторону почтового тракта из г. Хотина в г. Бельцы» в 1859 г. было уже три селения с таким названием. Во-первых, все та же «деревня резешская при реке Каменке, 26 дворов, 62 души мужского пола, 58 женского». Только основное название у нее теперь Мошаны, а «Шофронканы» указывали лишь в скобках. В 11 верстах от нее располагается селение Шофронканы, которое потом будет фигурировать как «Шофронканы-Радовича» – «деревня владельческая при реке Чугре, 20 дворов, 44 души мужского пола, 52 женского». С ней граничили другие Шофронканы: «деревня владельческая при реке Чугре, 40 дворов, 192 души мужского пола, 164 женского», куда и водворились волчинецкие переселенцы.

За свое «перечисление» (то есть перевод) им пришлось сообща уплатить казне 3 руб. 30 коп. серебром в качестве гербовых пошлин. Сумма, да еще разбросанная на всех, не была слишком обременительной: хороший косарь за сезон мог заработать втрое, а то и вшестеро больше.

Вообще, годовой расход типичного крестьянского семейства в Бессарабии в начале 1860-х составлял около 100 руб. серебром. Складывался он примерно так: «на продовольствие семьи 18 р., на одежду 20 р., на хозяйство 5 р., на содержание дома 1 р., на повинности 9 р., на церковь и духовные надобности 4 р., на покупку напитков как для ежедневного употребления, так и при случайных событиях в семействе от 12 до 20 р. и более». Последняя статья, как видно, одна из самых накладных. При дешевизне местного вина крепкие спиртные напитки были в Бессарабии дороги. Поэтому угощение сразу множества гостей могло проделать в семейном бюджете прореху, латать которую потом порой приходилось годами. Да и другие траты тоже побуждали к поискам лучших заработков.

Поскольку царане относились к вольным хлебопашцам, наем их со стороны по контракту был обычным делом. Если в бессарабских документах и фигурируют «помещичьи крестьяне», на деле так обозначали цыган, которые, за редким исключением, не занимались хлебопашеством. В Бессарабии даже была в ходу характерная поговорка: деньги и цыган имеет, да чести не имеет.

Имя владельца той части Шофрынкан, куда перебрались хотинские переселенцы (это место в ту пору называлось Шофронкан Чолаки, а еще Новые Шофрынканы), сохранила ревизская сказка, составленная в 1859 г. Селение принадлежало «вотчинному владельцу бельцкому 3-й гильдии купцу Егору Димитриеву Ламбе».

Впрочем, в качестве здешнего помещика он фигурировал еще за три года до упомянутых событий. В 1856 г. уездным землемером после проведения соответствующих работ была составлена «Межевая книга с. Шофронкан Ясского уезда Бессарабской губернии». Как сказано в ней: «Начало межевания учинено на пункте долженствующем разделять резешскую часть Шофронкан деревни Мошен от межуемой дачи Шофронкан помещика Ламбо».

Из этого документа следует, что в 1856 г. «по обеим же сторонам земля к хлебопашеству и сенокосу удобная, налеве деревни Мошен владения резеший а на праве межуемой вотчины Шофронкан помещика Ламбо». Приводятся и некоторые хозяйственные подробности: «Пахотной и сенокосной две тысячи девятьсот семьдесят семь десятин, под усадьбою деревни Шофронкан восемнадцать десятин и тысяча восемьсот квадратных сажен, под ставами и прудами двадцать десятин и тысяча двести квадратных саж.[,] под Обаею [?] и господским домом три десятины, под речками, оврагами и ручьями десять десятин, под почтовою проселочными и степовыми дорогами двадцать три десятины и тысяча пятьсот квадрат. сажен. <…> и под садом тысяча двести шестьдесят квадрат. сажен. А всего во всей окружной меже удобной и неудобной земли три тысячи пятьдесят три десятины и девятьсот шестьдесят квад. сажен или на молдавскую меру две тысячи триста сорок пять фалеч и тридцать две квадратные сажени, а за исключением неудобных мест осталось одной удобной земли три тысячи шестнадцать десятин и тысяча восемьсот шестьдесят квадратных сажен. На сем количестве земли во время обмежевания внутри окружной межи заселена вольными царянами хлебопашцами деревни Шофронкан, в коей по последней ревизии состоит мужескаго пола 37 душ и женскаго 38 душ».

Через два года после переселения хотинских русинов в Шофрынканы-Ламбо здесь стало намного больше обитателей. «Статистические сведения по имениям Ясского уезда за 1861 г.» сообщают: приписанных к имению – 103, посторонних – 10, всего 113. В селе две корчмы, но нет церкви, так что жителям приходится посещать храм в селе Порчулянке, а это путь в добрый десяток верст.

Однако один из владельцев Шофрынкан решается на богоугодную затею: в мае 1866 г. Кишиневская духовная консистория начинает разбирательство «по прошению помещика Ясского уезда, сел. Шофронкан, 2-й гильдии купца Георгия Ламбу о дозволении ему построить новую каменную церковь с образованием нового прихода». Как явствует из соответствующей переписки, шофрынканский собственник «уже совершенно приготовился к начатию постройки оной церкви, договорив мастеровых и запасившись материалом». При этом епархиальное начальство просит «напомнить строителю, чтобы он не был в претензии», если «по образовании прихода в Шофронканах окажется настолько малое количеством домов, что церковь его должна будет остаться приписною, а не самостоятельною». Между тем, по клировым ведомостям за 1865 г. в селе уже три десятка дворов и «199 душ обоего пола».

Но едва началось строительство храма, как инициатор его отправился в мир иной. Из завещания Георгия Ламбо стало известно, что Шофрынканы были куплены им у дворянина Димитрия Чолаки. А сам он оставил имение племянникам – Спиридону (ему тогда было 39 лет) и Стилиану (33 года) Стримиади, но с оговоркой: «обязуя их достроить и окончить начатую мною церковь святого Георгия».

В декабре 1866-го, как докладывает епархиальному начальству благочинный священник, «новая церковь в селе Шофронканах с колокольней при ней, новыми храмоздателями наследниками умершего помещика Ламбо Стелияном и Спиридоном Стримиади, постройкой окончена, но еще не штукатурена». Однако дальше начались проволочки. «Новые храмоздатели» не могли сразу вступить в права наследства, поскольку один из них был австрийским, а другой греческим подданным. Иностранцам же владеть имениями в Бессарабии российские законы запрещали.

В результате, рапортовал все тот же благочинный, «в обеспечение содержания будущего причта новой церкви храмоздатели помещики села Шофронкан Стелиян и Спиридон Константиновы Стремиади не обещевают никаких пособий, и угодий и постройки домов до ввода их законным порядком во владение того имения, а прихожане по бедности отказываются от дачи пособия причту имеющему быть при оной церкви; кроме некоторых из них вызвались, что если будет причт, то они могут давать ему по одному дню клаки [помощи] работою». Притом: «Прихожанами же новостроящейся церкви села Шофронкан они все желают быть».

Лампады варшавского серебра

Дело осложнялось еще и тем, что, по существовавшему порядку, без пресловутого обеспечения «содержания будущего причта», включая постройку для него домов, возведение самой церкви не могло быть разрешено. Судя по тому, что во всех последующих документах фигурирует лишь Спиридон Стримиади, именно он в итоге и перешел в российское подданство, как-то уладив вопрос о дядюшкином наследстве со своим братом.

Он и подал, наконец, в октябре 1867 г. прошение архиепископу Кишиневскому и Хотинскому: «<…> имею честь почтительнейше просить распоряжения Вашего Высокопреосвященства об освящении этого храма». И уже несколько дней спустя благочинный священник Федор Маланецкий доложил правящему архиерею о том, что «новостроенная церковь вверенного мне округа села Шофронкан 22-го сего же октября освящена архимандритом Никодимом совместно со мной».

Сохранилась и «Опись церкви вновь построенной, состоящей в Ясском уезде, в селении Шофронканах». Изначально она была «покрыта железной крышей, с таковою же колокольней и оградой каменной». Внутреннее убранство выглядело так: «Алтарь в ней шестиугольный в коем престол деревянный, во имя Св. Великомученика Георгия. Жертвенник иссеченный в стене и обложенный выкрашенными досками, сверх коих деревянный крест вызолоченный. Здесь икона Страждущего Спасителя, изображена на холсте, с деревянными рамами вызолоченными. На горном месте, икона Спасителя с вызолоченными рамами, и в верху вызолоченный деревянный крест».

Что касается «предалтарного» иконостаса: «Иконостас деревянный столярной работы, в четыре яруса, окрашен светло-голубым цветом. Имеющиеся же на нем карнизы, отделяющие ярусы и резьбы позолоченные. Царские врата резной работы, с шестью иконами: Богоматерью, Архангела Гавриила, и Евангелистов Марка и Луки, и двух ангелов все в цветах вызолоченные. Сверх врат в резьбе в цветах изображение Духа Святого и двух Евангелистов Матвея и Иоанна вызолоченные. С правой стороны царских врат в деревянной позолоченной раме местная икона Спасителя с изображением 3-х ангелов. С левой стороны царских врат местная икона Пресвятые Богородицы с младенцем на руках, и с изображением 3-х ангелов в деревянной позолоченной раме.

На южной вратнице изображение Св. Архистратига Михаила с деревянными позолоченными рамами. По правую сторону южных вратниц местная икона Св. Спиридона, в таковых же рамах. С южной же стороны около сей иконы храмовая икона Св. Великомученика Георгия в таковых же рамах и позолотке. На северных вратнице изображение Св. Архангела Гавриила в таковых же рамах и позолотке.

По левую сторону северных вратниц икона Св. мученика Стельяна с отроком на руках, в таковых же рамах и позолотке. С северной же стороны около сей иконы образ Святителя Николая а архиерейском облачении, с таковыми же рамами и позолоткой. Во втором ярусе над иконой Спасителя, Преображение и Воскресение Господне. Над южной вратницей Крещение Господне и вшествие в Иерусалим. Над храмовой иконой Вознесение Господне и Сошествие Святого Духа. С северной стороны царских врат на иконой Божьей Матери, Обрезание и Сретение Господне. Над северной вратницей Благовещение и Рождество Христово.

Над иконой Св. Николая Рождество и вход во храм Пресвятыя Богородицы. В 3-м ярусе над царскими вратами – Тайная вечеря, в резьбе и позолотке. В сем ярусе над каждой иконой цветы в резьбе и позолотке. Сверх Тайной вечери деревянный крест в резьбе вызолоченный. С южной стороны Новый Завет и с северной стороны Ветхий Завет в резьбе и позолотке. В подножии всех наместных икон, в деревянной резьбе вызолоченные цветы. В иконостасе – по правой стороне колонн пять, а по левой стороне тоже пять с капителями и позолоткой».

Таким образом, в центральном иконостасе помещены образа тезоименитых небесных покровителей обоих братьев Стримиади. В других частях храма находились: «В кумполе 4 Евангелиста изображенные на стенках, масляными красками. В притворе 2 иконы на досках изображенные масляными красками, по правой стороне Марии Магдалины, а по левой стороне великомученицы Варвары. Плащаница на светло-фиолетовом бархате с вызолоченной короной, и позолоченными буквами и цветами в углах с 4-мя Евангелистами».

В числе утвари указаны: «6 лампад варшавского серебра перед наместными иконами. Пред Тайною вечерей висящий подсвечник для 3-х свеч варшав. серебра с таковыми же цепками. Пред иконой на горном месте одна лампада варш. серебра. Среди церквы большое паникадило с 21 подсвечниками варш. серебра. Пред наместными иконами четыре больших стоящих подсвечников и один меньшой варш. серебра. Аналогий [т. е. аналой] деревянный с уборкой светлого ситца позументовыми крестами, на нем храмовая икона изображена на доске масляными красками. Клиросы деревянные окрашенные масляными красками и с полками для хранения книг».

В только что созданном шофрынканском храме «священнослужебные сосуды» были в основном серебряными. Не было недостатка ни в богослужебных книгах, ни в различных облачениях (не исключая «священнических»).

Мало того, как следует из прибавления «к межевой книге на вотчину Шофронкан Ясского (ныне Белецкого) уезда», в 1876 г. из имения была выделена и земля для церковного причта. В частности, «участок церковной земли состоит: удобной пахотной и сенокосной 33 десятины и неудобной 1640 сажен. А всего удобной и неудобной тридцать три десятины тысяча шестьсот сорок сажен».

Несгибаемый общественник

Новому владельцу Шофрынкан (точнее, той его части, которая уже называлась Шофронкан-Ламбо) пришлось иметь дело и с претензиями поселян. Так, в 1882 г. один из них, Иван Гутенюк, подал жалобу на отказ в отводе ему земельного надела. Как выяснилось, он тоже «с семейством своим переселился из села Волчинца Хотинского уезда в село Шофронкан-Ламбо Ясского уезда» вместе с группой русинов в 1859 г. Однако, прожив в имении почти четверть века, так и не получил там участка. Жалоба рассматривалась в Бессарабском губернском по крестьянским делам присутствии. На беду Гутенюка он когда-то был записан в Хотине мещанином, потом подался в царане и перебрался в Шофрынканы, не соблюдя всех необходимых формальностей. Жалобу его оставили без удовлетворения, причем Спиридон Стримиади даже не прислал своих представителей для участия в разбирательстве.

А владельцу другой части Шофрынкан предъявлялись претензии иного рода. В марте 1888 г. на имя бессарабского губернатора поступило прошение от «поверенного общества поселян с. Шофронкан-Радович, Белецкого уезда Забричанской волости, поселянина Ивана Григорьева Шипитки, живущего в том же селении». Ходатай сетовал: вопреки запрету евреям иметь в селениях питейные заведения, проживающий в Шофрынканах-Радовича Лейзер Гитерман, мол, содержит таковое «по патенту, выданному на имя поссесора имения Шофронкан-Радовича, Владимира Радовича, производя продажу питей в оном посредством своего приказчика Шая Пекера (приказческое свидетельство в том питейном заведении имеется на имя кучера поссесора Радовича)».

Как объяснял Иван Шипитка, два года назад он уже обращался к губернатору с подобной жалобой, на которую последовало предписание непременному члену Белецкого уездного по поселянским делам присутствия принять меры. Этот чиновник, сетовал ходатай, передал дело уездному исправнику, а тот, в свою очередь, местному становому приставу. Последний же, «ограничился, как видно только тем, что при встрече со мной обругал меня самыми пасквельными словами, так как противозаконно открытое Лейзером Гитерманом питейное заведение и поныне при тех же условиях существует». Шипитка просил бессарабского губернатора распорядиться о немедленном закрытии корчмы, а «для обнаружения справедливости по сему делу, командировать г. Чиновника Особых Поручений».

К прошению прилагался заверенный волостным правлением «мирской приговор», который не только подтверждал полномочия Шипитки как ходатая, но и раскрывал подноготную этой истории. Так, поселяне сообщали о том, что «прежде мы от покойного владельца за корчму получали вознаграждение ежегодно по 75 руб., а со времени открытия прописанной корчмы от поссесора г. Радовича ничего никакое вознаграждение не получаем».

Чем закончилось противостояние поселян с владельцами распивочной, не известно, но их ходатай через год получил такие же полномочия – теперь от жителей Шофрынкан-Ламбо и по другому поводу. По-видимому, «многоуважаемый Иван Григорьевич» (как письменно обращаются к нему поселяне) Шипитка слыл во всей округе признанным сутягой. При этом, как ни странно, он не умел даже читать и писать: во всех бумагах вместо его автографа стоит «а за [него] неграмотного по просьбе расписался» такой-то.

На сей раз неукротимый Шипитка представляет интересы крестьян в деле о формальном обмежевании «выкупленного поселянского надела в даче с. Шофранкан-Ламбо», разбирательство по которому затянулось на три года. Как объясняли в официальном документе шофрынканцы, «имеем спор с нашим землевладельцем Спиридоном Константиновичем Стремиади».

Суть его Иван Шипитка изложил в очередном своем послании бессарабскому губернатору в декабре 1889 г. Оказывается, шофрынканские крестьяне заподозрили своего помещика в том, что выкупленная ими у него земля оказалась меньше, чем значилось в бумагах. По ходатайству все того же Шипитки губернское правление распорядилось прислать в село землемера, которого попусту прождали целый год. Судя по объяснениям чиновников, приложенных к прошению, в жизнь шофрынканцев вмешалась международная политика: выделенный для исполнения поручения землемер «был назначен в международную комиссию по разграничению государственной границы между Россией и Австрией, в каковой комиссии состоял до наступлению зимы».

Через 10 месяцев губернское правление получило от неугомонного Ивана Шипитки новую жалобу. Как выяснилось, весной 1890 г. землемер в Шофрынканы все-таки наведался. Однако результатами его визита царане остались недовольны. Кроме того, у самого Шипитки с землемером Донским произошел конфликт: ходатай требовал, чтобы чиновник «приступил к измерению означенной земли» согласно предъявленным ему крестьянами документам, а тот, дескать, наотрез отказался. Как утверждал Шипитка, «обращаясь ко мне дерзко и говоря, что это не мое дело а его, и что он знает, что делать, – я же видя его неправильные действия, просил об измерении более аккуратно дабы положить конец наших общественных недоразумений», но землемер якобы не обращал «никакого внимания на мои совершенно законные просьбы». Более того, он «пригрозив мне при этом уголовной ответственностью за вмешательство, уехал, – и больше не является; вследствие чего имею честь покорнейше просить Губернское Правление о командировании к нам в село другого землемера».

На жалобе Ивана Шипитки стоит резолюция «потребовать от Г. Донского объяснение». В результате, Сорокскому уездному землемеру Донскому пришлось отдуваться в рапорте, поданном им своему губернскому начальнику. Чиновник объяснял, что ему пришлось два дня проверять «весь поселянский надел», причем «разницы противу выкупного плана <…> никакой не оказалось».

Далее землемер напомнил о том, что по договору крестьян с Шипиткой тот, в случае прирезки надела, получал право взять выигранный участок себе на три года. По версии Донского, раздосадованный народный ходатай «стал требовать, чтобы я руководствовался не выкупным планом, препровожденным мне для соображения, а каким-то старым находящимся у общества при первоначальной даче надела, по которому, как он объяснил, обществу следует еще получить до 70 дес., а когда я ему в этом отказал, то он, в присутствии бывших при межевании понятых, стал бунтовать общество, говоря: что план, который находится у меня, есть фальшивый».

Судя по всему, совладать с Иваном Шипиткой оказалось нелегко. Летом следующего года в Шофрынканы пришлось командировать еще одного землемера. Наконец, уже непременный член Белецкого уездного по делам поселянским присутствия доложил губернскому правлению о том, что «жалобу поверенного общества поселян села Шофронкан-Ламбо следует считать неосновательной, так как действия землемера Донского, произведенною в натуре землемером Махо поверкою, оказались правильными и земля поселянского надела найдена в полном количестве».

«Оригинальное пособие по преподаванию»

Однако и у основных владельцев Шофрынкан дела, как видно, вскоре тоже пошли не блестяще. Во всяком случае, в «Записках императорского общества сельского хозяйства южной России», (№5-6 за май-июнь 1897 г.) появляются характерные сведения: «От правления Земского банка Херсонской губернии объявляется, что <…> назначаются в публичную продажу заложенные в Земском банке и просроченные имения». По Белецкому уезду Бессарабской губернии таковых десяток, в том числе и «Стримо (Стримиади) Константина Спиридоновича, куп. сына, при в. Шофронкан». Площадь назначенного к торгам участка указана в 438 десятин, сумма, с которой начинается торг – 74600 руб. (Кстати, это самая дорогая земля среди всех выставленных имений уезда.)

Между тем, согласно документам того же Земского банка Херсонской губернии там в 1893 г. были заложены и доли Шофрынкан-Ламбо, принадлежащие старшему сыну Спиридона Стримиади, Дмитрию, а также младшему, Леониду. Похоже, наследники племянника Георгия Ламбо оказались мотами.

Правда, и общий фон тогда не был утешительным. Как обрисовывал его протокол совещания Белецкого уездного комитета о нуждах сельскохозяйственной промышленности от 17 ноября 1902 г.: «Сельскохозяйственная промышленность в Белецком уезде с каждым годом приходит в больший и больший упадок. Хозяйство, при самых благоприятных климатических и почвенных условиях, делается убыточным <…> Пути сообщения к главным рынкам сбыта или непроездны, или непомерно дороги и неудобны. Кредит очень затруднен, даже при полной кредитоспособности, и проценты по займам слишком высоки. <…> продукты же и орудия, необходимые для хлебопашества, недоступны населению по своей дороговизне. Налоги, в особенности, косвенные, стали непосильными населению. <…> при таких условиях Белецкий уезд, прежде столь богатый, обнищал окончательно».

Со своей стороны, бессарабские власти усматривали причину невзгод в другом. Вот что говорилось, например, в докладе председателя губернской земской управы барона Александра Стуарта «О местных народных праздниках», сделанном 11 декабря 1902 г. на заседании губернского комитета о нуждах сельскохозяйственной промышленности: «Принимая во внимание, что, кроме 52 воскресных дней, православною церковью установлено еще 30 праздничных дней, мы имеем в году 82 дня, в которые по закону обязательно посещать церковное богослужение и прекращать всякие публичные работы. И вот к этим 82 дням <…> население Бессарабии прибавило еще 52 таких, в которые оно, считая великим грехом работать за плату кому-либо или бесплатно исполнять свои работы, в то же время не находит ничего зазорного в безделье и разгуле».

Полемизирующие стороны сходились на том, что необходимо просвещать народ. Однако с этим далеко не все обстояло гладко.

В Шофрынканах в память о греческих помещиках оставался храм, при котором с 1872 года действовала еще и церковно-приходская школа – единственное здесь учебное заведение. И вот, в мае 1913 г. Кишиневская духовная консистория завела дело «По ходатайству Кишиневского епархиального наблюдателя церковных школ о невозможном поведении в отношении церковной школы священника села Шофрынкан Белецкого уезда Александра Шалларя и с просьбой о переводе».

Как докладывал епархиальный наблюдатель архиерею, настоятель шофрынканского храма Александр Шалларь «совершенно не заботился о церковной школе <…> а от преподавания Закона Божия упорно отказывался». Дошло до того, что этот священник не желал служить молебен перед началом школьных занятий, «а на просьбы о том учителей отвечал требованием платы». Более того, когда на ремонт школы ему, как заведующему, были отпущены деньги, он даже четыре года спустя так и не представил «оправдательные к расходу документы», поэтому осталось неизвестным, пошли ли они вообще на нужды учебного заведения.

При проверке обнаружилось, что шофрынканский иерей «травит учителя, бьет и истязает детей». К примеру, «выяснилось, что о. Шалларь на уроках Закона Божьего жестоко бьет детей специально для того сделанной палкой, и отец Наблюдатель нашел в классном столе это оригинальное пособие по преподаванию Закона Божия. Тут же, в присутствии учителя и отца Шалларя, Илья Чрекал принес Наблюдателю жалобу, что батюшка проделал над его дочерью <…> за какую-то с ее стороны провинность такой обряд поругания: выведя девочку на середину класса, он плюнул в нее и затем велел сделать то же по очереди всем детям класса. <…> отец Шалларь даже сам вынужден был в том сознаться».

Вдобавок, вел себя виновник скандала вызывающе. Так, уездному наблюдателю отцу Александру Хереско «указывая на свою материальную обеспеченность, говорил о своей независимости и о том, что его нельзя испугать даже лишением священного сана».

Как видно, школа настолько надоела шофрынканскому священнику, что он, по свидетельству очевидцев, даже начал агитировать сельчан, чтобы они, закрыв церковную школу, исхлопотали себе вместо нее земскую. В общем, констатировал епархиальный наблюдатель церковных школ отец Владимир Баварянинов, такие заведующие «нанесут престижу нашей школы громадный урон в без того трудное для нее время». С чем и просил архиепископа Кишиневского и Хотинского Серафима (Чичагова) «как можно скорее и как можно дальше удалить отца Шалларя из Шофрынкан».

Ответный рапорт Александра Шалларя Кишиневской духовной консистории от 8 июня 1913 г. красноречив сам по себе. Священник, в частности, уверял, что «в сем году по случаю 300-летнего юбилея Дома Романовых моими стараниями собрано пожертвований от прихожан на украшение храма в сумму 1800 руб., в том числе два колокола, один весом в 30 пудов, дугой в 1 пуд. На мои личные средства приобретены две иконы в 500 руб.». Он, в свою очередь, просил перевести учителя Чеботаря в другую школу, «а мне назначить другого по моему указанию».

Дальше оправдания Александра Шалларя принимают характер торга: «Если просьба моя будет удовлетворена, то я обязуюсь отремонтировать школу на свой счет, так как она сейчас находится в очень жалком /положении/ [так в оригинале] состоянии и на ремонт понадобится не менее 300 руб. Затем, сколько я буду священником в Шофронканах, то я ежегодно ассигную по 100 руб. учителю за его труды по церковному пению». Заканчивалось все таким пассажем: к ремонту, мол, надо приступать немедленно, чтобы успеть сделать его к 1 сентября, но для начала следует выселить Чеботаря, который живет в школе и, таким образом, ремонту мешает.

Резолюция консистории от 10 ноября 1913 г. на его рапорт гласила: «Считать просьбу священника Шалларя заслуживающею удовлетворения, просить Училищный совет по возможности перевести Чеботаря в другую школу, чем дать возможность священ. Шалларю теперь же приступить к ремонту школы, чтобы здание готово было к 1 сентября, и дать возможность священнику усердно и правильно вести занятия в школе».

При этом уже упоминавшийся Белецкий уездный наблюдатель Александр Хереско 13 ноября 1913 г. сообщал духовной консистории: «<…> Шофрынканская школа посещена мною 17 октября сего года, причем здание снаружи найдено в приличном виде <…> внутри же ремонта не было, класс и квартира грязны, классная мебель вся полуразвалившаяся. Кто и на какие средства произвел наружный ремонт не удалось выяснить, так как священник Александр Шалларь, за которым я послал, был на поле, учитель Александр Чеботарь лежал в Белецкой больнице <…>».

Тем временем, на эту историю отреагировал 31 декабря 1913 г. докладом архиепископу Серафиму (Чичагову) и Кишиневский епархиальный училищный совет: «Отделение неоднократно обсуждало выдающееся дурное отношение к церковно-приходской школе о. Шалларя, делая ему предупреждения, и наконец находило его дальнейшее пребывание в Шофрынканах невозможным и журналом определило просить Ваше Высокопреосвященство о переводе о. Шалларя в другой худший приход».

Наконец, в деле появляется и «Прошение священника Свято-Георгиевской церкви села Шофрынкан Белецкого уезда Александра Шалларя высокопреосвященному Платону [Рождественскому, новому правящему архиерею], архиепископу Кишиневскому и Хотинскому», от 24 октября 1914 г.:

Вашим Высокопреосвященством я предназначен к перемещению на другой приход из-за неурядиц по школьному делу в моем приходе. Сыновне сознаюсь пред Вашим Высокопреосвященством, что значительная доля вины в этом деле действительно падает и на меня. Но, Ваше Высокопреосвященство, милостивый Архипастырь и Отец, я еще молодой священник, благодаря чему и мог впасть в такое положение. В настоящее время мои промахи в приходской деятельности весьма видны для меня, и после Архипастырских Вашего Высокопреосвященства наставлений во мне проявилось сильное желание потрудиться вновь на этом приходе. Я смиреннейше прошу Ваше Высокопреосвященство, как милости, оставить меня на занимаемом приходе в продолжении [так в оригинале] еще одного года и дать возможность, главным образом, учебное дело поставить на подобающую высоту. Если я этого не смогу обнаружить пред Вашим Высокопреосвященством в продолжении года, то перемещение на другой приход приму как милость Вашего Высокопреосвященства. Под судом, следствием за десять лет священства не был и не состою.

Смиренный послушник, священник Александр Шалларь.

Суть резолюции архиепископа Платона (Рождественского) на прошении выражена в первых ее словах: «Год отсрочки». По странному совпадению, она датирована тем же днем – 24 октября 1914 г. Столь быстрая реакция бывает, пожалуй, лишь тогда, если прошение пишется в непосредственной близости начальства и под его диктовку.

Сходство с поселком городского типа

Впрочем, существовать церковно-приходскому учебному заведению в Шофрынканах все равно оставалось недолго. (Хотя домик его из саманного кирпича, вокруг которого сто лет назад разгорелся скандал, уцелел доныне.) Два с небольшим года спустя в село пришла новость об отречении российского самодержца, и отметили ее здешние крестьяне точно так же, как и во многих других уголках империи – погромами помещичьих усадеб. Фото 10

А еще меньше, чем через год Бессарабию оккупировала Румыния, и Шофрынканы оказались в другом государстве. Жизнь и в самом селе, и поблизости спокойнее от этого не стала. Уже в конце января 1919 г. В Сорокском и Хотинском уездах произошло настоящее восстание против оккупантов. Только непосредственно в районе Хотина в нем участвовало до 20 тыс. человек, и подавлять его румынам пришлось с помощью артиллерии. В результате усмирения было убито около 11 тыс. (включая мирное население) и сожжено несколько сел и деревень.

Несмотря на акции устрашения, даже на севере бессарабцы и в дальнейшем продолжали протестовать. Так, в конце 1929-го в уездных для шофрынканцев Бельцах проходила забастовка, сопровождавшаяся политической демонстрацией. Выступления здесь повторились и в начале 1930 г.

К тому времени в Шофрынканах обосновались новые влиятельные фигуры – румынские жандармы. Поместьем, как и до революции, еще какое-тое время владел его последний хозяин Ижаковский, о котором, в отличие от греческих предшественников, не известно практически ничего. (Говорят, именно он построил в селе новую мельницу, а еще будто бы завещал часть своей земли под общее кладбище).

Румынские власти в 1927 г. продали крестьянам надел, принадлежавшей прежде церковному причту. В Шофрынканах по-прежнему действовал храм, работал акушерский пункт, а бывшая церковная школа стала просто начальной (и пребывала в этом статусе до 1950-х гг.). Кстати, в 1938 г. ее впервые со времен основания расширили, возведя рядом со старым каменное зданьице, где была уже не одна, а целых четыре классных комнаты.

Характерно, что архивные документы по Шофрынканам той поры составлены, как правило, на румынском языке и посвящены в основном бюджету и различным отчетам здешней примарии. Между прочим, в 1937 г. рассматривалось и просьба о выезде за границу Аполоса Стремиаде – по-видимому, потомка (либо родственника) бывших владельцев.

Сделал он это вовремя: летом 1940 г. в Шофрынканы вошли солдаты и офицеры Красной Армии, после чего село вскоре стало частью советской Молдавии. Над бывшей помещичьей усадьбой появился алый флаг – там устроили сельсовет.

В декабре того же года у шофрынканцев появился и первый колхоз, которому присвоили имя бывшего в ту пору председателем Комитета обороны при правительстве СССР Климента Ворошилова. Вступили в это объединение 47 хозяйств – в основном, самые бедные крестьяне села. Председателем колхоза стал Никита Дьячук, однако руководить ему довелось всего несколько месяцев. Летом 1941-го его арестовали после того, как Молдавию оккупировали немецкие и румынские части, выбившие оттуда советские войска.

Правда, в тылу у оккупантов появились партизаны. В отместку за их нападения румыны практиковали расстрел заложников – такое происходило и в Бельцах. Этот город в сентябре 1941 г. стал центром «жудеца», вошедшего в румынское губернаторство Бессарабию, где опять было размещено несколько тысяч жандармов и полицейских.

Впрочем, им вновь пришлось ретироваться уже весной 1944 г. под натиском Красной Армии, и в Шофрынканы надолго вернулась советская власть. В тот же год здешняя церковь перестала действовать почти на полвека. Зато в селе опять появился колхоз, на этот раз «Победа Октября», который в 1967 г. устроил в храмовом здании свой историко-краеведческий музей. (Экспонаты его в начале 1990-х попросту растащили по домам).

А еще в советское время в Шофрынканах проложили тротуары, подвели водопровод. Как утверждала в 1984 г. в очерке о селе районная газета: «Добротные светлые дома, асфальтированные улицы придают ему сходство с поселком городского типа». Здесь даже работал книжный магазин.

Сегодня колхоза уже нет, хотя память о нем по-прежнему жива. Например, некоторые краеведы до сих пор с гордостью повествуют о том, что колхозный автопарк насчитывал 85 тракторов, десятки грузовиков и комбайнов.

История сохранилась и в кое-каких местных названиях: так часть Шофрынкан и поныне известна как Радовичи. Русиновскими корнями, видимо, можно объяснить и преобладание в селе по сей день жителей, относящих себя к украинцам. Впрочем, о происхождении своих далеких предков им, как правило, ничего не известно.

Близ шофрынканской церкви, где опять ведутся службы, недавно восстановили, как его здесь называют, «могильный комплекс» – несколько старинных надгробий. Считается, что они-то и принадлежат греческим предшественникам пана Ижаковского, а сам он будто бы покоится под отдельно стоящим неподалеку большим памятником (там, где хотел устроить новое общественное кладбище). Однако надписи на всех надгробьях настолько стерты, что ни подтвердить, ни опровергнуть это утверждение не возможно.

Говорят, у церкви до сих пор сохранилась изначальная облицовка, лишь ее окна и крышу пришлось заменить. Вот только службы в ней нынче отчего-то посещают плохо, даром что трансляция через звукоусилитель разносится по окрестностям. Даже столь большой церковный праздник, как Троицу (кстати, по-местному «Храм»), шофрынканцы предпочитают справлять не столько молитвой в храме, сколько домашним холодцом. Так что если подходить с мерками полуторасотлетней давности, здешняя церковь была бы все же приписной, а не самостоятельной.

Научный центр историко-генеалогических исследований “Редкий Элемент”