Из воспоминаний композитора Евгения Доги о Кишинёве.
Евгений Дога родился 1 марта 1937 года в селе Мокра Рыбницкого района, ныне территория непризнанной Приднестровской Молдавской Республики. Отец погиб на войне. Будучи ещё ребёнком, любил слушать сельский оркестр, пытался что-то придумывать для него. После окончания семилетней школы отправился в Кишинёв, где в 1951—1955 годах учился в Музыкальном училище им. Ш. Няги по классу виолончели.
О Кишинёве можно говорить и писать бесконечно. В Кишинёве прошла моя юность, здесь я получил профессиональное образование, здесь я начал свой трудовой путь и прошли мои первые свидания.
Когда я первый раз очутился на центральной улице города, мне показалось, что всё небо над ней покрыто проводами. И действительно, проводов было много, ибо проходили над улицей линия трамвая, который ещё курсировал, линия только что начинавшего работать троллейбуса. Да ещё и старые электрические провода не везде были демонтированы. Улица тогда была узкой и довольно разбитой. Там где сегодня Дом Правительства, стояли стены разрушенной духовной семинарии, на руинах которой проводились симфонические концерты.
Я видел, как по утрам на грузовиках под серьёзным конвоем привозили зэков на строительные площадки полуразрушенного города. Их бараки располагались не совсем далеко от города, и мне не раз приходилось проезжать мимо них, когда ехал на попутной машине домой к маме. Вечером подъезжали грузовые машины и увозили бедных «врагов народа» обратно в эти «гадюшники».
Музыкальное училище, в котором я учился, находилось на один квартал ниже главной улицы, а рядом был музыкально-драматический театр, куда нас, студентов, пускали на спектакли бесплатно. Там я просмотрел множество постановок современных в то время авторов, в которых играли очень талантливые артисты из бывшей Автономной республики, что была до войны на левом берегу Днестра, а также новые артисты из Бессарабии. Чуть подальше был, и сегодня есть, театр имени Чехова. Там я, только ещё начинавший входить в мир музыки, за кулисами что-то напиликал на виолончели, куда меня пригласили поиграть бесплатно в какой-то пьесе Шекспира. Волнений было так много, что временами меня затуманивало и я ничего не видел, и, вероятно, ничего и не слышал.
Последствия войны ещё сильно ощущались не только тем, что везде были развалины и очень много жителей, в основном местные, жили в подвалах, а и тем, что ещё не хватало продуктов питания. Я прекрасно помню, какая страшная засуха была несколько лет после войны у нас. Люди пухли от голода, умирали, и даже хоронить их было некому. Когда я приехал в Кишинёв, мама иногда присылала мне в мешочке сухари, которые чаще всего ночью их у меня своровывали мои же коллеги. Наше общежитие было тоже в подвале, правда, потом нас перевели на верх в привилегированные условия.
Там где сегодня прекрасный уголок отдыха нашего города «Валя морилор», были земельные участки на которых жители города выращивали картошку, фасоль, помидоры, всякого рода овощи. Я туда приходил, чтобы подобрать то, что пропустили хозяева этих участков. Из этих «трофеев» приготавливал на примусе прекрасный суп. Ели, конечно, сообща.
Стипендию в 140 рублей я откладывал в сберкассу и брал по 25 рублей каждую неделю. Остальное шло на профсоюз и общежитие. Мои однокурсники из Одессы тратили по 10 рублей в день! О, как я им завидовал и мечтал о том времени, когда нужда отойдёт от нас навсегда.
Вот там, где большая лестница на входе в парк, в сторону «Валеа морилор», есть очень красивая колоннада в стиле Онегина. Вечерами приходило туда много народу, чтобы отдохнуть и послушать музыку нашего ансамбля, в котором я играл на контрабасе. Стал уже «зажиточным» и мог пойти на «толкучку», чтобы купить с рук белые хлопчатые брюки с очень широкими штанинами. Потом я таким же образом приобрёл белый свитер. Мне нравилось быть аккуратно одетым, как мама меня содержала.
Но шли годы, и жизнь в Кишинёве поменялась очень быстро. В лучшую сторону.
После училища я поступил в консерваторию, про которую говорили, что до войны в Кишинёве её не было, а потом повторил её ещё раз по классу теории и композиции. Работал уже в профессиональном оркестре радио, виолончелистом, где играли великолепные музыканты ещё «старой румынской школы»: братья Саулеску, Г. Ширман, Д. Георгцэ, А. Давидов и др. В перерывах между репетициями они любили музицировать на темы музыки 30-х годов, а также музыки народной. Иногда и я пытался что-то путано подбирать на рояле под игру аккордеониста Д.Георгицэ или скрипача А.Ранги. Но мне всё казалось мало того, что я делаю. Я, проходя по улицам и глядя на прохожие пары людей, думал, как я смогу достойно ещё кого-то содержать?! И какое мое участие в этом мире, если звуки моей виолончели растворяются в оркестре и остаются незамеченными. Хотя, так мне кажется, я играл прилично на этом инструменте. Меня записали на радио ещё во время обучения в училище, а после консерватории телевидение сняло «клип» с моим романсом для виолончели с оркестром в моём исполнении. Я и сегодня горжусь им, смотря на себя юного и красивого. И о красоте. Я страдал всё время от того, что я не такой как все. То прыщи какие-то на лице мешали, то с ростом я надолго задержался, то скованность какая-то меня всё время сдерживала. На студенческие вечера отдыха, которые наша «тройка» организовывала, меня приглашали на танцы девушки?! А «тройка» эта были мои товарищи по комнате, с которыми мы ночи напролёт читали книги, которые один из нас знал, какие надо читать обязательно, ибо его научила избирательно читать мама-библиотекарь. Долго споря по темам прочитанного, разругавшись под утро, ложились ненадолго спать, потому что к 6 часам утра надо было идти в консерваторию и успеть занять класс для занятий по специальности.
Парк Пушкина, нынешний парк Штефана Великого, я пересекал по несколько раз на день по дороге в музыкальное училище. По выходным дням там играл симфонический оркестр. Иногда со знаменитыми гастролёрами из-за рубежа. Сейчас там кафе и симфонический оркестр уже не поместится. Да и частное оно. Не до симфоний.
А как оживленно было вечерами в центре города! Выходила молодёжь «показать себя, да и на других посмотреть». Наша «тройка» тоже была в их числе. Только что начали поступать к нам модные по тем временам одежды из-за границы. Это в основном из стран соц. лагеря. Мы экономили как могли, чтобы купить модную куртку из Чехословакии или плащ «болонию». Шик! Но всё для того, что бы привлечь внимание понравившихся нам девушек. Мы долго следовали за ними, шли туда-сюда от улицы Гоголя, нынешней Бодулеску-Бодони, до Комсомольской, ныне Михай Эминеску. Но ни разу не осмелились подойти к ним и познакомиться. Так и возвращались в свою 55-ю комнату общежития, сваливая вину случившегося друг на друга. Иногда даже давали «комсомольское «поручение» одному из нас, что бы сделать прорыв в этом деле. Но и это не помогло. Всё, оказывается, развивается совсем по другим правилам.
На улице Пушкина, где стоит ныне Дом печати, была редакция газеты «Молодёжь Молдавии». Туда я сходил несколько раз, чтобы присутствовать на литературных вечерах с молодыми поэтами. Вёл эти заседания молодой, а ныне известный широко талантливый писатель Кирилл Ковальджи. Я тоже писал в то время стихи, но ни разу их никому не читал. Но для меня это было интересно, потому что помимо знакомства с поэзией и начинающими поэтами, я узнал многое из теории поэзии, формах и стилях, технике стихосложения и т.д. Тайком я и музыку стал придумывать и записывал в тетрадку, которую тщательно прятал. Мой коллега по комнате тоже сочинял романсы на стихи Р.Бернса, но он нам их показывал и восторженно напевал. …и я, окончивший консерваторию по композиции, тоже перестал писать, чтобы не заполнять мир музыки ещё и моими поделками.
Но случай привёл меня на студию «Молдова-филм». Там жизнь кипела. Работали прекрасные режиссёры, сценаристы, художники. Молдавские фильмы выходили на широкий экран в стране и даже за рубежом. Студия размещалась в центре города за спиной католического костёла и на небольшом расстоянии от уцелевшей колокольни немецкого костёла, в которой находился Дом офицеров, насколько мне помнится. На большой площадке студийного двора всегда было много народу, который собирался «покурить», выходя из монтажных комнат или из тех, что приходили на кинопробы в надежде на везение.
Композитор Евгений Дога и певица Надежда Чепрага перед работой (60-тые годы). Автор – Иван Кибзий.
Это наш город и я его люблю и скучаю по нему, будучи большую часть за его пределами. Здесь я получил образование, здесь я состоялся, здесь я создал семью, здесь мои почитатели. Сюда я приглашаю своих зарубежных друзей. Здесь у меня музыкальный салон за счёт своей, а не государственной, жилой площади, куда я тоже приглашаю на посиделки близких по духу людей, чтобы послушать музыку, пообщаться, и просто увидеться. Это город, которому я посвятил несколько своих музыкальных произведений, среди которых Гимн «Мой белый город». Я очень надеюсь, что страсти посидеть в кресле руководителя города утихнут и всё, что он имеет хорошее, сохранится. Просто нужно быть поближе друг к другу, любить друг друга, любить, а не хаять свой город и понимать, что всё в этом мире не просто и к простому идти сложнее, чем к иллюзорным фантазиям. Классики это доказали своими сочинениями. Как просто писал Моцарт! А сколько величия и мудрости в его музыке.
(в сокращении)
23 мая 2015 г.
источники dogamusic.com
фото: oldchisinau.com